Либертанго

– Ключ – в зажигании, запасные ключи – дома, а ключ от квартиры – в машине, на том же брелке! – Он с ненавистью посмотрел на цветы, которые Лана уже определила в кувшин с водой.

Он раз тридцать набрал номер, пока наконец ответил один из соседей. Макс выскочил под дождь.

Бог, конечно, насмехался над его планами, но и не лишал остатков иллюзии, что тот хозяин своей судьбы. Меняя автобусы, Макс вернулся в общежитие с запасными ключами и отвез Лану в паб, где они выпили по коктейлю.

Оттуда поехали к нему. Петь песни не пришлось: Лана чувствовала, что после всех стараний и треволнений Макса нужно (и самое время) успокоить и даже вознаградить.

Он проснулся первым, угадал рядом Лану и легонько поцеловал в плечо: проснется или нет? Проснулась и прижалась к нему. И снова уснула.

Поздним утром, окончательно пробудившись, они вылезли на кухню. Лана вызвалась приготовить завтрак из того, что найдется, и Макс показал ей в холодильнике свою полку. Та выложила помидоры, болгарский перец, репчатый лук, авокадо, сметану и майонез. Поставила варить яйца.

В проеме возник заспанный Андрей.

– Макс начинает новую жизнь, – мрачно прокомментировал он.

Андрей стоял в дверях, переводя взгляд с Ланы на продукты на столе, оттуда – на кастрюльку на плите, и обратно – на споро кромсающую ингредиенты девушку. Наконец произнес:

– Два салата!

Неудавшийся бармен знал толк в совместимости компонентов. Лана действительно приготовила салат из авокадо с луком, яйцами и майонезом и овощной салат со сметаной. Предложили Андрею, но тот отказался и ушел к себе, а вскоре вернулся с сигаретами. Пришла Рыба и тоже закурила. Поев, закурил и Макс.

Когда кухня погрузилась в привычную пелену и утратила навязчивую определенность, из дымки соткался Петя Чел и принялся скручивать косяк. Макс почувствовал, что Лану пора уводить: обстановка становилась чересчур для нее экзотичной.

– Береги Макса, – напутствовал Лану Петя Чел. – Он – великий прозаик.

– Про каких еще заек?! – отшутился Макс, вываливаясь из призрачной кухни в реальный мир.

***

Бюрократическая машина наконец со скрежетом провернулась, и Максу выплатили вожделенные автомобильные деньги. Он немедленно отдал долг Андрею, присовокупив к банковскому чеку бутылку виски.

Теперь можно было подумать и об отдельном жилье: за годы жизни «на флэту?» соседи Максу поднадоели, лица гостей примелькались, да и сама идея непрерывной тусовки себя исчерпала. Не последним был и вопрос самоидентификации: хиппи или всё-таки яппи?

Узнав о намерениях Макса, Лана сперва намеками, а затем и напрямик (ибо намеки тот понимать отказывался) вопросила, почему бы им в этой связи не съехаться, чтобы отныне жить вместе (вскоре она должна была закончить учебу и в любом случае выселялась из общежития).

Но Максова жизнь и так уже напоминала виденный однажды кошмарный сон. Почувствовав непреклонность, Лана отступилась. Или, по крайней мере, сделала вид.

К этому времени они встречались уже год: как правило, пару раз на неделе и изредка – по выходным. Иногда они отправлялись к друзьям, в кино, в бар. Чаще сходу заваливались в постель.

С Ланой Макс скучал: он не чувствовал в ней жизни. Со временем у них образовался круг общих знакомых, им теперь было что вспомнить и о чём поболтать. Но все эти разговоры никуда не вели – общение напоминало игру в одни ворота.

Однажды, где-то через месяц после знакомства, в надежде хоть как-то расшевелить Лану и увидеть наконец живую реакцию, Макс заявился к ней в байкерской косухе черной кожи. Из-под расстегнутой куртки виднелась футболка с черепом. Ниже – рваные джинсы и «Мартинсы».

Прежде Лана видела его лишь в образе приличного человека, так что ожидалось, что внезапная перемена вызовет хоть какую-нибудь реакцию. Но она вообще не отреагировала! Словно бы даже не заметила.

Последние месяцы он заезжал к ней заодно по дороге из университета, где дважды в неделю занимался французским (в жизни ощущался застой, а овладение новым языком давало иллюзию прогресса). Такой режим встреч был несомненно хамским (особенно вот это «по дороге» и «заодно»), и Макс отдавал себе в этом отчет. Подсознательно он хотел ее спровоцировать, хоть как-то вдохнуть в отношения жизнь. И утыкался в тупик: Лану всё это, похоже, устраивало.

Впрочем, что ему беспокоиться? Общения и без того хватает, сексуально он удовлетворен, обязательств никаких. Личная жизнь налажена, и он не чувствует себя дураком.

Макс снял квартиру-студию. В приоритете были цена, так что странности в дизайне жилища его не остановили. Квартира располагалась в полуподвале – в самом верху стены имелось зарешеченное окошко. С высокого потолка свисал огромный хромированный вентилятор.

По-настоящему странной была кровать: двуспальная, одной своей половиной она лежала на платяном шкафу, так что другая половина козырьком нависала на высоте человеческого роста (подходя к дверцам шкафа, Максу приходилось чуть пригибаться). «Козырек» за углы крепился цепями к потолку. Чтобы забираться на кровать, к торцу шкафа была привинчена хромированная металлическая лесенка с поручнем.

Посреди стены висела порядком измочаленная черная кожаная плеть.

– Осталось от прежних жильцов, – пояснил владелец квартиры. – Можешь выкинуть.

Плеть была Максу не нужна, но она органично дополняла интерьер и осталась висеть на стене.

***

В городе он встретил Ципи. Они не виделись несколько лет, страшно обрадовались и сходу договорились сходить по старой памяти в ресторан.

Вечером в четверг они встретились в центре и после недолгого совещания (также удостоверившись, что никто из них за эти годы не вернулся к Ответу) решили пойти в некошерный итальянский ресторан неподалеку.

Витрина отразила комичную парочку: картина могла бы называться «Гренадер и цыпленок». Впрочем, время, что они не виделись, пошло Ципи на пользу: без очков (контактные линзы?) и с распущенными волосами она заметно похорошела.

– Каково оно – быть таким длинным? – не преминула подколоть Макса Ципи. – Не страшно грохнуться с высоты?

– Грохнуться – еще ладно, – вздохнул Макс, пригибаясь перед очередной маркизой. – Хуже, что башкой вечно бьешься.

В ресторане он заказал поркетту – нарезанную ломтиками ветчину из поросенка. Ципи принесли говяжий стейк.

Беседа текла, всё было интересно и всё смешило. Ципи заканчивала вторую степень по психологии, а пока работала в регистратуре поликлиники. Недавно рассталась со своим другом. Макс в общих чертах тоже обрисовал свою жизнь, рассказал о работе и о подруге – всё как есть.

– Свинина? – Ципи с сомнением заглянула ему в тарелку. – Она, вообще, вкусная?

– Ни разу так и не пробовала?

– Ни разу.

– Тогда самое время. – Макс подвинул Ципи свою тарелку.

Израильтянка наколола кусочек ветчины, но всё не решалась положить в рот:

– Придется рассказать брату, что ела свинину.

– О чём тут рассказывать? Ты ведь по-любому кошерность не соблюдаешь? В чём же дело?

– Я ему всё рассказываю. Пойми: у нас свинину не едят, просто потому, что… никогда не ели. Это – как если бы ты попробовал собаку.

– Свиней специально разводят для еды, а собака – друг человека. Друзей ведь не едят, верно?! – Макс глянул исподлобья и щелкнул зубами.

– Верно, верно! Друзей не едят! – Ципи замахала руками. – Ладно, неудачный пример. Тогда… представь, что ты ешь лягушку. Ты ел лягушку?

– Не доводилось.

– Так вот: впервые попробовать лягушку – это же событие?