– Старых добровольцев… э-э-э… не касается!
Своим ораторским мастерством Никулин напомнил мне бывшего председателя совета министров Черномырдина и действующего председателя нашего горсуда Холкина. Но когда, покачиваясь, полковник двинул восвояси, я понял, что он просто тяжело пьян.
Оставшийся на хозяйстве офицер в наплечных ремнях скомандовал «вольно», а командирам взводов и пулеметной команды – к нему. Пятеро, в том числе наш журавль Белов, быстро переместились в указанное место.
– Кто это? – свернув на бок рот, спросил я у Наплеховича.
– Помощник командира роты полковник Знаменский, – сдавленно ответил поручик.
Гм, Знаменский? Знакомая фамилия. Был такой майор в популярном в семидесятые годы телесериале «Следствие ведут знатоки». Пал Палыч. Ещё спортсменов помню, братьев Знаменских, легкоатлетов, турнир в честь которых проводится.
Штабс-капитан Белов, придерживая шашку, голенасто, как складной деревянный метр, возвращался к строю. Играючи перешагнул канаву.
– Ну-с, господа! Задача для первоклассников! Надо обеспечить себе крышу для ночлега в хуторе Ворманки. Разведка донесла, что в нём и в соседних селах, как их, чёрт. Доброй Надежде, Гати и Подольке расположилась стрелковая бригада красных. Основная задача поставлена первому батальону. Он на обходном марше, выходит на исходную для флангового удара. А мы нажмем с фронта и выдавим красных в пойму реки, где перетопим в баклушах!
Белов говорил внешне небрежно, словно о пустяшном, но по беспокойным глазам его я понял, что он в сомнении относительности реальности озвученных перспектив.
Против целой бригады! А бригада – два полка! Тогда как у нас батальон и рота всего лишь. Да еще атаковать!
– Господа! – продолжал Белов, форсируя голос, отчего на худом лице его у рта задергался живчик, утаскивая ус на щеку. – Большинство из вас впервые пойдет в бой под славным знаменем Корниловского полка. Полагаю, разжевывать смысл слова «честь» надобность отсутствует.
Драться под Корниловским флагом – великая честь! А?! Я вам не пастух, а вы не овцы, но на брюхе ползать и раком пятиться не позволю!
Отчётливо выговаривая обидное, штабс-капитан смотрел с острым прищуром именно на меня. Есть такой прием для выступающего – найти в аудитории удобного слушателя и конкретно ему втюхивать.
Господин штабс-капитан, я хоть и бывший комсомолец, заслуженно награжденный почётным знаком ЦК ВЛКСМ за активную работу по охране правопорядка, но агитировать меня особо не надо. Я согласный! Меня бы подучить чуток. Для шести месяцев полнокровной учебки, понятное дело, у вас времени нету, хотя бы месячный курс пожилого бойца проведите. Партизанские сборы!
Проделав за ночь марш в сорок верст! Матка боска Ченстоховска!
И пожрать бы не худо! Про пожрать штабс-капитан Белов вспомнил. Скомандовал разойтись и разрешил перекусить на скорую руку.
Я обернулся к Наплеховичу, царапнул ногтем щёку, выскобленную опасной бритвой «Gillette»:
– Помнится, поручик, вы салом хвалились?
2
Рота в куцых колоннах наискось пересекала луговину. В низине собирался белесый туман, пока незагустевший. Быстро пала вечерняя роса.
Двигались бегом. Я поставил всё на технику – на каждое касание ногой земли делал вдох, на следующее – выдох. Коротко, отрывисто, носом. Старался изо всех сил. Но когда добежали до косогора и покарабкались вверх, стал отставать. На подъём забрался одним из последних. Сердце выскакивало, металось от желудка к горлу.
– Шире шаг! – окриком подстегнул Белов.
Я прикрыл глаза, оттолкнулся прикладом от упругого дерна и рванул. Изо всех сухожилий. Ощущение было такое, что я передвигаю ноги в корыте с густо замешанным цементным раствором.
На втором курсе физрук Батаев обязал желавших получить досрочно зачёт участвовать в легкоатлетической универсиаде. В числе состязаний был километровый кросс. По одному человеку нас расфасовали в пятнадцать забегов. Уже при перекличке мне стало неуютно, когда в моей группе откликаться стали на подбор длинноногие поджарые парни. Среди них, экипированных в спортивные трусы, майки и лёгкие шиповки, я, в шерстяном синем костюме, траченном молью, и жёлтых резиновых кедах был единственным. Я даже не решился покурить перед забегом. Особенно внушительно выглядели студенты физвоса, показавшиеся мне олимпийцами.
Сразу после старта я словно завис на месте, а соперники реактивно рванули. Несмотря на то, что за кустами я внаглую срезал угол и тоже проделал на втором круге, к финишу пришел всё равно последним. Получив при этом лучший результат за всю свою спортивную карьеру. Не очень яркую, но зато короткую.
И в остальных забегах юристы прибежали последними. Однако в командном зачёте мы получили серебро, взяв массовостью.
Когда я был пролетарием, в родном инструментальном цеху в день зимних заводских соревнований бывалые спортсмены мудро говаривали:
– Главное – не победа, главное – уйти с обеда!
Ерунда эта околоспортивная, надерганная из разных мест, из разных лет крутилась в башке. Один только Зигмунд Фрейд и смог бы объяснить, почему сейчас эти ассоциации повсплывали.
На гребне холма, куда я забирался почти на четвереньках, цепляясь свободной рукой за бурьян, взвод выравнивал жидкую цепь.
Штабс-капитан Белов – на голову выше всех – наводил порядок на правом фланге.
Но и оттуда он наорал на меня:
– Штык примкните, штабс-капитан!
Пытаясь соображать разумно, я кинулся отделять закрепленный вдоль ствола (в походном положении) штык – длинный, сизый, зловеще граненый, в щербинах.
– Сука! Не хочет!
Кр-рак и штык вдруг оказался в руке! Выскочил из металлического хомутика. Следующим торопливым движением я насадил его трубкой на ствол. Получилось? Да, вроде не болтается, сидит крепко.
– Взво-од, в атаку! Огонь только по команде! – надсаживая горло до клёкота, кричал Белов.
Похоже, он не заметил моего непрофессионализма. От сердца у меня отлегло, и в очередной раз я убедился в том, какой я законченный даун. В нескольких минутах всего – бой, война, увечье или смерть даже, вечная память, могила, а я об эстетике движений тревожусь.
Я шагал в цепи, уставив штык вперёд. Правой рукой сжимал приклад, мылкий от мокрой ладони, а левой снизу держал цевьё. Плохо пригнанный мешок молотил по спине, кололся рассыпными патронами.
Только бы не сразу бегом скомандовали!
Луговина сделалась упругой и кочковатой. Пару раз я споткнулся. И оба раза удачно, на левую ногу. Это у меня примета добрая, проверенная временем, с начальной школы неподводившая! Господи!
Над нами по стремительным лекалам стрижи вычерчивали. Вечерняя охота. Или ласточки это?! Чем отличаются?!
Цепь двигалась с ощутимым усилием, прогнувшись в середине, как заведённый бредень. Наш взвод шел по мелководью, на правом фланге обогнав остальных.
Через несколько бойцов от меня нервничал Белов. То и дело оглядывался на растущую в середине роты килу.
– Что они там?
Впереди трудно приближался оазис зеленых насаждений и чёрно-жёлтые соломенные крыши хат.
Как бишь хутор штабс-капитан обозвал? Ворманки? Бандитское название, отъявленное. В переводе – вора имал. Подберут же на святой Руси ласковое имечко!
Стриж один порскнул у меня над головой, не выше чем в метре. И ещё один левее. Обоих я не успел разглядеть. А резкие такие оба, сверхзвуковые.
В отставшей мотне туго шедшего бредня вдруг кто-то пронзительно закричал. Я оглянулся туда. Двое офицеров, один нагнувшись, второй упав на колено, поднимали и переворачивали лицом вверх третьего.
– У-у-ум, – стонал он протяжно.