Дни Бочонка

Подготовка к свадьбе всегда сопровождается невероятным количеством хлопот: выбор нарядов, места празднования, программы, приглашение гостей. Последнее являлось, пожалуй, самым сложным, поскольку большинству из них, как, например, Василисе, приходилось лететь из Москвы (свадьбу решили играть моём родном городе, чтобы избежать лишних затрат на переездов и высокие столичные цены).

В числе немногих приглашённых с моей стороны значились Садёнов и Боголюбский. Первому я позвонил Владиславу Демидовичу. В трубке раздался дрожащий и вместе с тем одновременно заспанный голос:

– Да.

– Владислав Демидович! Сколько лет, сколько зим! А я к вам с прекраснейшей новостью, которой вы не сразу поверите!

– День добрый. Что ж, говорите.

– У нас с Алиной свадьба 20 числа и вы в числе приглашённых.

– Да? Хорошо… но я не смогу. У меня болезнь сильная – из дома не выхожу. – почти прошептал Боголюбский.

– Как же вы так, Владислав Демидович? В больницу лучше сходите, раз серьёзное дело. Сами знаете – со здоровьем шутки плохи. Что за болезнь всё-таки?

– Вирус какой-то. Не знаю. Вы уж извините, но мне трудно разговаривать сейчас, я как выздоровею, сразу позвоню. До сви… – протяжные гудки прервали последние слова Боголюбского.

Следовало бы проявить настойчивость и узнать что у него произошло на самом деле, но мне было не до этого: предстояло совершить ещё несколько звонков. Тем более возможно, что это на самом деле не более, не менее, чем влияние болезни, скорее всего гриппа: так я тешил себя, набирая номер Садёнова. 18 гудков – нет ответа, новый звонок, 18 гудков – нет ответа, новый звонок… Андрей Павлович так и не взял трубку. Лишь спустя две недели, уже я после свадьбы, я узнал, что он попал в психиатрическую больницу с тяжелым расстройством.

В конечном итоге, на свадьбу прибыло не так много гостей, потому решили ограничиться маленьким VIP-залом в элитном ресторане. Несмотря на это и отсутствие широты праздника, Алина была счастлива. Роскошное жемчужное платье с открытыми плечами идеально сидело на ней, подчёркивая стройную фигуру и обнажая две маленькие родинки среди белой кожи ключицы. Моя, теперь уже жена, выглядела как девочка на выпускном: каждое её движение дышало красотой и свежестью, так что трудно было оторвать взгляд. Приятное слепое восхищение перебороло мысли о разнице в возрасте и зарплате – подобный вздор навсегда исчез из моей головы.

После стольких лет, прожитых в состоянии постоянного глушения тоски, совсем без ожидания счастья, вдруг появилось то, о чем нужно было мечтать задолго до его появления. Но сейчас я уверен – все прошлое происходило к лучшему, раз случилось подобное настоящее. Возможно если бы я достаточно долго и с нетерпением ожидал встречи с Алиной, то не испытал бы столь сильных чувств, ведь заранее пытался бы максимально точно их представить и фактически мысленно пережить.

Гости кричали "Горько!", дарили подарки, при этом произнося пламенные тосты и пожелания, в вера в которые с каждой минутой лишь укреплялась, смеялись и танцевали. Со стороны могло показаться, что происходила обыкновенная коих случается по сотням в день. Впрочем, я не против, чтобы так кому-то казалось.

Глава 11

Через две недели после свадьбы мне позвонил неизвестный мужчина и представился главным врачом психиатрической больницы №3 Владимиром Борисовичем Пагиным. Связался он со мной по просьбе Андрея Павловича, поступившего туда на лечение.

– Господину Садёнову желательно по минимуму контактировать с внешним миром, потому все контакты контролируются докторами. В нашем профессионализме можете не сомневаться. У пациента наблюдается небольшая ремиссия, поэтому сегодня к нему разрешается один визит. – отчеканивая каждое слово, доложил доктор.

– Постойте, постойте, постойте! Андрей Павлович сам к вам пришёл?

– Всё верно, обратился за помощью.

– Хм… Что с ним произошло?

– Я не могу выдавать конфиденциальную информацию о пациенте. Могу только назначить Вам посещение на пол четвёртого в субботу, то есть сегодня.

– Да, разумеется, назначайте.

– Хо-ро-шо! – протянул по слогам голос в трубке. – Адрес Вы знаете?

– Конечно.

– Хо-ро-шо! Всего доброго.

– До свидания.

Известие о Садёнове на минуту выбило меня из колеи, перемешав все мысли в голове. Я отказывался верить услышанному и только на половине пути к больнице задумался над тем, что телефонный звонок мог оказаться чьей-нибудь злой шуткой, но тут же отбросил это предположение как маловероятное.

Здание психиатрической больницы №3 выглядело на удивление опрятным. В регистратуре рядом со входом я получил талон, с которым направился к кабинету для посещений. Спустя некоторое время меня пригласили в кабинет, куда позже в сопровождении мускулистого надзирателя вошёл обессиленный Садёнов. Он выглядел сильно постаревшим: лохматый и чуть поседевший, с внезапно появившиеся глубокими морщинами на лице, одетый в бежевую пижаму вместо модного костюма, он очень походил на обитателя дома престарелых.

– Андрей Павлович!

– Добрый день. Да… – слабо проговорил он, садясь на стул и протягивая мне худощавую руку.

– Что произошло? Вы от вас я ни слова не слышал…

– Извиняюсь за свою глупость, – робко перебил Садёнов. – Я знал о свадьбе и не хотел тревожить.

– Что-о? Пожалуйста скажите толком!

– У меня произошёл нервный срыв. А теперь все хо-ро-шо: на условия содержания не жалуюсь, врачи здесь отзывчивые…

– Это из-за проклятого бурбона. В последнее время вы были сам не свой, всё "Бочонке" сидели. – высказал я свою догадку.

– Причём здесь бурбон?!! – в ярости вскричал вскочивший со стула Садёнов. – Благодаря ему только держался. Господи! А что там красота? За ней же нет ничего. Ни-че-го! Понимаете? Она нужна только чтобы зарабатывать больше денег на глупцах!

Он истерически рассмеялся.

Услышав крик, сопровождающий заглянул в кабинет. При виде его Садёнов извинился и сел обратно.

– Андрей Павлович, мне всё-таки кажется, что вы что-то не договариваете. Должна быть причина, и она есть, просто говорить не хотите. Ну что ж, хорошо, ваше право.

– По какому приказу вдруг должна быть? Я устал. И всё. Ус-тал. – проговорил он последнее слово по новой привычке – по слогам, видимо думая, что так добавляется больше убедительности.

Несмотря на неразборчивые ответы, я понял Садёнова. Он разочаровался в единственной отраде, как щит спасавшей его, на протяжении практически всей жизни. Теперь, когда произошел внутренний разлом барьера, травмы детства, шрамы юности и бессилие перед лицом будущим, дали о себе знать, нахлынув с чудовищной силой. Я начал интересоваться об условиях содержания, о питании и прочих бытовых мелочах, уходя как можно дальше от тяжёлых разговоров, чтобы лишний раз не заставлять Садёнова впадать в исступление. Разговор вышел недолгим из-за строгого распорядка дня у пациентов – в определённое время им назначались обязательные лечебные процедуры (скорее всего только давали таблетки и делали уколы, после которых мыслительные процессы замедляются раз в 5). Сопровождающий объявил об окончании свидания, после чего крепко подхватил под руку моего истощавшего собеседника и повёл по коридору вглубь больничного лабиринта. Удаляясь, Андрей Павлович напоследок, сотрясая пространство эхом, истошно крикнул мне: "Сходите к Боголюбскому! Он на спор повеситься собирался!". И захохотал.