Кровь и чернила

А потом он, матеряся,

Взял, в полёте сделал бочку

Пал он, но не как Люцифер, (с ударением на "и" – прим. авт)

А как слесарь из окна

Был тогда этаж девятый…

"Клац"! – зубами об асфальт…

Ну а дети тут как тут,

Ус углём как нарисуют

На скамье бабульки чуют,

Что алкаш Семён припёрся.

–Вот ты сволочь! – всё кричат.

Невдомёк-то им, что ангел

Всё под крышами летает

И не надо их сшибать

Заводскими, блин, коврами…

– Отлично. – сказала Маша. – Слушай, есть у тебя какие-нибудь ещё стишки?

Кажется, он хочет её убить своими литературными изысканиями.

– Есть. – ответил Шнурок. Я даже сочинил язвительную эпиграмму на дорби.

– На кого-на кого?

– На дорби. Ты не знаешь, что это за существа?

– Я совершенно не в курсе, кто такие дорби. Объясни.

-Так вот, дорби очень любят воровать телевизоры. Они чем-то похожи на колобков, только куда более омерзительны внешне. Ещё они фанатично верят в пастора Наживку, которого они считают своим богом.

– А кто такой, этот пастор Наживка?

– Да придурок он, просто придурок.

– Тогда почему они считают его богом?

– Я не знаю. Ты, конечно, можешь у дорби спросить, но лучше не спрашивай. Они меня чуть не отчесали за то, что мы пытались телевизор вернуть…

– Понимаю. Я знаю одного сумасшедшего, который объявлял себя богом, а потом утонул в унитазе по пьяни. Его звали Иван Давидович, вроде бы.

– И это то же самое. Вот слушай:

А дорбасы в ус не дуют

Телевизоры воруют!

Всё не знают, идиоты…

Выключил – Наживки нет!

Сказав это, Шнурок покатился по полу от смеха.

Глава 20. Стихи Некрасова… поэта…

– Ну да, ну да… – сказала Маша. – Очень смешно.

– Ты ещё другие мои стихи не видела. – ответил ей Шнурок и отвёл её в ту самую комнату, где он вместе с Каримом крутил Шпатель на своём сверле по ночам. Порывшись в тумбочке, он достал тетрадь с надписью "Стихи" и начал читать.

Некоторые стихи он вообще не стал читать – либо потому что они состояли из одной строки – видно, Шнурка муза внезапно посылала на три весёлых буквы, как только он хотел написать вторую строчку:

Я написал сей стих при свете солнца…

Или:

Скажу тебе, сердечный друг Карим…

Либо, как стих "В Неаполе" или неоконченная поэма "Сказание о сморфах в эпоху Хэйан" состояли практически из одной матерной лексики. Ясно было, что впечатлительной десятилетней девочке, даже привыкшей к садистским стишкам про маленького мальчика,что по стройке гулял, и всякому хулиганству вроде "Вышел заяц на крыльцо, почесать своё яйцо", не стоит читать такое на ночь заместо сказок.

Впрочем, скоро, 4-го июня, ей исполняется одиннадцать годиков, но это не отменяет абсурдности сей идеи.

Шнурок нашёл стих без названия и начал его читать. Орфография осталась нетронутой, ведь именно в ней содержится весь сок:

Начьни-ка бес миня

Звой танець в атроженье звёзт

Любафьто не жилаид

Видь в майом сэрце гнёзт.

– А, это не моё. Это Барсик писал. Он чиркает с такой кучей ошибок, что у меня глаза на лоб лезут. Ладно, прочесть бы своё…

Он нашёл ещё один стих: "Старшине", но он был написан таким жутким почерком, что даже сам написавший Барсик не смог его разобрать. Следом он бросил свой взгляд на стих "Розовые пони" и начал читать:

Розовые дали,