Горький дым

А потом был разлад в команде Горбачева, жестокая борьба Яковлева и Лигачевым, Рыжков, свалившийся с инфарктом, конфронтация с Ельциным.

Я видел, как делегаты съезда в массовом порядке вместе с мандатами сдавали свои партийные билеты и уезжали домой. Для меня тогда это было удивительно, я расценивал это как малодушие и предательство.

Что еще запомнилось? Конечно, встречи. Их было много, самых разных. Да и могло ли быть по-другому? Весь цвет страны собрался тогда во Дворце съездов. Расскажу о некоторых.

Там же я подружился с ленинградцем Александром Демидовым.

В конце восьмидесятых его имя было у всех на устах: на съезде народных депутатов СССР он стал первым, избранным на альтернативной основе, причем в жесткой конкурентной борьбе. Он рассказывал мне, как это произошло. Выборы были настоящие. Во всяком случае, больше на них походили, чем сейчас.

Сам Демидов пошел на Невский и за десять рублей у свободного уличного художника сделал свой портрет с призывом «Голосуйте за А. И. Демидова». Затем в редакционно-издательском отделе института напечатал двести экземпляров, и с этой простенькой агитацией победил.

Победил Демидов, став народным депутатом СССР. Он по-прежнему работает в объединении ДОМО, не захотел воспользоваться открывшимися возможностями, как некоторые «лаборанты», попав во власть. Я горжусь дружбой с ним, хотя встречаемся, к сожалению, редко.

Яркими, волнующими, хотя и мимолетными были встречи с Михаилом Ульяновым, Владиславом Стржельчиком, Валентиной Терешковой. Я задавал вопросы Горбачеву, Лукьянову, Рыжкову, Лигачеву, Яковлеву, Шеварднадзе…

В верхней части Дворца съездов был великолепный банкетный зал, он такой величины, что был способен сразу принять шесть тысяч человек, чтобы они могли довольно быстро поесть. Именно здесь я и встретился с Михаилом Александровичем Ульяновым.

Любили его все без исключения, а знали в основном по кино. Но среди героев экрана, которых он сыграл, больше всех, по-моему, запомнился маршал Жуков. В этой роли он снимался в общей сложности больше четверти века. Когда в одном из российских городов возникла идея поставить прославленному полководцу памятник, местный скульптор не стал усложнять задачу: он вылепил маршала с Михаила Ульянова. Так и стоит теперь на центральной площади провинциального российского города бронзовый актер, а на постаменте выбито золотом: «Великому полководцу Георгию Жукову».

Встреча наша вышла так.

Утром в гостинице «Россия», где мы жили, у нас был легкий, почти на бегу, завтрак. И сразу – в Кремлевский дворец. После утреннего заседания, долго и нудного, отчаянно хотелось есть. Справедливости ради скажу, кормили нас не бесплатно, как утверждали в народе, но деньги мы платили такие «смешные», что об этом не стоит и говорить. Ассортимент же был необыкновенно богатый, особенно по тем временам – это же был девяностый год, магазины зияли пустыми прилавками, страна сидела на карточках.

В тот день я с кем-то заговорился в зале заседаний, и в столовую попал уже в конце перерыва. Только расположился за столом, зазвенел звонок. Зал быстро опустел. Я оглянулся: по соседству допивал чай Михаил Александрович Ульянов. Я поставил на поднос все мое «добро» и подошел к нему.

– Здравствуйте, Михали Александрович! Можно к вам?

Он внимательно посмотрел на меня. Вид у него был сосредоточенно-мрачный.

– Можно.

Мы молча пили чай, торопиться было некуда. Я знал, что двери в партер, где сидела наша делегация, уже закрыты. А на балкон можно свободно зайти в любое время.

Я придумывал, как начать разговор. Но первым спросил он:

– Вы откуда?

– Из Ленинграда.

– Прекрасный город, у меня там много друзей…

– Я хотел бы быть в их числе…

Почему я это сказал, и сам не знаю. Сказал – и испугался, вдруг подумает: нахал, любитель автографов…

Он улыбнулся:

– Как вас звать, новый друг?

– Как и вас – Михаил, только отчество – Константинович.

– Где вы работаете?

– Я строитель, управляющий трестом.

– Завидую.

– Чему, Михаил Александрович?

– Как чему? Вашей работе!

– А я вашей завидую…

Он поморщился, как от зубной боли.

– Если бы вы знали, хотя отчасти, закулисную жизнь актеров, вы бы так не говорили. Ну, бог с ними! Как вам здесь работается?

– Тяжело. Долго, а главное – много пустословия, болтовни.

Ульянов немного помолчал, потом сказал, никому, в пространство:

– Да, спектакль этот затянулся.

Мы вышли из банкетного зала, он протянул мне руку.

– Всего хорошего!

– До встречи, – ответил я, и он улыбнулся во второй раз.

Для меня эта случайная встреча была радостью, я долго не мог успокоиться и, как мальчишка, рассказывал о ней встречным и поперечным.

Шли годы, я видел Ульянова только в кино. Его роль как в картине «Ворошиловский стрелок» потрясла меня. Михаил Александрович сыграл ее как всегда талантливо, пронзительно и достоверно. «Всю жизнь живу впрок – сначала хлеб, потом спички, теперь вот оружие», – с горькой иронией говорит его персонаж, и в этих словах суть фильма, как я ее понимаю. Не только старый машинист, униженный и оскорбленный, жил тогда «впрок» – так жила вся страна…

Вторая наша встреча все-таки состоялась, и в обстановке, которую тогда, на съезде, было даже трудно представить себе.

В сентябре 2005 года Кириллу Юрьевичу Лаврову, художественному руководителю БДТ, исполнилось восемьдесят лет. В числе приглашенных, я участвовал в подготовке поздравления юбиляра, потому что в к тому времени уже был в театре здание сидящего на диванчике Ульянова. Они беседовали, вероятно, о студии, потому что Кирилл Юрьевич, как только я показался на пороге, сказал своему московскому гостю:

– Вот, Михаил Александрович, человек, который построил то, что вы только что видели…

Ульянов посмотрел на меня и удивленно поднял брови:

– Здравствуйте, мой ленинградский друг! Помнится – Михаил Константинович?

Лавров удивился, да и я, признаться, тоже.

– Вы знакомы?

– Давно, – сказал Ульянов, пожимая мне руку. – Молодец, доброе дело сотворил для театра…