Сильвио Берлускони – Премьер Италии

Во всех областях Италии РАИ располагает своими постоянными редакциями. В основных зарубежных странах аккредитованы корпункты РАИ. В отделе 27 % штатных сотрудников – женщины.

Среди руководства – всего 10 % женщин, среди профессиональных журналистов – 18 %. Вокруг женского «присутствия» на телестудиях в октябре 1991 года развернулась забавная баталия, получившая в прессе название «война женщинам», которую никто, конечно, не принял всерьез, но так или иначе в нее оказались втянутыми директора всех тележурналов: Бруно Веспа, Альберто Ла Вольпе и Алессандро Кольци.

Затеял эту «войну» Данило Скарроне. Он заявил, что готов к «вооруженной борьбе». В качестве оружия изобрел и избрал «стрелы с мышьяковыми наконечниками» против… женщин. Разумеется, до боя, в прямом смысле, дело не дошло, но смеха было немало. Данило-мастер изрекал, что женская красота с экрана мешает зрителю усваивать информацию. Особенно это касается ведущих – «небесно-эфирной» Марии-Луизы Бузи, жгучей блондинки Тицианы Феррарио и южанки Кармен Лазореллы. В пример он поставил TV Берлускони, который не доверял (и справедливо) ведущим, излучающим женские чары.

По телевидению даже расползлись слухи о создании «тайной организации рассерженных мужчин». Впрочем дальше слухов дело не пошло, но Данило Скарроне приобрел репутацию «героя-женоненавистника на TV».

На частных каналах «война против женщин» не поднималась. Директор «открытой студии» Эмилио Феде отшутился всерьез. Он заявил, что принял брошенную гостелевидением перчатку и взял себе замом… женщину. На всякий случай. Но без мышьякового наконечника.

Не только директора государственных и частных каналов играют важную роль, но и директора-редакторы основных рубрик. Например, редактор внутренней политики. Он предоставляет по закону 3 часа каждой политической партии, имеющей депутатов в парламенте. Каждое выступление не должно было превышать 10 минут. Возникали противоречия: одна партия имела более 30 % избирателей, другая – 5–7 %. Можно ли было их возможности уравновешивать? Директор и редактор рубрики находили формы «взаимопонимания». Понятно, трудно, но, как оказалось, возможно.

Секретари политических партий выступали в самые сложные моменты. Рядовые и кадровые члены партии имели также значительный вес, но практически не учитывались, однако к их мнению в Италии прислушивались серьезно. Но «вода, как известно, камень точит», комментировал Алессандро ди Паоло. Холдинг РАИ думал о своем политическом лице – реноме. Если переданная информация не подтверждалась, то нес ответственность не только журналист, но и лично директор канала РАИ.

Контроль за содержанием программ РАИ осуществлялся парламентской комиссией, состоявшей из представителей всех ведущих политических партий страны. Этим подчеркивалось, что общественное мнение может быть объектом обработки не только правительственной коалиции, но и оппозиции. Эта «разнополярность» и плюрализм имели свои преимущества в конкуренции с частным телевидением, которое представлялось конкретными именами, чьи позиции в значительной мере предопределяли тон и характер выступлений журналистов канала по определенным, особо важным внутри- и внешнеполитическим событиям.

В октябре 1991 года РАИ переживал нелегкие времена, которые начались еще лет 10–15 назад. Но осенью 1991 года достигли, пожалуй, своего апогея. Проблемы заключались в политических разногласиях, в финансовых трудностях, в творческой неудовлетворенности, в технических слабостях. Нужны были и «инъекции» извне.

В конце сентября – начале октября служащие РАИ находились в постоянном напряжении. Многим грозило увольнение. В воскресенье 1 октября произошел взрыв, который на телевидении сравнивали с извержением Везувия или Этны. Главный обвиняемый – Микеле Санторо, ведущий программы «Самарканда», программы, пользовавшейся популярностью, нацелил острие критики на этот раз не только против мафии, но и против тех политиков, которые ее поддерживали. 4 октября административный совет РАИ вызвал Микеле «на ковер», ожидалась яростная головомойка.

В журналистских кругах прошли слухи, будто Микеле Санторо собирался даже покинуть РАИ и подписать контракт с главным конкурентом гостелевидения – частным концерном Сильвио Берлускони «Фининвест». Конкуренция бывает и орудием шантажа. Сведения не подтвердились. Директор третьего канала РАИ взял под защиту ведущего и решительно скрестил шпаги с генеральным директором РАИ Джанни Паскуарелли (представитель христианских демократов занял эту ключевую должность в июле 1989 года после долгих и трудных переговоров между ХДП и социалистами. Президент РАИ – Энрико Манка, социалист, практически разделил партийную власть на гостелерадио). В коридорах здания на улице Маццини – штаб-квартире РАИ – заговорили о «пакте двух подписей». Только директор РАИ-3 Анджело Гульельми не был намерен отступать. «Сделаем все, чтобы Санторо остался на гостелевидении. РАИ – не самоубийца, – заявил он. – Иначе РАИ угрожает политическая гибель». И выстоял.

Параллельно с этим скандалом на телевидении вспыхнула и «другая война». Впал в немилость директор РАИ-2 Джанпаоло Содано. 2 октября 1991 года на конференции в Рива-дель-Гарде он позволил себе покритиковать «перестройку» РАИ, которую выпестовал Джанни Паскуарелли и бережно вынашивал в своем портфеле. Генеральный директор выждал 24 часа, и открыл огонь со всех калибров теперь уже по Содано. У главы второго канала было два выхода, считал Паскуарелли: или объясняться перед генеральной дирекцией, или… пожинать плоды. Газета «Репубблика» так комментировала альтернативу: если Содано не согласен с политикой фирмы, то ему предстоит подать в отставку и отправиться к С. Берлускони, который его ждал с распростертыми объятиями.

Газета «Ла воче репуббликана» резюмировала: «Отныне перед глазами всех открылся серьезнейший кризис на гостелевидении…» И выход намечался благодаря частному TV С. Берлускони. Он стабильнее и сильнее…

В то время в Италии в море эфира шла и «третья война» – война между РАИ и частным теледомом С. Берлускони. Журналисты, анализируя программы двух конкурентов, позволили себе сделать вывод, что между РАИ и тремя каналами «Фининвест» пролегла внешне мирная, но тревожная полоса. Берлускони был не согласен: «Никогда никакого мира не было и нет. Всегда была и есть конкуренция, даже тогда, когда по некоторым позициям интересы сходились. Рано или поздно мы победим РАИ».

Но какие бы повороты ни принимали вспышки этих «войн», действия сторон, решения, что, когда и как транслировать по телевидению, мог регламентировать только государственный закон. Он должен был учитывать все тонкости телерынка, конкуренции, финансового баланса общественного и частного телевидения. Только закон определял возможности конкурирующих секторов. Частный капитал достиг в 80–90-х годах таких размеров, что левые партии парламента, и не только они, желали видеть новый закон о телевидении и печати «антитрестовым». Но это вряд ли могло произойти в Италии, как, впрочем, и во многих других развитых странах Европы и Америки, там, где капитал, как рыба, ищет, где вода глубже.

Итальянский закон о телевидении был назван в стране «законом Оскара Мамми» – по фамилии бывшего министра почт и телекоммуникаций.

В Италии о поводах чаще говорят, чем о сути. Так было и летом 1990 года, когда поводом для очередных острых внутриполитических разногласий стало обсуждение в парламенте проекта нового правительственного закона о СМИ и, в частности, о телевидении. Ранее действовавший закон явно устарел. Он был принят еще в 1976 году и не соответствовал расстановке сил в политических, деловых и культурных кругах, не регулировал финансовых отношений, связанных с TV государственного и частного секторов.

За эти годы вырос, окреп концерн итальянского международного телевидения – дом Берлускони, который стал также издателем многих газет и журналов (ориентировавшихся, главным образом на итальянскую социалистическую партию – ИСП). Капитал частного телевидения складывался из многих компонентов, но они были тщательно прикрыты коммерческой тайной. Об открытости – транспарентности – еще не говорили. Зрители же, как правило, о богатстве судили лишь по рекламным роликам, которые в среднем на 30 секунд по 60–70 раз прерывали прокатывавшиеся по частным каналам фильмы. Безусловно, это, с одной стороны, чрезмерно удлиняло фильмы и мешало просмотру, а с другой – «лопатой» и даже «конвейером» наполняло сейфы владельца частных телекомпаний. (По данным газеты «Стампа», «Фининвест» за прокат рекламы получал 25 % от общих в стране расходов на рекламу. И ее смотрели 50 % зрителей.) При этом сам Берлускони считал, что занижение цен на рекламу, чем занималось РАИ, подрывало рынок. Все были согласны в одном: пришла пора урегулировать положение на телевизионном рынке (но по-разному), принять такое соломоново решение, которое бы удовлетворило все стороны – и РАИ, и «Фининвест». Был найден компромисс: фильмы будут прерываться рекламой не больше трех раз, но не ранее чем с 1992 года, а возможно, и с 1993 года. (Законы здесь быстро забываются. Закон, что дышло…)

Вопрос о новом законе, как писала «Коррьере делла сера», за 14 последних лет тысячу раз кочевал между дворцами, где заседают правительство, Палата депутатов и Сенат. Его значение понятно, ибо он в основе своей касается проблем финансирования средств массовой информации, взаимосвязи гостелевидения и печати с могущественными финансовыми концернами, в частности с Берлускони, чьи редуты уже выглядели несокрушимыми, а фортификации непроходимыми.

Но все-таки не только упорные попытки сопротивления тресту Берлускони стояли за кулисами кризисной ситуации 1990 года. Уже просматривался выход из кризиса «мирными средствами». Но какие-то механизмы еще не срабатывали. Так что же все-таки чуть не толкнуло страну к 50-му по счету кризису? (Кризис этот произошел в апреле 1991 года).

… В воскресенье, 5 августа 1990 года, вечером, позже, чем в других административных зданиях Рима, погасли огни во дворце Мадама – резиденции Сената итальянского парламента. Там была поставлена последняя точка: открытым голосованием принят закон о телевидении. Одобрены нормы, регулирующие деятельность государственного и частного радиотелевидения. (После опубликования в официальном вестнике закон вошел в силу.) В понедельник, 6 августа, газеты дали скромные комментарии, резервируя за собой право и возможность вернуться к «закону О. Мамми» в ближайшие дни, недели и даже месяцы, уже после традиционных августовских каникул. По мнению же сенаторов, это было лишь короткое затишье перед очередными схватками. Уставшие от борьбы стороны подводили итоги, подсчитывали плюсы и минусы. Но, как бы там ни было, закон о телевидении был принят. Вино, как говорят, не льют, его надо пить. В тот же день, 6 августа, О. Мамми, в то время министр-республиканец, руководитель ведомства почт и телесвязи, что высится на римской улице Америки, пришел на первую прессконференцию. Он, как это было принято по протоколу, выразил удовлетворение завершенной работой, но и объективно отметил, что, конечно, не все одинаково оценивают новый закон. Одни – максималисты (судя по всему, речь шла о коммунистах, левых независимых и левом крыле христианских демократов) – называли закон «плохим», другие – «сбалансированным», а третьи – «важным шагом вперед». Таким образом, в средствах массовой информации был представлен плюрализм мнений, как это зафиксировано в статье 21 Конституции Итальянской Республики. Закон О. Мамми был зарегистрирован под № 223 от 6 августа 1990 года.

Но подлинный плюрализм, отмечалось в комментарии третьего канала РАИ, оказался загнанным в «тесную политическую клетку». Как следовало понимать, например, статью 41 нового закона? По ее положениям для государственного и частного телевидения фильмы, продолжающиеся 110 минут, могут прерываться рекламными роликами не более трех раз; следующие 110 минут той же ленты – 4 раза. Три государственных канала при создании дневных программ могли использовать рекламные ролики, но они не должны занимать более 4 % телевизионного времени и всего в течение 12 минут могли монтироваться в какой-либо самый удобный час телевещания. Для частных компаний, прерывающих почти каждый фильм десятки раз, тоже были установлены «ограничения». Определялась возможность прокатывать ролики в пределах 15 % общего телевизионного времени и не более 18 минут в час. И, наконец, тоже 15 %-ный «лимит» и 20-минутное предложение рекламы в определенный час установлен для областных и провинциальных телекомпаний, а их, напомним, было более 700 в Италии! Море рекламы!

Против засилия рекламных роликов выступали практически все видные деятели искусств Италии 80-х годов: Феллини и Сорди, Карра и Моравиа, и сотни менее знаменитых. В обиде были даже гении веков минувших: экранизация их произведений без всякой связи с действием варварски прерывалась коммерческой рекламой. Особенно безжалостны частные фирмы были к Твену и Хемингуэю, Моцарту и Бетховену, Гете и Сервантесу, Стендалю и Верди.

Пока суть да дело, пока многие тщетно возмущались, и бились о «стену», дом Сильвио Берлускони, владевший самыми популярными частными каналами («Канале-5», «Италия-1», «Рете-Куаттро»), получал ежегодно 2 трлн лир от телерекламы. Для сравнения замечу, что в 1989 году, по подсчетам экономистов, все итальянские газеты распределили между собой 2 трлн 800 млн лир, полученных от рекламы, и столько же забрал один Берлускони. Суммы эти огромны, и их разыгрывали на зеленом сукне гранды теле-газетно-журнальных трестов, и среди них, конечно же, Сильвио Берлускони. Уступать он не собирался. Не для того мы боролись 12 лет, заявил он. «Гостелерадио – это рак нашей системы» и требует хирургической операции. Если бы общество существовало полностью по законам рынка, как частные предприниматели, то РАИ давно бы провалилось». Это были уже выстрелы в адрес руководства РАИ.

Итак, по закону прокат рекламы на телевидении должен был уменьшиться. Но с какого времени? Только с января 1993 года. А за оставшийся период утечет немало времени и денег. И известно куда. А что будет после 1993-го? 1994, 2000 и 2003 годы.

«Италия идет не в ногу с Европой», – заметил Джузеппе Менелла из газеты «Унита». В европейском сообществе 15 февраля 1990 года уже принята «общая установка», регламентирующая нормы проката рекламных роликов с 3 октября 1991 года. Но за Альпами, на Апеннинах, об этом, видимо, мало кто слышал, а если и слышал, то позабыл и не заметил, не придал этому документу значения. Газеты «Мессаджеро» иронизировала: «Чего стоят заявления о роли нашей старой и всегда новой Европы, ее движущей силе в истории, если быстро принимаемые документы так же быстро теряются на заваленных бумагами столах».

Но справедливости ради, следовало отметить, что в новом «телевизионном законе» были учтены и некоторые немаловажные факторы: на экранах Италии должны теперь демонстрироваться фильмы на 40 % европейского происхождения, из которых обязательно половина – итальянских. Таким образом, был дан определенный отпор засилию американского и японского коммерческого кинематографа.

Но все же от «закона О. Мамми», как антимонопольного, максималисты ожидали большего. Помимо урегулирования вопросов предоставления и трансляции рекламы, а значит коммерческого аспекта, они рассчитывали на более решительные меры при проведении так называемой «антитрестовской политики в области средств массовой информации».

Как выглядели эти меры? Примерно следующим образом: один концерн может контролировать два частных национальных телеканала и 8 % редакций всех итальянских национальных газет или один телеканал и 16 % национальных газет. Были и другие варианты: один газетно-журнальный холдинг может содержать до 20 % всей газетной продукции и так далее. А как быть, если у Берлускони три частных канала? Но и «Фининвест» – не из одного Сильвио состоял! А семья? В ней каждый может быть отдельным и юридическим и физическим лицом. Лабиринт. Игра больших цифр.

Данные, казалось бы, новые, ранее официально не представлявшиеся. Но многие в Италии их сразу назвали свидетельством «топтания на месте» или «прогрессом с черепашьей скоростью». Почему? Сокращение рекламного времени ведет неминуемо к повышению стоимости коммерческих роликов. А от этого, кстати, Сильвио Берлускони и другие лидеры TV с гигантским, трестовским размахом никак не проиграют. А что означает ограничение возможностей газетно-журнальных магнатов 20 %? Не подстегнет ли их это к новой экспансии? Подстегнуло. И вот почему: от общего пирога государственных доходов, по данным римской газеты «Репубблика», концерн «Мондадори» вместе с Сильвио Берлускони получил «ломоть» размером в 16,25 %, пресса агрохимического комплекса «Ферруцци» – 5,64 %, газетный дом Монти – 7,34 %, ФИАТ вместе с издательским гигантом «Риццоли» – 22,59 %. Оставшиеся 48,1 % газет, обычно называемые «и другие», под разными предлогами и с учетом ситуации без особого труда были втянуты в орбиту «четырех грандов». Телевидение, газетно-журнальное дело – это не только политика, это – большой бизнес, где нормы прибыли находятся на самом высоком уровне – 12,7 % на вложенный капитал против 8,8 % в других перспективных областях экономики Италии. Так что «антитрестовский» «закон О. Мамми» не отодвигал, а приближал капитал к миру информации, модернизировал и совершенствовал его. Вопрос же о рекламных роликах, безусловно, важный, но, на мой взгляд, был чисто косметическим, вторичным, хотя выдвигался (и не случайно) на первый план. Для удовлетворения просьб Феллини и Альберто Сорди. Как не порадеть родным и любимым.

…Сильвио Берлускони, подобравший ключи к газете «Репубблика», не защелкивал «браслеты» на запястьях журналистов и позволял появляться не совсем выгодным для него статистическим данным и аналитическим статьям, представлявшим объективную картину о взаимоотношениях (многие обозреватели называли эти отношения по-прежнему «войной») между государственным TV и частными каналами консорциума «Фининвест». О «войне» же, возможно, в 1991 году говорить было несправедливо. Пока официально трубили мирные трубы. Наступил так называемый телевизионный «рах». Сам Берлускони, как говорилось, слово «мир» в отношениях с гостелевидением не воспринимал. Но, говоря о «рах», стороны не исключали конфронтацию. Не потому ли усердно вычисляли компьютеры, чьи же все-таки позиции сильнее, у кого лучше перспективы, какой канал выглядел активнее, больше привлекал зрителей, приносил больше доходов. Для всех это было главным.

Анализ показал: в вечернее время госканалы платили более высокую цену, в дневное проигрывал Берлускони. В период кризиса в Персидском заливе три канала РАИ явно потеснили «Канале-5» и «Италия-1». Репортажи из военной зоны залива по гостелевидению смотрели 55,15 % зрителей, по каналам «Фининвест» – 32,76 %. Этот показатель наводил на размышления и позволял сделать вывод: материалы, представляемые гостелевидением, были более объективными, оперативными, достоверными. Эти три критерия определили не только интересы, но и уровень культуры итальянского телезрителя. Но заметим, что во время кризиса в Персидском заливе «Фининвест» по сравнению с РАИ вышел на более видную и широкую международную арену. И это был качественный шаг. Берлускони вел передачи во Франции, Испании; РАИ – нет.

В каждой программе «Теледжорнале» в 20 часов каналы «Фининвест» обязательно сообщали о положении на главной в стране миланской бирже, о курсе лиры по отношению к основным западным валютам, об уровне инфляции. Например, самым «дорогим» городом в сентябре 1991 года был Неаполь (+7,7 % – уровень роста инфляции); в Генуе и Болонье – 7 %; в Триесте – 6,3 %. Самым богатым (в полном смысле) – Мантуя. Первенствовал в информации «Канале-5».

На виа Маццини, в резиденции государственного TV, с тревогой считали, что и в составлении программ гостелевидение стало отставать. Но и интерес зрителей к «Канале-5» упал с 17,09 % до 15,05 %; к «Италии-1» – с 11,13 % до 9,18 %; «Рете-Куаттро» – с 9,34 % до 8,53 %. Конечно, язык статистики говорил о многом, но в Италии многое условно, а цифры – не абсолют.

Спортивные передачи, первенство мира по футболу «Италия-90», бокс, легкоатлетические и лыжные соревнования, автогонки «Формула-Уно» зрители смотрели с примерно равным интересом по каналам государственного и частного телевидения. На 1 августа 1991 года количество зрителей первой программы РАИ увеличилось на 978 тыс., второй – на 846 тыс., третьей – на 975 тыс. В августе 1991 года госканалы расширили передачи в расчете на зарубежного зрителя. Только в Америке италоговорящее население превышало 5–6 млн человек. И связь с ними была необходима. Речь шла не о пропаганде, а о финансах, о культурно-экономических связях с Италией по каналам TV. И Берлускони это почувствовал первым, сделал шаги в направлении расширения контактов.

В 1991 и 1992 годах расстановка сил в Италии не была стабильной. Общественный интерес к TV колебался, но маятник влияния склонялся (на 10–15 % больше) в сторону гостелевидения. Объяснение этому дала журналистка Лаура Делли Колли: «Сам мир приходит к равновесию, и разные полюсы идут к сближению; экономические расчеты, часто дающие “красный свет” на гостелерадио, заставляют виале Маццини жить и действовать по законам рынка, а “Фининвест” – координировать свои программы с РАИ, хотя на словах С. Берлускони с этим не согласен». Каким будет его телевидение в 2010 году, сказать трудно. Не потому ли директор «Теледжорнале» «Канале-5» Энрико Ментана так сформулировал свое «телекредо»: с 13 января 1992 года на частном TV будет больше телерепортажей и меньше слов. То, что не услышишь, – увидишь. Но важно и то, и другое. Зритель – не одна из китайских мартышек: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу…

* * *

«Думаю, телевидение постигнет судьба автомобиля. В 50-е годы он был мечтой, способом самовыражения. Выбрать себе машину означало продемонстрировать собственный вкус. Сейчас же речь идет всего-навсего о выборе транспортного средства. То же самое произойдет и с “малым экраном”» – так комментировал бывший итальянский министр почт и телекоммуникаций О. Мамми завершение срока подачи заявок на частное теле- и радиовещание. Срок этот был установлен в соответствии с принятым законом, регламентировавшим итальянский эфир. Чиновникам министерства пришлось поработать. Уже в августе 1990 года за разрешением вести передачи обратились 1404 телевизионных и почти 4 тыс. радиостанций широкого вещания. В сентябре к ним прибавились еще примерно 300 телехозяев (на 1 ноября 1991 года, по данным «Мессаджеро», было 1422 заявок от частных каналов). Никто не ожидал такого наплыва запросов. Положение РАИ усложнялось, Берлускони стратегически утверждал позиции частного сектора TV.

Больше всего претендентов на выход в телеэфир было зарегистрировано в районе Милана и Рима.[5 - В Италии проживает 57,8 млн человек, вместе с жителями из стран ЕС и имеющими вид на жительство – 67,84 млн человек. Иностранцев не из ЕС – 1,46 млн.В Италии 20 областей: восемь на Севере – Валле Д’Аоста, Пьемонт, Лигурия, Ломбардия, Трентино-Альто Адидже, Венето, Фриудли-Венеция Джулия, Эмилия— Романья; четыре в Центре – Тоскана, Умбрия, Марке, Лацио; восемь на Юге – Абруцци, Молизе, Кампаниа, Апулья, Базиликата, Калабрия, Сицилия, Сардиния.В Италии 96 провинций и 8101 общин (коммун). Общая площадь – 301 333 кв. км. Протяженность железных дорог – 19 471 км; шоссейных дорог – 444 281 км.] Из окружающей Милан области Ломбардия поступило 159 заявок на телевизионное вещание, из столичной области Лацио чуть меньше – 153. Что касается радиовещания, то больше всего заявок поступило почему-то с острова Сицилия. Феномен, трудно объяснимый, но факт. Здесь каждый житель – зритель TV.

Конечно, огромное количество заявок еще не означало, что столько же передатчиков разом выйдут в эфир, – он бы этого просто не выдержал. После того, как правительство окончательно определило полосы частот для широкого вещания, их и распределили по достоинству. При этом предпочтение отдавали, естественно, тем, кто уже давно занял место в эфире. «Закон О. Мамми» предусматривал серию достаточно объективных критериев качества предлагаемых программ, технической оснащенности станций. Кроме того, как считал сам экс-министр связи, «нельзя забывать, что телевидение остается мощнейшим средством массовых коммуникаций. И нам надо гарантировать плюрализм, тщательно применяя антитрестовские нормы». Это было в угоду левым, но больше на словах. Берлускони отнесся спокойно к подобным заявлениям.

* * *

Маурицио Костанца – один из ведущих программы «Канале-5» – частый автор итальянских СМИ. (Пишет на телевизионные темы и вокруг них). В номере журнала «Терцария» он выступил со статьей о платном телевидении, которое официально родилось в Италии 1 июня 1991 года. О нем давно велись разговоры в связи с расцветом платного телевидения в Америке, а в Италии сдвига не было, пока не развернул свои «легионы» «Фининвест» Берлускони.

Так, на основе собственной телесети появились три телепотока: «Теле+1», «Теле+2», «Теле+3».

«Теле+1» – это настоящий платный канал; «Теле+2» – относительно «свободный» от оплаты канал, по которому передавали спортивные соревнования. По «Теле+3», также свободному каналу, показывали сначала только один фильм в день. Но это было только начало. «Фининвест», чтобы не нарушать закон о печати, нашел среднего по финансовым возможностям партнера и через него начал активно действовать. Генеральный директор каналов «Теле+» Роберто Джовалли, чувствуя сильную поддержку, заявил, что к концу 1991 года у «Теле+» будут уже более 100 тыс. абонентов. (На 1 июля 1991 г. – всего через месяц после появления на свет – «Теле+» имело уже 40 тыс. абонентов). Причина успеха? Хорошее качество и подбор фильмов. Их было легко и удобно переписывать. Не было рекламных перерывов. Транслировали передачи круглые сутки. Опять Берлускони сумел учесть многие факторы и выиграл. Противник пропускал голы.

Стоимость годовой оплаты «Теле+1» определены были разумно – 500 тыс. лир. Подписку можно было произвести в любом радиомагазине. Каждый месяц подписчик получал журнал телепрограмм по «Теле+1».

«Телевидение в Италии называли пороховой бочкой, рядом с которой находиться опасно. Но как ни опасно, многие хотели бы владеть этой “бочкой”». Эту фразу-афоризм сказал несколько лет назад Альберто Моравиа. Я записал ее в свой блокнот и не раз убеждался, насколько она точна.

Моравиа не любил телевидения и проводил у экрана считанные минуты. Смотрел теленовости и фильмы о природе, животных, о путешествиях в Африку и Азию (незадолго до смерти в 1990 году он даже съездил в Кению). Моравиа считал, что телевидение Италии – это схватка монстров, борьба политических интересов. И в этой борьбе в выигрыше остается крупный капитал. Он говорил о частном телевидении, о могущественных монополистических трестах, подминающих под себя средства массовой информации. Но этот процесс был неизбежным и его никто не смог бы удержать. Да и нужно ли было сдерживать.

В Италии принимались, входили в тележизнь и устаревали законы, пытавшиеся вести «антитрестовскую политику», но все меры давления и пресечения, как правило, оставались на бумаге. Телевизионные гиганты, в частности Берлускони, находили формы не только выживания, но и усиления своего влияния, укрепляли свои позиции в TV и в газетно-журнальной сфере.

Берлускони – фигура, безусловно, сложная. С одной стороны, он расширял плацдармы своего политико-экономического влияния, с другой – способствовал прогрессу «малого экрана», газетно-журнального дела. Какая чаша на этих весах важнее? Однозначного ответа быть не может. Главное, ответ носит больше политический заряд.

Берлускони в Италии – не один частник на TV. Есть здесь и другие виды частного телевидения – так сказать, второго, третьего плана, например Теле-Монте-Карло, Рете-ОРО и др. Для многих из них TV – просто бизнес, приносящий дивиденды. В море бизнеса, как известно, оказываются не только победители, но и терпящие «кораблекрушение». Бывает разное.