Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983

, которую очень любил. Не знаю, как он сумеет приспособиться к новой жизни, но он работает – кончает эстетику и приступил к этике. Присланные мне книги составляют 11 и 12 тома собрания его сочинений!

О Курелле

я ровно ничего не знаю, кроме того, то он страшный «левак» и загибщик. Я был знаком с ним в Москве в двадцатых годах, когда он работал в Коминтерне молодёжи и у нас в Наркомпросе, а затем во время войны. Я знаю ещё, что у него было много жён, и больше ничего. О книге Бахтина

много слышал, но сам не читал её, а только просматривал. Думаю, что это модная формалистика, старьё двадцатых годов, снова увлекающее сердца, не имеющие никакой другой начинки. Основная идея – полифония романов Достоевского. Хотел бы я видеть такого романиста XIX века, который не писал бы в полифоническом стиле. А впрочем, может быть, в конкретном анализе, там и есть что-нибудь хорошее, не знаю.

Перехожу теперь к последнему автору, который Вас интересует, т. е. к моей малости. История эстетического воспитания лежит в издательстве, которое хочет её выпустить, но я не хочу. Дело в том, что слова «эстетическое воспитание» лезут уже у меня из ушей. Работа была написана для сборника Института философии, она как-то застряла посредине между небом и землёй. Что-то в ней на уровне, но многое очерчено слишком бегло. Мы решили теперь с издателями назвать её «Из книги о золотом веке», рассматривая это как историю представлений об идеале. Но для того, чтобы выпустить такую книгу, мне нужно было бы над ней поработать, даже если взять только с эпохи Возрождения. А я написал свой очерк размером в тридцать листов, начиная чуть ли не с первобытного общества. В общем, мне не дают спать лавры Лукача.

Когда всё это будет – честное слово, не знаю, ибо я всё ещё не закончил статью о Дидро. Правда, за лето мы написали с Л.Я. что-то вроде разбора модернизма – от кубистов до «абстракции», не вижу, чтобы заказчики старались побыстрее опубликовать эту работу. Они хотят обеспечить план по тематике, но искреннего желания бороться против модернизма, конечно, нет. Если появится кусок в журнале «Искусство», я пришлю Вам оттиск

. Кроме того, я пишу в памфлетном жанре и что-то уже написал. Если всё пойдёт гладко, то отнесу в «Новый мир». Там очень хотят меня напечатать, но никак не вытянут ничего. Недавно я читал в Доме литераторов лекцию на тему о том, что правда в истории есть, и если добродетель не вознаграждается, то преступления наказываются, хотя и нередко по закону круговой поруки, т. е. страдают невинные. Одним словом, на тему о Немезиде. Затронул и полемику между китайцами и Тольятти. Народу было много, публике понравилось, но были и эпизоды. Когда-нибудь расскажу подробнее. Твардовский очень хотел печатать в «Н.М.», но по многим причинам сейчас неудобно, открытой полемики с китайцами не должно быть. Я, впрочем, по моему обычаю, и не стремился к тому, чтобы это было напечатано.

Вот все новости насчёт меня, остальное мелочи. Кажется, я ответил на все Ваши вопросы. Лидия Яковлевна просит передать привет. Мы оба кланяемся Владимире. Желаем здоровья всему семейству. Большой привет Ружене.

Ваш Мих. Лифшиц

Письмо настукал in aller Eile[12 - Второпях, в спешке (нем.).], как говорят немцы, так что не взыщите, если это не мадам де Севинье

.

31 декабря 1963 г

Дорогой Владимир!

С Новым годом! Желаю Вам и Вашему семейству самого благоприятного расположения созвездий в наступающем году. Поздравление моё, конечно, придёт слишком поздно, но ничего не поделаешь – я нынче так много и спешно работал накануне Нового года, что осталось ещё обстричь свои буйные кудри и сходить в баню. Напишу несколько поздравительных писем, ужо и пойду.

В числе моих последних спешных дел была и статья в чешский журнал «Эстетика»

. Делал я её в несколько приёмов, и за время работы меня дважды или трижды сбивали с ног другие дела, ещё более спешные. Но, кажется, эта процедура не отразилась на изложении. Прав я или не прав, но мне кажется, написал от сердца. Был бы рад, если бы статья появилась, хотя опасаюсь, что опоздал. Её ведь нужно ещё переводить, и переводить хорошо, иначе весь эффект пропадёт. Кстати, на стр. 8 в спешке не заметил, что дважды повторяются слова «В конце концов». Пожалуйста, во втором случае вычеркните их; останется фраза: «Он может лечить наложением рук».

Я написал ещё одну полемическую статью, вроде «Мариэтты Шагинян», но на темы эстетики. Пока ещё рано говорить о том, какова будет её судьба. Если судьба будет благополучной, я пришлю её Вам на прочтение. Статья большая. Посылал ли я Вам статью из 2-ого тома «Философской энциклопедии» – «Капитализм и духовная культура»?

Спасибо за лекарства, которые я получил через Пажитнова

. Мепробамат действует на меня как снотворное сильнее андаксина, но повышения тонуса не вижу, скорее обратное, хотя имеются и другие причины. Андаксин я себе достал. Ещё раз большое спасибо за лекарства, буду принимать. Один том Монтеня я Вам уже купил, ищу второй.

Привет и лучшие пожелания от Л.Я.

Ваш М. Лифшиц

16 июля 1964 г

Эстония

Дорогой Владимир!

Отвечаю на Ваше ереванское письмо уже из Эстонии, куда я попал на отдых. Погода хороша, но всё остальное оказалось менее привлекательным. Местность не живописная, тени мало, квартирка – так себе, город слишком радиофицирован. Море, правда, как раз для меня – тёплое и мелкое, но до него далеко ходить по жаре, как и до леса. Компенсирую эти неудобства интенсивной мыслительной работой и немного рисую. Возможно, что мы отсюда уедем.

Ваше письмо – интервью, и я постараюсь отделаться от поставленных вопросов, как поступают опытные деятели перед лицом журналистов, иначе мне пришлось бы написать целый том.

На первый вопрос отвечаю, что в недалёком будущем мне предстоит написать «введение» к немецкому изданию моих статей о вульгарном марксизме

. Тогда я и пришлю Вам соответствующее экспозе[13 - Экспозе? (франц, exposе) – краткое изложение какого-либо документа, произведения или выдержки из него.], в котором всё будет рассказано, конечно, с моей точки зрения. Если Вы не оставили желания издать такой сборник и по-чешски, то, может быть, он окажется полнее, так как в Германии часть статей (относящихся к дискуссии 1940 г.) будет, вероятно, нежелательна. В Переделкино я занимался понемногу подготовкой к переводу статей 30-х годов.

«В Москве говорят о Вас, что Вы человек, не принимающий искусство XX-ого века». Это совершенно верно, и я вижу, что то же самое во всём мире говорят об известном им Лукаче.

Разумеется, это так же, как если бы я, скажем, жил при римских императорах и говорил, что эстетическая сила искусства убывает. Это не значит, что всё созданное на грани средних веков ничтожно в художественном отношении, но… здесь нужно разбирать. Я не люблю и остро чувствую то, что связано с тлением старого, хотя бы это было выражено в самой горлопанской, ультрареволюционной манере. Я ведь очень хорошо знаю, и по догадке, и по опыту, к чему это ведёт. Маяковского я считаю значительной и до сих пор не понятой фигурой, представителем антипоэзии, доведённой до гиперболических размеров. Его несчастью я сочувствую, его программу – отвергаю. Багрицкий – это мелочь. В Есенине что-то есть, но в целом – слишком мало и слишком однообразно. Больше поэзии в прежнем смысле^ чем у Маяковского, и меньше значительности. С точки зрения формы (а форма – тоже содержание в его наиболее широком, всеобщем разрезе), мне кажутся серьёзными поэтами Мандельштам и Заболоцкий (не говоря, конечно, о Блоке и некоторых других символистах). В самом прямом и основательном смысле мой поэт – Твардовский, но я пожелал бы ему, при всей реальности его содержания, больше вкуса и проистекающей отсюда краткости. Много двойственного, от духа поэзии большого коммунистического содержания – и от мира сего. Чтобы стать настоящим крестьянским поэтом, ему, может быть, не хватает графского происхождения, как у Толстого. Это, разумеется, шутка. Что касается музыки, то я молчу. Весь свет, в том числе специалисты, признают Шостаковича гением. Так что мне неловко признаться, что это для меня не музыка. Что касается живописи, то здесь я не меньший Собакевич. Мои симпатии в XX веке – «Мир искусства», Бенуа, Лансере, Добужинский, ранний Рерих, Чехонин, Головин, Бакст, Богаевский, Петров-Водкин (последний уже за пределами «Мира искусства», отчасти лучше, особенно «Богоматерь 1918 года», отчасти хуже). Искусство – в будущем, наше дело – расчищать место для него критикой больного сознания. Иншаллах[14 - Иншалла(х) (араб.), с Божьей помощью, во имя Аллаха, молитвенная ритуальная формула у мусульман.]! Ответ на научный вопрос – клочья пуха – это цветение липы. Затем простите, кажется, я исчерпал себя. Большой привет Владимире, надеюсь, что ей удалось собрать большой материал.

Л.Я. кланяется. Адрес мой неверен. Пишите в Москву, но я там буду только в конце августа. Ваш М. Л.

5 октября 1964 г

Дорогой Владимир!

В Прагу едет по своим экономическим делам Марина Усиевич

, дочь Елены Феликсовны

. Я хочу поручить её Вашему вниманию, думаю, что Вам и самому будет интересно познакомиться и поговорить с нею, а что касается меня, то Вы окажете мне большую услугу, если поможете ей своим советом и обществом. Зная, как Вы относитесь к Елене Феликсовне, я не буду много писать на эту тему.

Я до сих пор не ответил на Ваше последнее письмо, так как оно содержит новую анкету, а на такие вопросы нужно отвечать подробно. Конечно, я совсем не против всего, что происходит в искусстве двадцатого века, я не против хорошего в искусстве, а напротив, очень рад ему, как я, например, пламенный патриот Солженицына, хотя язык его в повести «Иван Денисович» отнюдь не тургеневский, и слава богу

! Я только против модернизма, ибо вижу в нём современное одичание на манер того, которое уже однажды привело человечество к «верую, ибо это абсурд»

. Таким вещам нужно сопротивляться, т. к. они являются выражением и средством порабощения. Вот и всё. Кстати, я был бы Вам обязан, если бы Вы сообщили мне, что, в конце концов, получилось с моей статьёй для журнала «Эстетика». Не подумайте, пожалуйста, что я предъявляю Вам претензию или прошу хлопотать за её помещение. Совсем нет. Мне даже подсознательно хотелось бы, чтобы ваша редакция решилась её отвергнуть. Но ответ всё же надо иметь.

Я ещё не писал Лукачу, поэтому не мог передать ему Вашей просьбы. На днях это будет сделано. Что касается моих старых статей, то дело с их подготовкой к печати снова застопорилось – нет времени, крайне необходимо опять попытаться вынырнуть с исполнением плана. Не то моё дело будет плохо, а всё остальное уже не имеет значения.

Искренний привет Владимире от меня и Л.Я.

Мы оба желаем Вам и Вашему семейству всего лучшего.

Мих. Лифшиц

Р. S. Лукачу я написал и письмо отправил. Большое спасибо за лекарство, мне его вчера принесли. Ещё одна небольшая просьба: нельзя ли купить для меня маленькие книжки № 1–9 Japonska nutnost abe Nolit? Я думаю, что это стоит немного. Так как Марина Александровна задержалась до 15-ого, то я делаю эту приписку.

Ваш

Мих. Лифшиц

12 ноября 1964 г

Дорогой Владимир!

Большое Вам и Владимире спасибо за хороший приём, оказанный Марише Усиевич. Она вспоминает об этом с благодарностью. Вы сделали её пребывание в Праге очень приятным. Очень жаль, что в Вашем семействе возникло столько трудностей в связи с бедствиями стихийного характера – болезнями и дождями. Хорошо ещё, что хоть землетрясения не было. Надеюсь, что все вы теперь здоровы? Спасибо и за фотографии, которые выполнены хорошо, но, увы, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива»! Мы с Утёсовым похожи, как родные братья. Спасибо также за лекарство для Лидиной приятельницы.

Вчера послал Вам почтой второй том «Истории эстетической мысли»