Зона Комфорта

– В том то и дело, что форма на нём не добровольческая.

– Господи-ин Бобров… Форма английская. Сейчас половину армии союзники в такую обрядили с барского плеча. Ладно, ещё не в юбки шотландские. Потом, мы с вами не в контрразведке, а у сиволапого мужичья. Не по их разуму – комбинации разыгрывать.

После очередной порции информации, частично переваренной, просветление на меня опять не снизошло. Наоборот, я ещё больше запутался. Прямо как муха в тенетах.

К какому-то единому знаменателю я всё же сумел свести событийно-хронологический ряд. Благо, тема попалась хорошо знакомая. Можно сказать, моя незащищённая докторская диссертация. Увлечение в свободное от учёбы, работы и семьи время. Хобби, по-научному. Длиною длинней чем в двадцать лет.

Передо мной как бы выступали персонажи гражданской войны. Причем, с белогвардейской стороны. Если быть точнее, деникинцы. Речь ведь прямо шла о Добровольческой армии. Хотя, была ещё одна добровольческая – Северо-западная генерала Юденича. Но это маловероятнее. Природа явно южная, чернозёмная. Потом, на Ястребе, похоже, форма офицера Корниловского полка. Чёрная гимнастерка. Рассмотреть бы ещё погоны, блин… Должны быть чёрно-красные…

Тпр-ру, я что, на полном серьёзе рассуждаю? Какие корниловцы? Какая к едрёне фене природа чернозёмная?

Меня из жара бросило в ледяной пот. Забытое на время сердечко напомнило о себе щемящей болью. Затяжелела, онемела левая рука от плеча до локтя, колюче поползли по ней мурашки. Доступ воздуха уменьшился.

Я то ли помутился сознанием, то ли задремал на роздыхе. Голову, правда, преклонил не к доброму седлу[8 - Обыгрываются строчки из песни А. Розенбаума «Есаул молоденький».], а уронил на землю. Холодную и сырую… дурно пахнущую.

В этот раз я видел реку. Бесконечно быструю. С рябой в солнечных блёстках поверхностью.

Ах, как больно, когда бьют сапогом под ребра! Бьют и при этом попадают куда целили.

Я покатился по полу, зажавшись и скуля тоненько, по-щенячьи. Река моя пропала.

– Вставай, сволочь золотопогонная! – сверху заорал грубый голос. – Геть!

С трудом, в несколько приёмов я поднялся. На полусогнутых, дрожащих ногах. Не успел рассмотреть кто – наверное, тот гад, что кричал толстым голосом «геть» – швырнул меня к выходу. К распахнутой настежь двери. Получив дополнительное ускорение дюжим пинком под зад, в проходе я ткнулся в спину человека в чёрной гимнастерке.

– Ходчей ходи, ну! – встречали нас на улице.

Неожиданное солнце понудило зажмуриться, выбило слезы. Заслоняясь ладонью, я пытался адаптироваться, не дожидаясь новых пинков.

Нас завели за угол, потом через огород отконвоировали к дому. И по-прежнему в хорошем таком спортивном темпе.

Поставили напротив дымящейся летней кухни. Из сильно бурлящего закопчённого большого чугунка невыносимо для меня, голодного, пахло мясом. Прочно заложенные природой рефлексы убавили физическую боль. Продолжая массировать зашибленный бок, я сглотнул слюну. На меня оглянулся высокий в чёрной гимнастерке, которого я нарёк Ястребом. Не знаю, то ли горловые звуки мои услышав, то ли по другой причине.

– На ногах держаться можете? – почти не шевеля губами, спросил.

Я без особой уверенности кивнул.

На плечах Ястреба топорщились чёрно-красные погоны с белой выпушкой и серебряной шефской буквой «К». Продольный просвет на каждом погоне означал, что их обладатель находится в капитанском чине.

Нечто подобное я, помнится, моделировал в полутьме сарая. Впрочем, я уже перестал удивляться. Всецело отдался на волю провидения, подобно Робинзону Крузо на необитаемом острове.

И всё-таки это – чрезмерно затянувшаяся галлюцинация.

– Что, ваши благородья, жрать хотца? – издевательски заржал здоровый, голый по пояс рыжеусый жлоб.

– Дарья, плесни офицерьям в корыто помоев! – поддакнул из-за дыма озорной тенорок.

– Да погуще, со дна почерпни!

– Гы-гы-гы!

Ястреб сквозь сцепленные зубы, не размыкая челюстей, оскалился ненавидяще:

– Быдло!

Рыжий жлоб сразу резво шагнул к нему. Попутно выдернул из колоды топор. Толстым ногтем проверил остроту сверкнувшего лезвия.

У меня обмерло внутри.

– Охолонись, Петро! Сперва допрос сымем по форме! – попридержал рыжего молодой тенорок. – Атаман ждёть!

Атама-а-ан… «Скажи мне пра-а-авду, атама-ан! Скажи скорей, а то убью-ут!» – была такая песенка в репертуаре лёгкой на слезу певицы Тани Булановой.

Ражий рыжий лоб Петро и обладатель задорного тенорка – знакомый чубастый парень в тельняшке, так удачно подвезший меня давеча на подводе, отконвоировали нас в сад. Там среди плодоносящих яблонь за длинным столом сидела компания лихих людей. Знакомым, кстати, оказался не только сам парень, но и его замечательные шнурованные ботинки на толстой рифленой подошве. Всего неделю назад я расписался в ведомости у начальника вещевого склада прапорщика Мотовиловца за их получение.

Несмотря на всю отчаянность положения, мне ужасно жалко сделалось неношенных спецназовских берцев.

В лихой компании из троих в атаманы я определил самого с виду фактурного. В кумачовой рубахе пузырями, весёлого, кудрявого и фиксатого. С большой серебряной серьгой в ухе. В наплечных скрипучих ремнях.

Запрокинув голову, он надолго припал к краю глиняной кружки. На жилистой шее его мощным поршнем ходил кадык.

Это сколько же в такой ёмкости поместится? Грамм пятьсот или больше? Такую лошадиную дозу мне, конечно, не одолеть, но соточку для восстановления кислотно-щелочного баланса я бы дёрнул с превеликим удовольствием.

Курчавый атаман оторвался, наконец, от кружки, со стуком поставил её. С усов его закапало молоко. Он облизывался, а я испытал сильное разочарование. Хотя, опять же, как и жалость по отнятым ботинкам, неуместное. Если бы он самогонку пил или бражку дудонил, один бы хрен похмелить меня не сподобился.

– Ну шо, ваш бродья, погуторим трошки? – добродушно спросил он.

Вопрос был явно риторический. То есть отвечать на него не имело

смысла.

Но заговорил обладатель голоса, близкого к женскому, господин Бобров.

– Я человек… э-э-э… сугубо цивильный, то есть мирный. Исключительно мирный, – торопился он.

Бобров этот из сарая выскочил первым, сейчас тоже стоял впереди меня и личность его я не рассмотрел. Такой по комплекции в теле мужчина, с загривком. Облачённый в коричневую бархатную курточку. Типа в детскую, что ли. Впрочем, к требованиям моды в шизофреническом теперешнем уровне своего существования я ещё не привык.

– Я. я оказался с ними случайно. Я просто… э-э-э… обыватель! – неизвестно за кем гнался не успевал Бобров.

– Ну а гроши у тебя е, обыватель? – с дружелюбной ленцой продолжал допрос модник в кумачовой рубахе.

Серьга в ухе у него мерно покачивалась.

– У меня всё взяли… Отобрали, то есть… Ваши… э-э-э… соратники…

– Це ж разве гроши? – искренне удивился кудрявый и как колоду карт взъерошил большим пальцем пачку цветных листков. – Це «колокольчики»! У офицеров и то мошна толще оказалась. А ну, раздягайся живо! Обыва-атель…

Бобров, не дожидаясь повторных распоряжений, засуетился.