Эффект присутствия

Двое, Помыкалов и Беликов, были крестниками. Их группу Маштаков с Рязанцевым размотали в сентябре, подняв восемь эпизодов уличных грабежей, разбой и четыре кражи из сараев. Сейчас они катались на суд.

Помыкалов с Беликовым смотрели дерзко, как хорьки. Находясь под стражей, они сохранили рэпперские чубчики. Оба были в униформе гопников: синих спортивных костюмах с белыми полосками.

Рязанцев, не мешкая, освободил руки. Привстав на цыпочки, отправил на верхнюю полку клетчатую китайскую сумку с вещами, затем – свернутый матрас, в котором находились подушка и шерстяное одеяло. Встал спиной к решётке, развернулся под острым углом к линии атаки. Привычно наклонил голову вперёд, выставленным левым плечом прикрыл подбородок, руки согнул в локтях.

– Нуёптыбля, Диман! Чё за пассажир в нашей плацкарте? – поганенько улыбаясь, спросил Беликов.

Бесплатный концерт начался. Проскурин в обнимку со своим полосатым матрасом потихоньку втиснулся на нижнюю полку в угол, присоединившись к зрителям. На его помощь Андрейка, впрочем, и не рассчитывал.

– Это не пассажир, братуха, это – Вася! – гыкнул Помыкалов, демонстрируя отсутствие двух верхних передних резцов.

Когда его закрывали, зубы наличествовали в комплекте.

Было важно, как поведут себя остальные арестанты. Если навалятся всей хеврой, в суматохе запросто могут ткнуть под ребра заточенной железкой.

– Узналбля? – поинтересовался Помыкалов.

– Узнал, – без паузы ответил Рязанцев, стараясь, чтобы голос не выдал напряжения. – Ты Димка Помыкалов. Шёл по делу один, потом ввалил подельников. Теперь – в группе.

– Тычоблянах?! – Помыкалов мгновенно побагровел, как насосавшийся крови клоп, оглянулся на Белика. – Братан, мусоряга гонит!

Теперь, если Димка канал за честного, он должен был вбить паскудные обвинения обидчику в глотку. Но Помыкалов зыркал глазами на кулаки опера, костяшки которых покрывали ороговевшие бляхи, и не решался ринуться на противника.

Готовый к активным действиям Андрейка стоял в боевой стойке в расслабленном состоянии, позволявшим избежать преждевременного утомления мышц.

– Не торчи у решки[86 - Решка – решётка (жарг.).], пленный, загораживаешь! – тут его между лопатками сильно ткнули резиновой палкой.

Не ожидавший толчка Рязанцев сделал два быстрых шага вперед. Помыкалов вжал голову в плечи, суетливо вскинул руки, закрывая лицо, и завопил. Белик через плечо кента попытался прямым достать Андрейку, однако тот легко ушёл в сторону и сгрудил гопников к зарешеченному окну. Помыкалов продолжал орать.

– Кончай кипеж! – рявкнул из коридора караульный.

Одновременно раздалось сдавленное шипение. Купе наполнилось слезоточивым газом. В глазах у Андрейки защипало, хлынули слезы. Арестанты разом засморкались, зачихали, закашляли надсадно, зашебутились. Рязанцев рванул вверх полы джинсовой куртки, накинул её на голову и присел на пол в надежде, что аэрозольное облако уйдёт наверх.

Отбежавшие от купе к открытому окну вэвэшники ржали:

– Раскумарьтесь на халявку!

Все полтора часа, пока состав без остановок шёл до областного центра, в купе отплевывались и матерились.

Когда арестанты, покинув вагонзак, под дулами автоматов сидели на корточках в конце платформы, Помыкалов заорал, перекрикивая хриплый лай овчарок:

– Я с тобой, красный, попозжа попизжу!

Сумбурные воспоминания ненадолго отвлекли Андрейку от тягостных размышлений. За ночь он не сомкнул глаз, в голове неотвязно крутилась мысль – с наступлением утра что-то должно произойти. Срок его содержания под стражей истёк в полночь, срок не продлили и продлить не могут, потому как дело закрыто. Но почему же тогда его не передают в суд?

В коридоре изолятора громко заиграла музыка, знаменуя долгожданный подъём. По репертуару можно было определить, какая смена дежурит, у каждой имелись собственные предпочтения.

То, что с шести утра из динамика полился пронзительный голос Ирины Шведовой, говорило о том, что дежурил Сева Казаков. Рязанцев счел это добрым знаком. Он знал, что через минуту постовой побредёт по коридору, стукая ключами в металлические «кормушки» дверей и протяжно выкрикивая: «Подъём!».

Андрейка сбросил ноги с помоста нар, нащупал тапочки, шагнул к двери. Тяжелую поступь подкованных берцев по бетонному полу он различил сквозь страдающее крещендо певицы:

– Белое платье белело напрасно
Краски смешались в горящей долине…

Когда постовой поравнялся с дверью их камеры, Рязанцев громко выкрикнул:

– Старшой, позови дежурного!

Вскоре снаружи заскрежетал металлом ключ, сделавший два оборота против часовой стрелки. Форточка «кормушки» распахнулась, в хату через квадратное отверстие потек воздух. Не свежий, откуда ему, свежему, в подвале взяться, но не такой спертый, как в каменной клетке камеры.

– Привет. Чего звал? – старший прапорщик Казаков, худощавый, черноусый, с четырьмя наградными колодочками над клапаном нагрудного кармана кителя был, как всегда, хмур.

– Всеволод, у меня срок содержания вышел. Доложи, пожалуйста, начальству и еще пусть адвокату моему позвонят. Догадину Владимиру Николаевичу. А то непонятки какие-то, – припав к открытой «кормушке», Андрейка говорил торопливо, словно боялся, что прапорщик его перебьет.

– Хорошо, передам по смене, – Казаков сдержано кивнул. – Я сам не люблю бардак. Оставить тебе, Андрюш, «кормушку» открытой?

– Конечно. Спасибо, Всеволод.

Рязанцев отошел от двери и присел на отделанный металлическим уголком край деревянного помоста, служившего местом их обитания. По распорядку пересменка происходит в семь. Начальник ИВС заглянет в изолятор в восемь. Заглянет всего на пару минут, чтобы узнать, все ли спокойно в его владениях. Новый дежурный доложит ему, что один из арестованных беспокоится относительно законности своего нахождения под арестом. Начальник ИВС Аббасов – заскорузлый служака, ему лишние проблемы не нужны. По уму, он обязан сам освободить арестованного, срок содержания под стражей которого истек, но он этого делать не будет. Двадцать лет Аббасов служит в милиции, из них девять – начальником ИВС. Горячку пороть не в его натуре, он мудрый азербон. На общей сходке, которую начальник УВД проводит, он ничего не скажет, не тот уровень. Но вот когда начальник МОБ оставит в зале только своих подчиненных, непременно поставит его в известность о нарисовавшейся проблеме. Начальник МОБ примет к сведению и озадачит того же Аббасова выяснить в прокуратуре: в чем загвоздка. Аббасов спустится с третьего этажа в свой кабинетик и позвонит в канцелярию прокуратуры.

Какая-то определенность образуется не раньше десяти, половины одиннадцатого.

«За четыре часа с ума можно спятить! Или начать ломиться?! Какого хера они меня незаконно держат в камере?!»

Андрейка заметался по крохотному пятачку от нар до двери. Два шага туда, столько же обратно.

Заворочался Проскурин, с кряхтеньем сел, потянулся.

– Ты чего, Андрон, со сранья скачешь, как слон? Орешь! Ночью спать не давал, вертелся веретеном!

– Гош, они мне могут срок продлить, когда дело закрыто? – Рязанцев впился глазами в помятое лицо бывшего следователя.

– Они все-о мо-огут, – широко зевая, ответил тот. – Сгоняют в областную прокуратуру, там продлят еще на месяц или на два-а.

– Но дело-то мое закрыто?

– Блин, вот заладил. Закры-ыто! Закрывают магазин на обед! А с тобой произвели важное процессуальное действие – ознакомление обвиняемого с материалами дела. Они – хозяева, как хотят, так и сдают.

– И как это? Так просто – съездили к областному прокурору и тот, не вникая, продлит мне стражу?

– Как преподнесут ему, так и он сделает. Вообще-то, в областную ездить стрёмно. За продления дерут в хвост и в гриву. Опять же полагается за десять суток до истечения срока с продлением приезжать. Ну я это тебе со своей ментовской колокольни говорю, а как у них, у прокурорских – не знаю, в прокуратуре не работал… Знаю только, что ворон ворону в глаз не клюнет… Ну чего, надо вставать, что ли?

Проскурин слез с нар, нашел свои резиновые сланцы и двинул к унитазу.

Пока его сильная струя журчала в сливном отверстии, Андрейка переваривал услышанное.

«В прокуратуре области за десять дней полагается срок продлевать. Его не продлили! Не может быть, чтобы рядовой следак, пусть и прокурорский, мог в любое время к начальству завалиться. Николаич, помнится, рассказывал, что областников всегда остерегался, старался им реже на глаза показываться. Не-ет, не поедет Винниченко срок продлевать, он и так, по ходу, не на лучшем счету. Жалился, что ничего не успевает. Нынче всё решится!»