Либертанго

Всё это очень смахивает на кино, особенно это «браза». Но негры тоже смотрят фильмы про негров, подражают героям, начинают говорить с гарлемским акцентом, чудесным образом превращаясь из африканских нелегалов в голливудских гангстеров.

Проверяю карманы: всё на месте. На всякий случай смотрю волком, исподлобья. Но испугаться я не успел. Негр, поддерживая араба под локоть, уводит его в темноту переулка. Я удаляюсь в противоположную сторону.

На сегодня программа выполнена (пожалуй, даже перевыполнена). Возвращаюсь в хостел, захожу в храпящую полутемную «казарму». Мой индус спит на спине, раскинув руки, почмокивая и блаженно улыбаясь.

Завтрак здесь поскромнее, чем был во Франкфурте: выдают на нос крутое яйцо, хлеб с кусочком масла и чай. За столиком знакомлюсь с израильтянином. Он живет в хостеле полгода: договорился с хозяином мыть полы в обмен на койко-место.

– Но ведь какие-то деньги нужны? – спрашиваю я (иврит пока не забыл).

– Выкручиваюсь, – отвечает израильтянин. – На днях «нашел» велосипед, продал.

– В смысле…

– Слушай, – говорит он, по-своему истолковав мою заминку, – я ведь не иерусалимский праведник…

– Да я и не думал осуждать! – тороплюсь заверить я. – У каждого свои пути – неизвестно еще, куда меня мои заведут…

На блошином рынке покупаю на десять гульденов три трубочки для воскурения конопли: каменную, деревянную и металлическую. Сажусь на скамейку, чтобы тут же и воскурить.

Подходят полицейские. Игнорируя меня, расталкивают лежащего на соседней скамейке смуглого человека, вынуждая его сесть.

– Скоро мы здесь снова пройдем, – терпеливо, словно перед ними ребенок, объясняют полицейские. – Вас к этому времени здесь быть не должно.

Человек что-то мычит, кивает и, как только полицейские уходят, вновь заваливается на скамейку.

К вечеру набираюсь решимости и отправляюсь в «квартал красных фонарей» – исполнять завет привезшего меня в Амстердам барабанщика. Мною движет любопытство. В первую очередь любопытство.

Долго хожу мимо «витрин», пытаясь выбрать. Это непросто: во-первых, ассортимент слишком велик. Во-вторых, женщины так безобразно себя ведут, что становится гадко, и, едва задержавшись, всякий раз двигаюсь дальше.

Наконец останавливаюсь возле азиатки – китаянки или, возможно, тайки. В отличие от остальных, девушка не кривляется, а смотрит на меня, просто и приветливо улыбаясь. Довольно высокая, в красном белье.

– Сто гульденов, – отвечает она. – Орально – пятьдесят.

Гульден – примерно полдоллара. Решаюсь на пятьдесят гульденов. Вдобавок любопытно, как она будет справляться: обычно подобная развлекуха затягивалась до бесконечности. Хотя она же профессионал…

Закрыв стеклянную дверь, девушка задергивает портьеру. Комната подсвечена красным, и в воздухе густой, словно бы тоже красный запах от курящихся по углам ароматических палочек. Я не вполне понимаю, что делать: ситуация совершенно новая. Не разговаривать же с ней, не спрашивать, как ее зовут? Да и за разговоры я ей не платил. И мне за разговоры не платят…

Она ненавязчиво руководит, и я в результате полностью раздеваюсь и сажусь на кровать. Она же снимает только лифчик. Щелкаю резинкой трусиков, но она мотает головой, садится рядом и, пока я глажу ее по плечам и аккуратной груди (кожа удивительная на ощупь, гладкая и одновременно бархатистая, словно не кожа, а специальное покрытие: вероятно, какая-то мазь…), надевает презерватив.

Работает старательно (помогая, впрочем, руками), и всё заканчивается довольно быстро. Быстрее, чем ожидалось. Профессионализм! Поднявшись, она деликатно отходит в сторону, указав на мусорное ведро под туалетным столиком. Я выбрасываю презерватив и торопливо одеваюсь, ощущая неловкость оттого, что задерживаю занятого человека. Сказав «спасибо», выхожу на улицу и втыкаю в рот сигарету.

На свежем воздухе хорошо, только у сигареты – неуловимо-резиновый привкус…

Днем снова брожу по городу, а вечером отправляюсь исследовать ночную жизнь. Я не собираюсь следовать примеру индуса: никаких проституток… По крайней мере сегодня.

Подкуриваюсь из остатков «скунса» – иначе весь этот красный уличный демонизм приедается, словно это уже моя планета, привычная стихия. Скунс плотным облаком заволакивает мозги, и мир обретает загадочность, жить становится интересно.

На мостике через канал зависаю возле патлатого англопоющего гитариста. Текст приблизительно следующий:

Я сижу на наркоте,

Наркота сидит на мне,

И пускай я весь в говне,

Но пока что не в тюрьме…

Поет от души и похож на многих моих знакомых из прошлого и, вероятно, будущего. Ощущаю эмпатию, мгновенно рисую себе его жизнь и отчего-то завидую. В чём же между нами разница?

Подобно мне, он отказался от «нормальной» жизни, и шарится теперь по странам и городам. Но я сделал это сознательно: знал, от чего отказываюсь и что выбираю. Его же попросту «закрутило-понесло». Живет наверняка на каком-нибудь сквоте (в Европе полно сквотов). А между тем что-нибудь подобное Лифте – целому городу-сквоту – никому здесь и во сне не привидится. Я рассматривал возможность жизни в Лифте (было и такое), но сознательно отказался.

Парень этот – патлатый, я – стриженый (хотя уже отросло, так что самое время определяться: отращивать дальше или состригать). Но если даже отращу хаер, то именно «отращу» – сознательно. А он его, скорее, «отпустил» – то есть и не думал специально отращивать, не принимал решений. Я – прежде чем сегодня подкуриться, решил: так надо – пускай жизнь станет интересней. Одну трубочку дунул – пока хватит, а то потеряю нормальность свою пресловутую, патологическую! А он косяки с утра до ночи долбит, пока всё не закончится. Проснется – бежит покупать. Впрок покупать не станет – только чтобы на сегодня хватило: будет день, будет и травка. Песню написал – подсознание выплеснул и дальше живет, не зная забот, как Божьей твари и подобает.

А мне приходится принимать решения. Или ждать, пока решение на меня снизойдет. Это мучительно! Отсюда и зависть. А с другой стороны… Какова его перспектива? Пройдет от силы десяток лет, и парень сторчится. Или наоборот (еще хуже!), станет добропорядочным членом общества – экономистом или, скажем, музыкантом. А я? Сможет ли мой сознательный путь завести меня дальше? Как далеко в этой жизни можно зайти? А, главное, куда? В каком направлении? Задумчивая, однако, сегодня травка…

Тюрьма, говно и наркота

За мною ходят неспроста…

Хорошая песня. Кидаю в шляпу гульден и двигаю дальше.

Вновь красные окна и двери. Возле одной стоят две юные полуголые подружки и трещат на голландском (вероятно) языке, не обращая ни на кого внимания. Это дает возможность остановиться и поглазеть на них без того, чтобы они тут же начали приставать.

Очень разные: одна – стройная блондинка с нордическим лицом, другая – смуглая, словно бы турчанка или арабка легкой, приятной для моего глаза полноты… Я замечен, и девушки принимаются делать жесты: мол, кого из нас выберешь?

У меня другие планы, я вообще не собирался никого выбирать! Но раз уж так поставлен вопрос… Почему-то не ухожу, а действительно начинаю прикидывать, кого бы предпочел. Словно это не я, а кто-то другой. Это – похотливый скунс во мне!

Поочередно рассматриваю каждую. Больше нравится черненькая: круглолицая, улыбчивая – в моем вкусе. Блондинка же непроницаема, с каменным лицом. Но я выбираю ее! Не знаю почему. Может, след тянется из моей (совсем недавней еще) прошлой жизни? Может, мне на роду написано выбирать блондинок?..

Хуже того: скунс и вся здешняя атмосфера настолько завоняли мне мозги, что у меня раздвоение, и одна из моих личностей намерена произвести на девушку впечатление. Вторая же личность не представляет, как (а главное, зачем?!) первая собралась производить впечатление на проститутку. Но я над собой не властен.

Вслед за Блондинкой оказываюсь в помещении, внутри еще пара распахнутых дверей. Заходим в одну из комнат, и девушка почему-то оставляет дверь открытой. Пока раздеваюсь, по коридору мимо двери проходит Брюнетка со своим клиентом.

Блондинка снимает трусики и остается в лифчике. Хочу снять и лифчик, но она бесцеремонно отстраняет мои руки. Не спорю, чтобы не сбивать настроение. После недолгих умелых манипуляций, она надевает мне презерватив, дополнительно смазывает и ложится на спину, раздвинув и согнув ноги. Пристраиваюсь сверху и пытаюсь хотя бы погладить ее по плечу (кожа оказывается той же бархатистой фактуры, что у вчерашней азиатки: похоже, они и вправду чем-то намазываются).

– Без рук! – говорит Блондинка, и это ее первые ко мне слова.

Непосредственно перед проникновением она кладет два пальца правой руки – средний и указательный – себе на промежность, так что пальцы оказываются по обе стороны влагалища. Теперь, как бы ни старался, я не смогу войти на полную глубину.

Упершись руками в кровать, сосредоточенно двигаюсь. Из соседней комнаты Брюнетка что-то кричит, Блондинка (из-под меня) отвечает, и они начинают перекрикиваться через стенку. Не прекращаю ритмично двигаться.

Как только кончаю, Блондинка что-то выкрикивает, и заходит Брюнетка. Она смотрит на меня – голого посреди комнаты, воюющего с презервативом – и между ними продолжается оживленный разговор. Брюнетка хохочет, поглядывает в мою сторону. Говорят обо мне? Пожалуй, много чести. Хотя, нет:

– Сколько времени тратишь в день на прическу? – спрашивает Брюнетка по-английски.

– Нисколько, – говорю я и смотрюсь в настенное зеркало: небольшая, в общем-то, шапка моих отросших волос по-дурацки распадается спереди надвое. Пятерней пытаюсь зачесать назад, но волосы снова разваливаются на стороны. К чёрту! Завтра же иду стричься и возвращаюсь к привычному «ежику» – хаеру не бывать!

– Клёвый причесон! – откровенно издевается Брюнетка. Она хохочет, Блондинка ухмыляется.