– Почему ты такой жадный? Вроде бы совсем молодой…
– Я не жадный, просто хочу, чтобы все было по справедливости.
– Справедливость, – усмехнулся Джош, – это удобная иногда выдумка. В действительности ее не существует. Запомни это, парень, если хочешь стать настоящим стрелком.
– И, все же, пусть все будет по-честному.
– Не переживай, твои деньги останутся при тебе, – Джош поправил портупею, вытащил револьверы, внимательно осмотрел их. Объявил:
– Пойду за лекарем. Если вода закипит, сними.
– Ладно, – лениво отозвался Смиф.
– И постарайся не спать, все же здесь тридцать килограммов золота.
– Именно поэтому я еще не сплю, – сказал Смиф, высвободил из-под головы одну руку и показал револьвер. – Я наготове.
– Молодцом, парень, – подмигнул ему Джош и, улыбаясь, покинул комнату.
Он шел по улице, развернув плечи и высоко держа голову. Револьверы в кобурах мягко шлепали по бедрам, золотой брусок оттягивал карман. Безлюдная деревня словно затаила дыхание, исподтишка наблюдая за чужаком. Джош видел, как в темных окнах мелькают пятна лиц. Он видел, как колышутся занавески – за ним следили и словно бы чего-то ждали.
Он остановился перед лавкой. Прочитал объявление, потекшее чернильными ручейками:
«Мы работаем круглосуточно. Если заперто, стучите. Если не открывают, стучите громче.»
Усмехнувшись, Джош занес кулак,
«…стучите громче…»
но постучать не успел – дверь сама распахнулась. За ней стоял приветливо улыбающийся румяный толстяк в мешковатой одежде, изрядно потертой, но чистой.
– Заходите, – сказал он, лучась счастьем.
Джош перешагнул порог.
Внутри было тесно, сумрачно и пыльно. Полки и стеллажи, забитые различными товарами, занимали почти все пространство комнаты. Проходы меж ними были так узки, что двигаться по ним можно было лишь боком, да и то с немалым трудом. Джош представил, как пробирается среди своего хозяйства этот румяный здоровяк, и хмыкнул.
– Что вас интересует? – спросил лавочник, улыбнувшись еще шире.
– Прежде всего порох, – сказал Джош.
– Сколько?
– Пятьдесят мерок.
– Пороху осталось мало, но думаю, мерок сорок найду. Что еще?
– Карбид для горелки. И одежда: плащ, рубаха, штаны.
– Ткань, кожа?
– Штаны и рубашку из лучшей ткани, плащ, конечно же, кожаный.
– Это все у меня есть. Еще что-то?
– Свинец.
– Свинец кончился.
– Кончился? – Джош нахмурился.
– Да. Два дня назад.
– Пули?
– Нет.
– А патроны есть?
– Какого калибра?
– А какие есть?
– Никаких нет, – улыбка толстяка чуть потускнела. Он, как мог, старался изобразить участие.
– Зачем же спрашивать?
– Привычка.
– Странная привычка для лавочника.
– Мне так не кажется. Что еще?
– Бинты и спирт.
– Это есть. Все?
Джош задумался, почесал в затылке. Вроде бы, все.
– Все.
– Хорошо, сейчас принесу, – здоровяк, втянув живот, проскользнул в щель меж стеллажей и исчез из вида. Только слышно было, как поскрипывают половицы под тяжестью его упитанного тела.
Джош огляделся.
На полках возле входа лежало всякое барахло: пыльные свертки материи, поеденные молью и мышами, какие-то круглые камни, возможно старые пушечные ядра, ржавые гнутые гвозди, стопки желтой бумаги, чьи-то истлевшие кости, вполне может быть, что человеческие… Основные ценности, видимо, находились в глубинах помещения, в лабиринте стеллажей. Узкие окна лавки были забраны коваными решетками, тяжелая дверь с внутренней стороны обшита медными листами и укреплена металлическими полосами. Прочный металлический засов не поддался бы и тарану.
– Чем будете платить? – в облаке пыли возник из-за стеллажей лавочник, бросил на маленький столик мешочек с порохом, свернутую одежду, бинты, кусок карбида, тщательно запеленатый в слюду. Аккуратно поставил пузырек со спиртом.