В ответ на преференции князь обязался оказывать ромеям военную помощь. За ним признали титул великого князя русского: «Мы от рода руского, Карлы, Инегелд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид, иже послан от Олга, великого князя русского, и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояр и от всех иже суть под рукою его сущих руси».
Прежде римские императоры именовали правителей Руси архонтами – не титулованными владыками, равными старейшинам своего народа. Вещий Олег признан Великим князем русским. В договоре с его согласия оговорен только один запрет: русские купцы не имеют права на постоянную базу с зимовкой в устье Днепра: «И да не имеют русь власти зимовати в устье Днепра, Белобережа…» Они опасались, что иначе устье Днепра и контроль торгового пути по нему («из варяг в греки») перейдут к росам, как они называли наших предков. Князь уступил, намереваясь вести торг с ромеями, быть с ними в согласии в условиях формирования единого государства. С заключением договора («сотвориша мир и уряд положиша») с ведущей мировой державой создавались благоприятные условия для развития Руси.
Мыслил сакрально, космическими категориями, называя Киев матерью: «Се буде мати градам русским» («Это будет мати городам русским»)[11 - ПВЛ. – М., Институт русской цивилизации, «Родная страна», 2016, с. 70.]. Одной этой фразой открыл свою сущность, державную даровитость.
Впоследствии с появлением удельных князьков, разных иванов, не помнящих своего родства, Русь понесло вразнос. Однако слово Вещего Олега и ныне актуально, особенно после того как «прорабы перестройки» размежевали землю Русскую «по долям и весям».
Историк М.Л. Серяков дал достойную оценку деяниям князя: «Сделав свою новую столицу „мати“, или, по иранской терминологии, рату, то есть не только главой, но и хранителем-защитником всех остальных русских городов, Олег установил космический миропорядок в только что созданном им Древнерусском государстве, включив Киев, а через него и всю страну в общий контекст вселенского закона роты. Военно-политическая акция по объединению страны была завершена и надежно закреплена сакральным актом»[12 - «Голубиная книга». – М., «Вече», 2018, с. 362.].
Князь установил общий порядок в связи с космосом и взял на себя обязательство обеспечивать его соблюдение. Он вложил в свое завещание важную сакральную мысль: быти Киеву мати городов русских в том ее значении, которое Закон имел во Вселенной, а мати имела в русской духовной традиции.
Народ назвал его Вещим, закрепив за ним историческую роль в создании единого государства с установлением равноправного («бессорного») мира с Римской империей, положившего «межю христианы и Русью бывшую любовь», означающей терпимое отношение друг к другу, включая мировоззрение.
Княжил долго, успел много, что не устраивало соседей-рабовладельцев, стремившихся к своему господству над миром, – Русь укреплялась и превращалась в опасный для них альтернативный выбор, как позднее СССР, для закабаленных народов.
Сведения о дате смерти самого князя разнятся. Согласно летописи, князь умер после заключения договора с ромеями. Углубленный в эту тему историк С.Э. Цветков, ссылаясь на предания, утверждает – на пятый год после возвращения из похода на ромеев[13 - «Русская земля». – М., «Центрполиграф», 2012, с. 7.]. Историк А. Беляков не без сомнений отметил: «заключить такой шикарный договор и сразу умереть»[14 - «Подлинная история Древней Руси». – М., 2010, с.79.].
Летопись связывает смерть с боевым конем и волхованием, мифологизируя смерть коня и князя в единую историю: «И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и помянул Олег коня своего, которого когда то поставил кормить, решив никогда на него не садиться. Ибо когда то спрашивал он волхвов и кудесников: „Отчего я умру?“ И сказал ему один кудесник: „Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе умереть!“ Запали слова эти в думу Олегу, и сказал он: „Никогда не сяду на него и не увижу его более“. И повелел кормить и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев, однажды вспомнил своего коня, от которого когда то волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: „Где конь мой, которого приказал кормить и беречь?“ Тот ему ответил: „Умер“. Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: „Неверно говорят волхвы, но все то ложь, конь умер, а я жив“. И приказал оседлать себя коня: „Посмотрю на кости его“. И приехал на то место, где лежали его голые кости и голый череп, слез с коня, посмеялся и сказал: „Не от этого ли черепа смерть мне принять?“ И ступил ногою на череп, и выползла из черепа змея и ужалила его в ногу. И оттого разболелся и умер он. Оплакивали его все люди плачем великим…»[15 - ПВЛ. – М., Институт русской цивилизации, «Родная страна», 2016, с. 81.]
Странно в этой трагической истории то, что любимый княжеский конь не был захоронен, будто специально брошен в степи под Киевом, чтобы убить князя.
В смерти князя заподозрили ромеев и хазар, а монахи при составлении летописи обыграли обе смерти в своих интересах: русская вера не истинная, даже державный князь, названный «Вещим», смалодушничал, доверившись лукавому предсказанию волхвов, сам перед смертью засомневался в вере отцов, назвав волхвов лжецами.
Со стороны монахов в противостоянии с прежней верой, предсказаниями, волхвами это был сильный ход: вера волхвам равнозначна смерти. Из волхвования в отличие от спасения молитвой создавался образ опасного «коллективного греха» с «дьявольским наваждением и сатанинскими делами, творимыми врагами рода человеческого и слугами зла».
Не все современные историки разделяют подобную скорбь монахов: «Какие симптомы от укуса змеи? А от отравления? Похожие»[16 - А. Беляков, «Подлинная история Древней Руси». – М., 2010, с. 79.]. В ссылке к этой фразе историк обратил внимание на то, что летопись составлялась при киевском князе Святополке, сыне Владимира, при котором хазары после гибели Святослава доминировали в Киеве.
Князя и коня соединила змея, свидетельствуя о ритуальном характере отравления, остановившего князя на пути собирания и укрепления Руси (укус ноги из головы коня). Он почил, успев собрать русские земли в единой державе. Его гибель в летописи расписана так, что даже такой великий и вещий князь, оставаясь в прежней вере, обречен в его благородных планах. Всякий следующий князь ставился перед тем же выбором – ты обречен, если пойдешь тем же путем.
Иван Грозный то ли не оценил заслуги Вещего Олега в собирании земли Русской, то ли исходил из династических соображений: не поместил Вещего Олега рядом с Игорем и Святославом на стене Грановитовой палаты. Хотя для памяти потомков его светлого образа рядом с ними не хватает. По признанию летописи, до него «каждый своим обычаем жил».
С его смертью печенеги, державшиеся Руси, перебежали к империи, с 920 г. возобновили набеги на Русь. Император Константин Багрянородный в своем литературном труде «Управление империей» отмечал: «Когда император ромейский живет в мире с печенегами, то ни русы, ни турки (венгры) не могут совершить вред нападением на ромейскую державу».
Хазары захватили Волжскую Болгарию, мурому и мерян, возобновили строительство опорных крепостей в западном направлении[17 - В.Е. Шамбаров, «Войны языческой Руси». – М., «Вече», 2018, с. 267–268.].
Русь осталась без достойного преемника. Кто им стал, точных сведений в летописи нет. Историки ограничиваются предположительными версиями, сходясь разве что на имени – Олег. По мнению С.Э. Цветкова, киевский стол занял один из светлых князей по имени Олег[18 - «Русская земля». – М., «Центрполиграф», 2012, с. 20.]. Институт русской цивилизации, издавший «Повесть временных лет», полагает, что княжеский стол занял сын Вещего Олега по имени Олег[19 - М., «Родная страна», 2016, с. 23.]. Некоторые историки ставят Игоря на место Олега, хотя был мал летами и воспитывался на новгородчине.
Смутная память о преемнике объясняется его невыразительным княжением. Повоевал с печенегами, однако торговый путь по Днепру оставался безопасным, как и прежде до устья Сулы, где стоял последний русский город Воинская Гребля, после него на протяжении многих верст речной путь у днепровских порогов стерегли печенежские засады, охотившиеся за купеческими караванами.
Торговый сплав по Днепру изменился к лучшему с ухудшением межрелигиозных и межгосударственных хазаро-ромейских отношений. В тридцатые годы десятого столетия дружба между ними перешла в фазу враждебности, когда империя при императоре Романе I Лакапине (920–945) потребовала от хазарской общины принять их религию, подбадривая свои требования репрессиями. Императору подсказали, как многолюдна, влиятельна и непредсказуема хазарская община купцов и ростовщиков, не несущая обязательств перед империей и вхожая во враждебные арабские кочевья.
Выдвигаются разные версии по поводу антихазарской политики Романа I Лакапина, в том числе и такие, будто купцы-рахдониты открывали противнику ворота городов Сирии, Палестины и Египта. Ежели даже так, вряд ли их поступки отнесешь к предательству в понимаемом смысле, поскольку чувство отечества и оседлости для них было вторично и второстепенно.
У любого самоорганизованного социального явления имеется, говоря современным языком, своя дорожная карта. Побудительными мотивами хазарских рахнодитов было выживание, обогащение и господство. Открывали ворота столиц, следуя прагматичным представлениям об опоре на сильных властителей за счет слабых как общей добыче, тем самым обогащаясь и усиливая свое влияние. Никогда не выступали на стороне слабых, опасаясь разделить с ними судьбу.
Выбирали тот способ выживания на пути к выживанию, богатству и влиянию, в котором достигали своих целей.
Их мировоззрение за тысячелетие не изменилось, разве что благодаря своей дорожной карте поднялись на высшую ступеньку мировой господствующей пирамиды, подчищая остатки тех, кто представляет угрозу для их господства.
Зная о подобной дорожной карте, можно представить, что ждет ту или иную страну, если их контроль над ней доходит до критической массы, охватывает правительство, идеологию, СМИ, финансы, банки и спецслужбы. М.Н. Полторанин, по всей вероятности, подобную критическую массу назвал «властью в тротиловом эквиваленте».
У русских до смены веры дорожную карту формировало вече вместе с волхвами. После смены веры основой жизни стала молитва о спасении, разбившая вечевую самоорганизацию русского народа на отдельных индивидуумов.
Наши предки обитали на пути переселения племен и народов, что вынуждало восприять образ жизни, адекватный очередной угрозе. Ведя оседлый образ жизни, они находили применение себе в рядах завоевателей, вынужденно подчиняясь им и исполняя их волю. Но, следуя своему закону и обычаю, избавлялись от завоевателей при первой же возможности. Назвать их поведение неблагодарностью по отношению к завоевателям нельзя, ибо в данном случае первичен грех завоевателя, имя которому вор, если не перенял язык, культуру, традиции и не растворился в их среде.
Готы, заклятые враги славяно-русов, потерпев поражение в войне с ними, позвали знаменитого князя Буса и его 70 ближайших сподвижников для заключения мира, устроили по этому поводу пир, на котором всех славяно-русов распяли и на века предопределили печальную судьбу их потомков, вынужденных покинуть обустроенные ими западноевропейские земли.
Маргарет Тэтчер обоснованно называла русских наивным народом, живущим в агрессивном мире своей правдой. По-видимому, Бус полагал, что враги перестали быть врагами, доверился их лукавому слову, однако живущие диаволом никогда не вернутся к правде. В этом нас убеждает судьба самого Иисуса, излечившего тысячи жителей Иудеи от физических и психических недугов, но его миссия не увенчались успехом, толпа требовала его казни, сделав выбор в пользу разбойника и убийцы Вараввы.
После обезглавливания готами Руси славяно-русская цивилизация утратила единое управление и развитие. Мерзкий поступок не назовешь иначе как злодеяние, но благодаря ему готы заняли благодатные земли по Одеру и побережью Балтийского моря, выдавив прежнее славяно-русское население на восток или онемечив и окатоличив тех, кто остался. Ныне, несмотря на все превратности судьбы, Германия благополучная и успешная страна, куда мигрирует русская молодежь.
Германия как проект США никогда не будет жить правдой, не переняв пример ГДР, за мохнатой рукой с мягкой шерстью ее руководства прячутся когти все того же диавола, адептом которого был Гитлер. А русские никогда не будут жить диаволом. Мы представители разных миров и царств. Не партнеры, а противники на подсознательном мировоззренческом уровне с исторических времен.
Об этом нельзя забывать. У нас нет своей дорожной карты. Оттого так хреново и обреченно живем. У любого самоорганизованного народа таковая имеется. Примером тому евреи – снимем шляпу перед ними. Пусть шляпы ныне не в моде. Они живут не по моде, а сами по себе. И это дорогого стоит.
Хазарские купцы выбирали тот способ на пути к господству, в котором достигали своих целей. Окружение императора Романа I Лакапина как раз просчитывало вероятные угрозы в своей внутренней политике по мере усиления различных внешних вызовов и пыталось на них реагировать в соответствии со своей дорожной картой. Хазарская община разрасталась, имела свою автономию от местных властей, накапливала богатства, не делясь с казной, не спеша вливаться в ромейское общество, оберегая свою идентичность и самоуправление.
Несмотря на профессиональное мнение историка В.Е. Шамбарова, положительно оценивающего правление представителя армянской царствующей династии, можно склониться к тому, что Роман Лакапин был еще тот самодур. Его внутренняя политика привела к обострению отношений с Хазарией, такой же империей, владевшей многими землями и народами и управляемой монархом, равным ромейскому царю. Хазарский каган Иосиф в ответ на притеснения хазар и разрушение синагог разрушил храмы, убил священников[20 - В.Е. Шамбаров, «Войны языческой Руси» – М., 2018, с. 274,], расправился с ромейской общиной, причем жестоко, уничтожив «многих необрезанных»[21 - С.Э. Цветков, «Русская земля». – М., «Центрполиграф», 2012, с. 61.], что вызвало гнев императора, вылившийся в локальные столкновения на религиозной почве.
Словом – столкнулись два самодостаточных правителя; кто из них круче, следует крепко подумать. Ромейский убоялся идти на хазарского, увеличил закупки зерна и прочих припасов на случай войны, дал печенегам отмашку не чинить препятствий его торгу с Киевом. От похода на Хазарию для спасения своей общины уклонился, избрал привычный для ромеев вариант склонить киевского князя Олега (уже не Вещего) померяться силами с хазарами. Для заключения военного союза в Киев прибыли императорские послы, убеждали принять их предложение, вручили богатые дары и обещали свою военную поддержку.
Князь не спросил себя, почему ромеи, находясь в ссоре, сами воевать Итиль не хотят, подставляют его. Может, и спросил бы, значения не придал, поскольку хазары находились еще в большей ссоре с самой Русью из-за постоянных набегов за полонами.
Князь собрал совет воевод, на котором объявил:
– Пойду на хазар. По прямой до Итиля недалече. Силами киевской дружины и воев из городов победу справим, ромеи вместе с нами пойдут.
Против похода выступил настоятель киевского святилища Православ – волхв по обычаям славяно-русов благословлял дружину на военные походы.
Здесь следует дать историческую справку о его появлении на совете. Ни одна держава не жила без своего духовного сопровождения. На Руси таким сопровождением до смены прежней духовности были волхвы, как носители знаний о законе и обычае, в соответствии с которыми выстраивался наряд и образ жизни славяно-русов. В городе Асконе на острове Рюген в Балтийском море располагалось святилище Верховного бога Святовита, наиболее точно отражающего его космическую сущность даже на современном русском языке – белый свет, в современной научной транскрипции – эфир. Из-за постоянного давления готов (германцев) островитяне вместе с жителями прибалтийского побережья в поисках более безопасной земли для проживания их родов отошли на восток, осели на реке, известной как Волхов, поставили новый город вместо Асконы, вошедший в историю как Великий Новгород.
Историки почему-то умалчивают о том, что покидая под давлением германцев балтийское побережье и остров Рюген, славяно-русы не могли бросить святилище Верховного бога Святовита, его сборники летописей, предметы культа. Безусловно, что-то досталось Ватикану, но основное привезено в Новгород и испеплено во времена войны с Законом и обычаем славяно-русов или выкрадено.
Есть разные версии о происхождении Волхова, Новгорода и новгородской земли, называемой в летописи Русской. Для закрепления именно этих имен нужен существенный исторический повод и исторические события, каковым и стало постепенное переселение большого народа, почитавшего Верховного бога Святовита и отвечавшего за содержание и сбережение его главного святилища на острове Рюген, народа известного как руны, руги, русы, росы. До их прихода эта земля называлась словенской, поскольку на ней обитали славяне – словене со своим княжением.
Вслед за ними пришел Рюрик с варяжской дружиной. Всех прибывших вместе со словенами летопись называет новгородцами, а землю поселения – Русской[22 - М., Институт русской цивилизации, «Родная страна», 2016, с. 59, 62, 67.]. К появлению и происхождению варягов нужно относиться без ревности. Обычные наемники, ничем не отличавшиеся от хазарских наемников – туркмен и других мусульман, составлявших самую боеспособную часть хазарской армии. В сложный период выживания рюгенские русы наняли крещеных варягов в качестве наемной военной силы.
Историк А.В. Гудзь-Марков верно подметил: «Варяги немало послужили Руси в 9-11 вв., но роль их стояла в общем ряду с ролью приглашенных в 9-12 вв. польских и венегреских отрядов, служивших орудием в спорах князей» (Домонгольская Русь в летописных сводах 5-13 вв.).
Туркмены вошли в историю под своим этническим именем. В отличие от них, наемников хазарской армии, варяги впоследствии выступили в качестве духовного сословия, пришедшего на смену волхвов. Они открывали монастыри, участвовали в составлении начальных летописей. Варяги за труды свои праведные отнесли себя к славянам и русам, дав себе сразу три имени: варяги, славяне и русы, чтобы наверняка застолбиться на русской земле в качестве ее основателей, что свидетельствует об их высоком положении в системе киевской власти. Неслучайно одним из основателей русской земли записан варяг Рюрик с братьями, пришедшими на новгородскую землю: «И от тех варягов прозвалась Русская земля».
Однако многочисленным и ведущим народом на этой земле были русы, восстановившие Аскону и Верховное святилище Святовита на новгородской земле. Они дали ей свое название. Православ как раз прошел обучение в их духовном училище, прибыл в Киев из Новгорода. Был молод, муж ратный, посвящен в перуновы воины; крепок, костист, высок – хоть самого поставь в молодую дружину. Киевская дружина такого волхва приняла, к нему прислушивалась.
В жизни люди чаще всего ведут себя, будто спички в коробке: укладываются друг к другу головка к головке, чего не скажешь о Православе. Он не вкладывался в привычную жизнь, сложившуюся при преемнике Вещего Олега: по-иному мыслил, по-иному вел себя, всякую мысль пропускал через себя, прежде чем слово молвить. Как раз на военном совете у него произошел конфликт с Олегом, ожидавшем одобрения молодым волхвом его похода на хазар, – Православ его не одобрил:
– Ты, князь, согласился выступить первым. Император не спешит объявлять хазарам войну. Непознаевши замысла принял его условия. Почнешь войну с хазарами один – Киев недолго потерять. Какая выгода в таком походе? Ромеи сами воевать не хотят, тебя подставляют, убедятся в хазарской силе, бросят и забудут. У нас без хазар есть что ладить. Союзные земли сами собой живут, воевать за императора не пойдут или пойдут без желания. Еси хазары или печенеги на Киев нападут, выхода нет, придут на помощь. Никому не хочется положить животы за ромеев, враждебных не меньше, чем хазары. Пусть они меж собой бранятся, а ты будь в стороне от них. Ныне от хазар угрозы войны нет – занимайся своей землей. Не благословлю твой поход.
По традиции, чтобы участники совета могли определиться в своем мнении, Православ говорил вторым после князя. Его слову участники совета изумились, да и прислушались. На Руси почитали как князя, так и волхва – святителя, как называли по жизни. От его слова зависело, выступит или не выступит дружина в поход. Его слово почиталось за благословение Перуна, защитника русского воинства.