Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Одна из тем, которую можно сформулировать старинной русской поговоркой «от тюрьмы и от сумы не зарекайся», вступает в сюжет почти с первых страниц произведения. Часто героями повести, живущими на благословенной сибирской земле, совершаются безнравственные, противоправные поступки. И автор, чтобы ответить на основной вопрос своей повести – о природе счастья, ставит не менее сложный, вспомогательный, но необходимый вопрос – вопрос о природе зла.

Хотя Иван был родом из Сибири, из таежного глухого края, но и он дивился красоте этих мест. Дивился и тому, сколько же в этом благодатном крае находится злых людей, готовых при одном неосторожном движении или слове моментально превратиться в зверей, изувечить и убить.

На первых страницах мы становимся свидетелями, как два мальчишки, главные герои повести, совершили преступление – нечаянно сожгли колхозный амбар. Преступление совершают и взрослые. До полусмерти избила своего маленького сына мать Петьки, через ее образ писатель подводит нас к краю беспросветной нравственной бездны. И Ивану с первых своих рабочих дней приходится ощутить дыхание зла, столкнуться с искореженными судьбами и звериными повадками живущих на поселении женщин, которые надрываются на тяжелых работах на железной дороге. Вместе с ними пришлось набираться руководящего и профессионального опыта главному герою Ивану. И позже, став руководителем важной комсомольской стройки, где всегда самый сложный этап доставался заключенным, Иван вынужден был работать и общаться с зеками. Плохо одетых, постоянно голодных, с потухшими глазами, он не просто жалел до боли, но чувствовал и пытался понять их горе.

Михаилу Зарубину удается горько и убедительно, в образных традициях классической русской литературы, где на протяжении веков наблюдалась забота не о сильных мира сего, а об униженных и оскорбленных, изобразить мир оступившихся и отринутых людей, и виноватых, и безвинно осужденных. Без излишней жалостливости, без ныне модных ужасающих сцен насилия и деталей тюремного быта или неоправданной воровской романтики, но с духовным состраданием автор изображает этот страшный мир современных каторжан, как извечный, никогда не пресекающийся, кажется, мало отличающийся от мира героев Ф. М. Достоевского. Для великого русского писателя каждая человеческая боль была собственной болью: «Ругательство было возведено у них в науку; старались взять не столько обидным словом, сколько обидным смыслом, духом, идеей, – а это утонченнее, ядовитее. Беспрерывные ссоры еще более развивали между ними эту науку. Весь этот народ работал из-под палки, следственно, он был праздный, следственно, развращался, если не был прежде развращен, то в каторге развращался. Все они собрались сюда не по своей воле; все они были друг другу чужие»[36 - Достоевский Ф. М. Записки из Мертвого дома. Омск, 1956. С. 14.].

Не о том ли самом пишет и Михаил Зарубин? Как будто и не прошло полутора веков со времен Мертвого дома: отчуждение, развращающий подневольный труд, разлагающее действие бранного слова, кровавые драки, ведущие к потере человеческого достоинства. Все это и причины, и образы зла, ищущего, как заразная болезнь, новых и новых жертв.

Считалось, что заключенные, занимаясь созидательным трудом, должны были перевоспитываться и становиться сознательными строителями социализма. Однако в действительности этого никогда не происходило.

Да, Михаил Зарубин изображает современных каторжан с характерными признаками и особенностями, присущими заключенным, но злее, бесчеловечнее, чем их предшественники полуторовековой давности. Злоба каторжан конца XX века, не знавших Бога, лишенных жизни по вере, сродни энергии огромной разрушительной силы, приводящей к смещению собственных личностных духовно-нравственных ценностных критериев. Это смещение мы наблюдаем в повести не только у осужденных, но и у тех, кто пытается жить лишь по условным человеческим законам, а не по Божиим заповедям, не по законам любви и милосердия. Автор повести ставит задачу не только показать величину этого смещения, но исследовать причину возникновения нравственной бездны. Это ему удается с помощью антитезы – двух женских образов, двух характеров матерей главных героев. Писатель на протяжении всей повести чаще всего обращается к женским образам, потому что женская природа, созданная в обеспечение новых жизней, в большей степени является отражением ценностных основ принимающего эти жизни бытия. Как примету безбожного времени, как крайнюю низость нравственного человеческого падения, как рабыню зла изображает писатель мать Петьки, «кровного брата» Ивана.

Петькина мать била сына скалкой. Петька сначала орал, потом крик его перешел в какой-то хрип, а вскоре он и вовсе затих. Пнув его напоследок, мать стала забираться на высокое крыльцо, тяжело хватаясь за перила. Она с трудом удерживала равновесие, ругаясь матерными словами.

В повести эта развращенная женщина не предстает перед судом, но она осуждена как будто от рождения, самой своей природой, тем, что разрешает себе преступление по совести, тем, что, будучи рабыней греха, не осознает своего рабства. Но в эти же трудные, безбожные, голодные времена живет и мать Ивана. Постигающая всей своей жизнью очищающую силу страдания, сохраняя в сердце своем родники любви и христианского милосердия, она, как солнце – свет, источает вокруг себя – радость.

Все время мать вспоминаю, и почему-то по воскресеньям. Она в воскресенье с утра всегда была дома. Просыпаюсь и слышу, как она что-то стряпает на кухне, пахнет чем-то вкусным. Радостно на душе. Закрываю глаза и почти засыпаю, а на стенке за печкой пробегают блики света. Это сестры открыли створки окна. На печке жарко, тихо. Встаю, выхожу во двор, а там – море солнца.

В этом драматическом противопоставлении веры и неверия, свободы и рабства, вины и ответственности, моря солнца и бездны греха, иногда смешивающихся, – как крупицы металла в электролите, возникают и формируются жизни главных героев повести Ивана и Петра. Видевший в детстве «море солнца» Иван продолжает путь по солнечной стороне. Истерзанный с детства ненавистью матери Петр, не знавший человеческой любви и сострадания, не находит в себе сил выкарабкаться из тьмы. История жизни Петьки очень современна, даже типична для нашего общества, в котором количество преступников не уменьшается.

Не удалось перевоспитаться в тюрьме Петру. Отсидев один срок, он возвращался в тюрьму снова. Завсегдатай тюрем и лагерей, от природы человек добрый и отзывчивый, ищущий, но не нашедший счастья, Петька лишь в конце жизни совершает доброе дело во имя друга и «кровного брата», который единственно относился к нему по-доброму. И только в делании добра ему открывается бессмысленность своей прежней жизни и истинный смысл счастья. Писатель переносит в наши времена неизбывную драму бытия и в современных обстоятельствах доказывает извечную истину: зло – питает зло, а добро порождает добро. И счастлив тот, кто это осознает.

В повести «Монах», большом, сюжетно сложном произведении, требующем отдельного исследования, писатель пристальнее вглядывается в жизнь людей, обладающих не только душевной красотой, но духовным опытом и навыками церковного служения. Здесь он ставит и решает вопрос «Что такое справедливость?» Главного героя он проводит через страшные жизненные напасти. Душа его смолоду была обожжена несправедливостью, он пережил предательство и обман, смертельное ранение и бандитское нападение. Но из всех испытаний выходит не сломленным человеком, а, наоборот, возлюбившим людей, принявшим обет духовного им служения. Для того чтобы разъяснить, почему это стало возможным, автор вводит такое полноправное действующее лицо, как Родина-Россия. О ней персонажи повести говорят как о существе одушевленном. Ей служат, во имя нее идут на смерть, восхищаются ее красотой, обвиняют в нелюбви к ним, ее детям. Она кажется непостижимой, в том смысле, что «умом Россию не понять», но все чувствуют, что есть разгадка ее тайны. Правда, искать ее нужно не только на строительной площадке или на поле боя с врагом, но в древней христианской истории, в церкви, ведь «в Россию можно только верить». И через это постижение непостижимой Родины многое откроется, многое изменится в русском мире.

Писатель понимает, что берется за разрешение основополагающих вопросов бытия, не имея достаточного духовного опыта. Осознает также, что поставленные им вопросы невозможно решить в одной лишь нравственной плоскости или с помощью законов психологии. И его героям, и ему самому, присутствующему в произведении не только в роли автора, присущи духовные переживания и поиски, которые он проводит методом «проб и ошибок» и обращается к жизни Церкви. Если о воцерковлении самого писателя говорить не приходится, то христианский вектор его творчества и личная духовная чуткость несомненны. Иначе как бы ему удалось объяснить воскресение из мертвых героя повести «Монах» солдата Саши или создать живой образ кровного брата Петьки, который в реальной истории все-таки погиб от зверских побоев собственной матери.

Так Михаил Зарубин совершает и свой, творческий, подвиг, – возвращает своему другу жизнь в художественном произведении. Живой, светоносной мы видим его матушку Анну, не меркнет со временем образ почившего священника отца Федора. В книге «Метаморфозы четвертой стены» через воспоминания писателя оживают его ушедшие друзья, великие русские актеры Кирилл Лавров и Андрей Толубеев во времени и пространстве своих судеб. Для того, чтобы читатель поверил автору, проникся его переживаниями, требуется не только писательское мастерство, но любовь во множественной совокупности ее проявлений. Любовь, милосердие, сострадание к горестному своему брату и любому униженному и отринутому соплеменнику, умение даже в падшем увидеть образ Божий, а таланту воздать должное, все это присуще произведениям Михаила Зарубина, где автор доказывает, что не может быть человек счастлив без любви, без дружбы, без родства. Писателю удалось доказать возможность обретения любым человеком счастья, если его душа исполнена верой и любовью. Только с их помощью можно постичь и таинственную русскую душу, и непостижимую Родину.

    Валентина Ефимовская

notes

Примечания

1

Прируб – прирубленная второстепенная постройка к основному зданию.

2

Угор – высокий берег реки.

3

Шуга – лед.

4

Закидушки или донка – рыболовная снасть, предназначенная для ужения придонной рыбы.

5

Морды – рыболовная снасть – ловушка, имеющая вид двух вставленных один в другой конусов, сплетенные из ивовых прутьев.

6

Чалдоны – коренной народ, первые русские поселенцы Сибири.

7

Чемоданчик-балетка – маленький чемоданчик с округлыми краями, модный в конце 50-х годов XX века.

8

Грузить – вымогать, запугивать.

9

Арестант – вор в законе.

10

Гопник – разбойник.

11

Жиган – наглый.

12

Жмур – покойник.

13

Колобродить – наглеть.

14

Ксивы ломанем – проверим документы.

15

Шустряк – сборщик денег.

16

Старшак – главный.