Срок для адвоката

Срок для адвоката
Михаил Петрович Кербель

Городская проза
Отличное знание жизни – всегда преимущество для писателя, а Михаил Кербель знает то, о чем пишет, не понаслышке. Его остросюжетный роман посвящен событиям 70-х годов прошлого столетия, произошедшим на юге многонациональной Украины, где погромы и конфликты между цыганами, русскими и украинцами, а также беспредел местной власти приобрели неслыханные масштабы. В эпицентр этих событий попадает романтичный и талантливый молодой адвокат Марк из провинциального городка. Столкновение с жестокой обвинительной системой и карьеристскими устремлениями высокопоставленных чиновников круто ломает судьбу молодого человека. Опасность, предательство, любовь и борьба за выживание – все составляющие подлинной драмы держат внимание читателя от первой и до последней страницы.

Михаил Кербель

Срок для адвоката

Сердечно благодарю Михаила Унке, Анатолия Петровецкого, Григория Мармура, Анжелику Любченко и Сергея Бурханова за помощь в создании этой книги!

Основано на реальных событиях

Часть 1

Капкан

Джунгли

В тихом Херсоне

– Убива-ают! – отчаянный крик запыхавшегося цыганёнка пронзил знойную густую тишину старой цыганской мазанки, в которой Мария Михайчак только что прилегла вздремнуть после обеда.

– Скорее!.. Вашего Борю!.. У пивной бочки!.. На площади… – надрывался пацан.

Этим криком, будто ураганом, Марию вынесло из дома и понесло по улице. Её младшая ладная, гибкая дочь Надья, подметая улицу длинной цветастой юбкой, не отставала от матери. Вторая, старшая дочь Люба, беременная, с огромным животом, семенила за ними.

Подбежав к пивной бочке, они увидели троих парней с испитыми лицами, остервенело избивавших ногами Борю, двадцатидвухлетнего сына Марии. Стараясь кое-как прикрыть израненными руками окровавленную голову, катаясь по земле, он безуспешно пытался уворачиваться от ударов.

Недолго думая, Мария схватила валявшийся на дороге детский велосипед и с рёвом медведицы, спасающей своё дитя, бросилась на озверевшую троицу, нанося удары направо и налево. Ярость матери отбросила нападавших от её сына, которого она сразу же стала пытаться поднимать, чтобы увести домой.

Мария не заметила, как один из подонков – рыжий, приземистый и широкоплечий – с расквашенным ею носом, – держа небольшой нож в левой руке, подходил сзади, чтобы ударить её в спину.

Но зато его хорошо заметила шестнадцатилетняя Надья.

Вмиг, как дикая кошка, она прыгнула сбоку, повисла на уже занесённой для удара руке рыжего и изо всех сил впилась в неё зубами. А когда тот с коротким криком выпустил нож, она нагнулась, подхватила его с земли и в исступлении с размаху…

Удар – клинок, как в масло, вошел в разжиревшую от алкоголя печень гопника. Еще удар – в сердце.

Парень рухнул и остался лежать с ножом, торчавшим из его груди.

Смерть. Страшная и мгновенная. На миг все участники и свидетели драки застыли в оцепенении. А ещё через минуту их всех как ветром сдуло. Площадь опустела.

Но ненадолго. Уже через полчаса она заполнилась жителями посёлка. Тут же притащили откуда-то взятый ещё не обитый материей гроб, в который положили тело убитого. И с этим гробом на руках толпа потекла к центру города, по пути всасывая в себя от всех пивных бочек и распивочных точек десятки и десятки таких же выпивох, даже толком не понимающих, что происходит.

– Смотрите, люди, что делают с нами цыгане!

– Цыгане режут нас, люди добрые!

– Нас убивают среди бела дня!

Неуправляемая, ревущая в несколько сот глоток орда, по пути разбивая ларьки и переворачивая одиноко стоявшие машины, заполнила площадь перед обкомом партии.

Испуганная власть даже не пыталась разобраться. Она тут же объявила народу, что все без исключения цыгане будут сурово наказаны, а расследование начнётся немедленно и будет взято под контроль лично прокурором области.

Это подействовало как на быка – красная тряпка, как сигнал к атаке. Бросив гроб на землю, бунтующая орава ринулась назад, расправляться с цыганами. Но те уже успели исчезнуть. Тогда стали грабить и жечь цыганский посёлок, вымещая злобу на оставшихся беззащитными собаках и кошках.

ТРЕМЯ ЧАСАМИ РАНЬШЕ…

На площади, опустевшей после убийства, Люба, Мария и кое-как поднявшийся на ноги Борис всё ещё никак не могли прийти в себя.

Они со страхом смотрели то на труп, то на Надью, которая, опустившись на землю, обхватила голову руками и тихонько – даже не плакала – выла, не отрывая взгляда от мёртвого тела.

Первой опомнилась Мария – полная, с покрытым глубокими морщинами и слишком тёмным даже для цыганки лицом. В свои пятьдесят пять она выглядела лет на десять старше.

Чувствуя уже привычную боль в левой стороне груди («Опять сердце…»), она, закусив губу, рывком подняла Надью на ноги и, скомандовав голосом, привыкшим к повиновению: «Домой, все домой! Боря, а ты… идти сможешь? – Тот кивнул. – Тогда мухой за дядей Ромой, пусть едет к нам. Да поживей!» – первая посеменила по направлению к дому.

Добравшись до своей мазанки, она первым делом крикнула Любе:

– Корвалолу мне… накапай! – Но, не дожидаясь её и отодвинув вместе с Надьей сундук в сенях, вынула четыре небольших доски пола и по лесенке, кряхтя, спустилась в холодный подвал.

Там скучали несколько мешков картошки с проросшими клубнями. Она развязала один, стоявший в ряду последним, толкнула и опрокинула его на земляной пол.

Картошка разбежалась по полу, и показался плоский увесистый свёрток в голубой клеёнке. Мария подхватила его, выбралась наверх и быстро сунула его Любе.

– Что смотришь? Под юбки прячь. Под живот… Да поглубже. К тебе не полезут. Хотя… Всем уезжать надо. Ты, Люба, с детьми – первая… Своих и Борькиных возьми… ничего, влезете. Надью тоже. И давай в Николаев. К дяде Баро. А второй ходкой Рома нас с Борей и манатками отвезёт. Да смотри… всё, что мы собрали… у тебя теперь. Если с нами что не так… знаешь, что делать. Собирайтесь.

Кое-как превозмогая боль, которая, как ему казалось, сидела в каждой клетке тела, Боря доплёлся до дома дяди Ромы, но, не увидев во дворе старого голубого «Москвича», со стоном опустился на лавочку.

«Надо ждать, – подумал Борис, сознавая, что сейчас он один – надежда и спасение семьи, – из города нужно рвать когти как можно скорее».

Наконец долгожданный «Москвич» возник на горизонте. Борис поковылял к нему, опустился на заднее сиденье, быстро рассказал о происшедшем, и они помчались по направлению к дому Марии.

Примчались… Поздно…

После убийства на площади не прошло и десяти минут, как Лёшка, по прозвищу Молдаван, один из троицы, избивавшей Борю, а по совместительству сексот участкового инспектора, добежав до двери его квартиры, громко забарабанил в неё, зная, что звонок не работает.

Разомлевший от жары и выпитой за поздним обедом водочки, участковый Тетеря, огромного роста и неподъёмного веса краснощёкий лысый мужчина лет пятидесяти, в новых синих трениках и неопределённого цвета майке, открыл входную дверь, обитую коричневой кожей, протёртой в нескольких местах.

– Ты что, чёрт нерусский, охренел? Ты б ещё башкой своей дубовой постучал!

– Гражданин начальник, беда! Цыганы Борька, Надька и старая Мария нас побили! А Надька… Федьку Рыжего… замочила! – еле справляясь со сбившимся от бега дыханием, застрочил Молдаван. – Насмерть убила! Хватать их надо! Сбежит цыганва!

Хмель мгновенно вылетел из круглой башки участкового.

«Убийство на моём участке… Конец квартала… Квартальная премия…» – первое, что промелькнуло в его голове.

– Ладно. Понял. Чеши! – коротко кинул он Лёшке. Тетеря закрыл дверь, подошёл к телефону и позвонил начальнику РОВД домой.