Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Они вцепились друг в друга на белоснежной равнине, между накатанной ледяной дорогой и крутым угором, на котором стояли темные от времени и непогод избы, с хитрецой наблюдающие своими видавшими виды глазами-окнами эту необычно радостную встречу.
От стремительного бега расстегнутая телогрейка Анны сползла с плеч, волосы выбились из-под платка и солнечной волной, как иконным окладом, обрамляли лицо. Мать, тяжело дыша, сгребла Мишку, пытаясь его поднять.
– Мама, ты чего? – удивился сын.
– Все хорошо, родной, все хорошо, – шептала Анна, стараясь подавить подступившие слезы.
Подошел Иван, с недоумением посмотрел на сестру.
– Что-то случилось? – неодобрительно спросил он. – Что-то забыла?
Анна величественно выпрямилась, отерла платком лицо. Казалось, ей не хватало воздуха, чтобы ответить. А может, просто не находилось нужных слов.
Наконец, медленно и непререкаемо, глядя прямо в глаза брату, она произнесла:
– Ваня, прости меня, не отдам я Мишку.
Иван взял нежно сестру за руку и попытался что-то возразить.
– Не отдам! Понимаешь? Не отдам! – вдруг сердито закричала она, вырвав руку, и прижала к себе сына.
– Ты чего, сестрица, орешь, успокойся, пожалуйста, никто его не забирает.
Анна обессилено села на снег, не отпуская сына. Мишка своими ручонками аккуратно укладывал пряди волос матери под платок, высвобождая родное лицо. Она подняла проясневшие свои голубые глаза к небу, ласково обвела взором окрестный мир и, тепло улыбнувшись сыну, строго сказала брату:
– Ваня, не ругай меня, но без Мишки мне жизни не будет.
Потом Анна, выдохнув все свои прежние тревоги, легко поднялась, отряхнула снег, подошла к саням, вынула Мишкину котомку.
– До свидания, Ваня.
– До встречи, Нюра. Давай подвезу к дому.
– Не надо, езжай, возвращаться – плохая примета.
Мишка с матерью беззаботно шли навстречу солнцу, которое тяжело, но неотвратимо во всей своей неизбывной щедрости вздымалось над тайгой. Их снежный путь вспыхивал цветными искорками, слепящими глаза, заставляя щуриться и смущенно улыбаться над своей беспомощностью перед природой, перед незыблемыми законами жизни. Казалось, обрадовались произошедшему и повеселели свидетели – деревенские избы, столбы их сизых дымков, затейливо приплясывая, тянулись из труб к ясности, к чистоте и растворялись в океане пречистого небесного света.
Опиум для народа
В нашей бедной избе, между двух окон, прямо над столом, на небольшой самодельной полочке стояла икона Богородицы. Жестяная, без оклада. Мама называла это место красным углом, держала в чистоте. По большим православным праздникам маленький домашний алтарь убирался узким длинным полотенцем, украшенным яркой густой вышивкой. Кроме иконы на этой полочке хранились документы. В Вербное воскресенье ко всей этой красоте добавлялась веточка вербы, а на Пасху – крашеное яйцо. Божница, говорила мама, должна быть видна сразу при входе в избу, чтобы входящий мог первым делом поклониться и перекреститься на Божий образ.
Я был самый младший в нашей семье Карнауховых, в школе учился хорошо, с гордостью носил пионерский галстук и за время учебы основательно подвергался советской атеистической пропаганде, хотя мама наша была верующей. Я убеждал ее, что религия – «опиум для народа». Твердил, что Бога нет. Мать улыбалась, слушая это богохульство, но не спорила, не пыталась переубедить меня, а по-простому рассказывала о своей собственной вере, как она ее понимает.
– Мишенька, родной мой, ну что я могу поделать? Да, я верю в Бога, меня так воспитали. Для меня Бог – это добро, свет, помощь, сострадание и долгая-долгая жизнь, которая не заканчивается здесь, на земле. Потому что у каждого есть душа, и она бессмертна…
Я не знал, как отвратить свою «темную» мать от Бога. Так мне хотелось, чтобы она была похожа на моих современных, смелых учительниц-атеисток. И вот однажды, придя из школы, я взял из красного угла иконку и положил ее под коврик при входе в избу, о который все вытирают ноги.
Мама, войдя в дом, по привычке вытерла ноги и прошла в комнату. Я ждал этого шага матери, подбежал к ней и злорадно закричал:
– Ты вытерла ноги об икону! Ну, и почему твой Бог молчит?
– Не пойму тебя, сынок, о чем ты?
– А вот о чем. – Я вытащил икону из-под коврика и показал матери.
Мать оттолкнула меня, хотела ударить, но сдержалась, заплакав. Бережно взяла в руки икону, вытерла ее рукавом, поцеловала и перекрестилась со словами:
– Прости, Царица Небесная! – Потом отрешенно села на лавку. Долго молчала.
Я испугался, прижался к матери.
– Экий ты герой, – в ответ на мою ласку горестно сказала обиженная мной мама. С трудом поднялась, поставила икону на полочку. Потом встала на колени, прошептала молитву и стала отбивать земные поклоны, касаясь лбом самого пола. Окончив этот не очень понятный мне ритуал, она будто повеселела.
– Миша, никогда больше так не делай. Бог все видит, Он может за богохульство и наказать.
– Ты говоришь неправду. Как Бог может наказать?
Мама села на лавку, дрожащими руками сняла с головы платок, ее густые русые волосы волнами растеклись по плечам.
– Как может наказать? Да по-разному. Вот будешь купаться в реке, вдруг, откуда ни возьмись, прилетит камушек и ударит тебя по голове. Это не человек камушек кинул, а Господь хочет тебя вразумить.
– Ну, придумаешь ты, мама, – я засмеялся. – Правильно говорит учительница, темная ты женщина.
Мой довод совсем развеселил мать. Она обняла меня, крепко прижала к себе, поцеловала в макушку.
– Не трогай икону, не надо, это святое. Мне трудно объяснить. Ты поймешь, когда подрастешь.
* * *
Илим – река коварная, с омутами и отмелями. Но имеет и довольно глубокий для прохождения судов фарватер. Поэтому нашу деревню можно считать даже портовым поселением. Специальных причалов по берегам не было, но некоторые катера и большие лодки подходили, останавливались, бросая якоря. Мальчишки и некоторые отчаянные девчонки в жаркое лето из этой, опасной для купания судоходной реки не вылезали. Кто-то плескался у берега, а кому-то и Илим перемахнуть не составляло труда.
Ребята постарше любили устраивать представления. Они брали лодку, уплывали на середину реки и там показывали чудеса водной акробатики. На них собиралась посмотреть вся деревня. Это был местный цирк. И нам, малышне, хотелось походить на старших.
И вот Володька Анисимов собрал команду неудержимо отчаянных, чтобы купаться на самой стремнине. Я, конечно, напросился к ним. Желающих покрасоваться было много, но Володька взял только шестерых. Порезвились на славу, все получилось здорово, и прыжки, и плавание.
Я так устал, что прыгать уже не мог. Сказал Вовке, что пора заканчивать цирк.
– А что, тяжко?
– Руки устали.
– Тренироваться надо.
Я промолчал, зная, что спорить с Вовкой бесполезно.
– Ну, давайте по последнему разу, и домой.
Прыгнули по три человека с каждой стороны, кто-то вниз по течению, кто-то вверх. А до лодки доплыли пятеро, забрались в дощанку, огляделись и поняли – одного не хватает. Нет Васьки Карнаухова. У самих сил нырять уже не осталось, а спасать товарища – собственной смерти искать. Стали кричать взрослых. Пока из деревни прибежали мужики, пока нырять стали, время упустили. К вечеру течением прибило Ваську к берегу. Нашли его у отвесного берега Красного Яра. Расталкивая любопытных, к нему бежала рыдающая мать…
От стремительного бега расстегнутая телогрейка Анны сползла с плеч, волосы выбились из-под платка и солнечной волной, как иконным окладом, обрамляли лицо. Мать, тяжело дыша, сгребла Мишку, пытаясь его поднять.
– Мама, ты чего? – удивился сын.
– Все хорошо, родной, все хорошо, – шептала Анна, стараясь подавить подступившие слезы.
Подошел Иван, с недоумением посмотрел на сестру.
– Что-то случилось? – неодобрительно спросил он. – Что-то забыла?
Анна величественно выпрямилась, отерла платком лицо. Казалось, ей не хватало воздуха, чтобы ответить. А может, просто не находилось нужных слов.
Наконец, медленно и непререкаемо, глядя прямо в глаза брату, она произнесла:
– Ваня, прости меня, не отдам я Мишку.
Иван взял нежно сестру за руку и попытался что-то возразить.
– Не отдам! Понимаешь? Не отдам! – вдруг сердито закричала она, вырвав руку, и прижала к себе сына.
– Ты чего, сестрица, орешь, успокойся, пожалуйста, никто его не забирает.
Анна обессилено села на снег, не отпуская сына. Мишка своими ручонками аккуратно укладывал пряди волос матери под платок, высвобождая родное лицо. Она подняла проясневшие свои голубые глаза к небу, ласково обвела взором окрестный мир и, тепло улыбнувшись сыну, строго сказала брату:
– Ваня, не ругай меня, но без Мишки мне жизни не будет.
Потом Анна, выдохнув все свои прежние тревоги, легко поднялась, отряхнула снег, подошла к саням, вынула Мишкину котомку.
– До свидания, Ваня.
– До встречи, Нюра. Давай подвезу к дому.
– Не надо, езжай, возвращаться – плохая примета.
Мишка с матерью беззаботно шли навстречу солнцу, которое тяжело, но неотвратимо во всей своей неизбывной щедрости вздымалось над тайгой. Их снежный путь вспыхивал цветными искорками, слепящими глаза, заставляя щуриться и смущенно улыбаться над своей беспомощностью перед природой, перед незыблемыми законами жизни. Казалось, обрадовались произошедшему и повеселели свидетели – деревенские избы, столбы их сизых дымков, затейливо приплясывая, тянулись из труб к ясности, к чистоте и растворялись в океане пречистого небесного света.
Опиум для народа
В нашей бедной избе, между двух окон, прямо над столом, на небольшой самодельной полочке стояла икона Богородицы. Жестяная, без оклада. Мама называла это место красным углом, держала в чистоте. По большим православным праздникам маленький домашний алтарь убирался узким длинным полотенцем, украшенным яркой густой вышивкой. Кроме иконы на этой полочке хранились документы. В Вербное воскресенье ко всей этой красоте добавлялась веточка вербы, а на Пасху – крашеное яйцо. Божница, говорила мама, должна быть видна сразу при входе в избу, чтобы входящий мог первым делом поклониться и перекреститься на Божий образ.
Я был самый младший в нашей семье Карнауховых, в школе учился хорошо, с гордостью носил пионерский галстук и за время учебы основательно подвергался советской атеистической пропаганде, хотя мама наша была верующей. Я убеждал ее, что религия – «опиум для народа». Твердил, что Бога нет. Мать улыбалась, слушая это богохульство, но не спорила, не пыталась переубедить меня, а по-простому рассказывала о своей собственной вере, как она ее понимает.
– Мишенька, родной мой, ну что я могу поделать? Да, я верю в Бога, меня так воспитали. Для меня Бог – это добро, свет, помощь, сострадание и долгая-долгая жизнь, которая не заканчивается здесь, на земле. Потому что у каждого есть душа, и она бессмертна…
Я не знал, как отвратить свою «темную» мать от Бога. Так мне хотелось, чтобы она была похожа на моих современных, смелых учительниц-атеисток. И вот однажды, придя из школы, я взял из красного угла иконку и положил ее под коврик при входе в избу, о который все вытирают ноги.
Мама, войдя в дом, по привычке вытерла ноги и прошла в комнату. Я ждал этого шага матери, подбежал к ней и злорадно закричал:
– Ты вытерла ноги об икону! Ну, и почему твой Бог молчит?
– Не пойму тебя, сынок, о чем ты?
– А вот о чем. – Я вытащил икону из-под коврика и показал матери.
Мать оттолкнула меня, хотела ударить, но сдержалась, заплакав. Бережно взяла в руки икону, вытерла ее рукавом, поцеловала и перекрестилась со словами:
– Прости, Царица Небесная! – Потом отрешенно села на лавку. Долго молчала.
Я испугался, прижался к матери.
– Экий ты герой, – в ответ на мою ласку горестно сказала обиженная мной мама. С трудом поднялась, поставила икону на полочку. Потом встала на колени, прошептала молитву и стала отбивать земные поклоны, касаясь лбом самого пола. Окончив этот не очень понятный мне ритуал, она будто повеселела.
– Миша, никогда больше так не делай. Бог все видит, Он может за богохульство и наказать.
– Ты говоришь неправду. Как Бог может наказать?
Мама села на лавку, дрожащими руками сняла с головы платок, ее густые русые волосы волнами растеклись по плечам.
– Как может наказать? Да по-разному. Вот будешь купаться в реке, вдруг, откуда ни возьмись, прилетит камушек и ударит тебя по голове. Это не человек камушек кинул, а Господь хочет тебя вразумить.
– Ну, придумаешь ты, мама, – я засмеялся. – Правильно говорит учительница, темная ты женщина.
Мой довод совсем развеселил мать. Она обняла меня, крепко прижала к себе, поцеловала в макушку.
– Не трогай икону, не надо, это святое. Мне трудно объяснить. Ты поймешь, когда подрастешь.
* * *
Илим – река коварная, с омутами и отмелями. Но имеет и довольно глубокий для прохождения судов фарватер. Поэтому нашу деревню можно считать даже портовым поселением. Специальных причалов по берегам не было, но некоторые катера и большие лодки подходили, останавливались, бросая якоря. Мальчишки и некоторые отчаянные девчонки в жаркое лето из этой, опасной для купания судоходной реки не вылезали. Кто-то плескался у берега, а кому-то и Илим перемахнуть не составляло труда.
Ребята постарше любили устраивать представления. Они брали лодку, уплывали на середину реки и там показывали чудеса водной акробатики. На них собиралась посмотреть вся деревня. Это был местный цирк. И нам, малышне, хотелось походить на старших.
И вот Володька Анисимов собрал команду неудержимо отчаянных, чтобы купаться на самой стремнине. Я, конечно, напросился к ним. Желающих покрасоваться было много, но Володька взял только шестерых. Порезвились на славу, все получилось здорово, и прыжки, и плавание.
Я так устал, что прыгать уже не мог. Сказал Вовке, что пора заканчивать цирк.
– А что, тяжко?
– Руки устали.
– Тренироваться надо.
Я промолчал, зная, что спорить с Вовкой бесполезно.
– Ну, давайте по последнему разу, и домой.
Прыгнули по три человека с каждой стороны, кто-то вниз по течению, кто-то вверх. А до лодки доплыли пятеро, забрались в дощанку, огляделись и поняли – одного не хватает. Нет Васьки Карнаухова. У самих сил нырять уже не осталось, а спасать товарища – собственной смерти искать. Стали кричать взрослых. Пока из деревни прибежали мужики, пока нырять стали, время упустили. К вечеру течением прибило Ваську к берегу. Нашли его у отвесного берега Красного Яра. Расталкивая любопытных, к нему бежала рыдающая мать…
Другие электронные книги автора Михаил Константинович Зарубин
Другие аудиокниги автора Михаил Константинович Зарубин
Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее