Кто хочет стать президентом?

– Каких своих?

– Своих опытных парней. Проверенных. Бывалых. В последние годы в стране не было реальной работы, поэтому их поразбросало по миру, но я – самый лучший в мире наводитель справок, и я их навел. Думаю, через неделю у нас будет великолепная семерка. Встреча на Эльбе.

– При чем здесь Эльба?

– Ну, ведь это будет русско-американская семерка. Кандидат на мгновение оторвался от мельтешащего экрана.

– И ты надеешься с шайкой каких-то политических отставников и парой самоуверенных гарвардских наглецов обратать такую махину, как Россия? Двадцать два миллиона квадратных километров!

– Теперь меньше. Всего семнадцать.

Кандидат нахмурился, как будто на него реально подействовала магия цифр, и снова вернулся к интересному – к футболу. Капустин некоторое время наблюдал за ним, стоя за спиной.

– Вы знаете, шеф, я, помимо прочего, получил сегодня хороший сигнал. Один из тех людей, что нам необходимы, находится здесь, неподалеку.

– В Испании?

– Нет, прямо на островах. Даже на нашем острове.

– Да-а?

– Да, и это дает нам возможность немедленно приступить к работе. Едемте, я его вам покажу.

– А почему не он к нам? Я все же…

– Да, вы потенциальный его работодатель. Но, мне кажется, мы засиделись в этих апартаментах. Проветримся заодно.

Андрей Андреевич с трудом оторвался от экрана и спросил в своей манере резко менять тему беседы, не считаясь с намерениями собеседника (он прочитал когда-то у старинного ритора, что именно так должно вести себя человеку великому, ибо одно из проявлений силы и власти – непредсказуемость. Правда, справедливости ради надо заметить, что ближайшее окружение кандидата воспринимало эту его манеру как неумение сосредоточиться):

– А вот скажи мне, что это за тип – Шеддер? Он разговаривает со мною… я даже не знаю, как это он так разговаривает со мною.

– В Госдепартаменте он шишка. Формально – советник. Одна шишка из многих. Кроме того, почти уверен, он подрабатывает в разведке. И, по правде говоря, я бы счел, что нас обижают, не давая соответствующего уровня, то есть какого-нибудь сенатора-куратора, если б о нем было известно только это. Но о нем известно еще, что он, говоря нашим языком, ногой открывает дверь в кабинет помощника по национальной безопасности и является сопредседателем какой-то важной финансовой комиссии. Короче, распределяет американские деньги между американскими целями. Так что при желании можно считать, что для работы с нами штатники выделили человека, наделенного если не особыми регалиями, то особыми полномочиями. В политике очень важно установить верное соотношение номинального веса вашего контрагента с реальным.

– Так ты установил?

– Мне кажется, да, Андрей Андреевич. Люди с регалиями выйдут из тени, когда выйдем из тени и станем расти мы.

Андрей Андреевич выключил компьютер.

– То есть мне не менять с ним тона, со Шеддером? А то учит, учит…

– Тона не меняйте, но действуйте на опережение. Как только он начинает учить, говорите, что вам это уже известно, что вы уже это делаете, а вот это уже проверено и оказалось ерундой.

Андрей Андреевич с интересом посмотрел на помощника.

– Сам дошел или у кого-нибудь прочитал?

– Все, до чего мы доходим сами, уже где-то кем-то написано.

Кандидат вздохнул и начал подниматься со стула.

– Ты говорил, что надо куда-то идти.

– Лучше съездить. И очки бы я на вашем месте нацепил потемнее.

– Кто меня здесь знает?

– Вчера на набережной я видел Черкесова.

– Футболиста, что ли?

– Не футболиста. Этого, из питерских.

– А-а, понял, наркомана.

– Скорее, антинаркомана.

– Все равно. И тот, кто торгует наркотиками, и тот, кто ловит торговцев, – оба знают, где хорошо понежиться да попить в январе на хорошем пляже.

Капустин не стал уж ему говорить, что Канары – как раз место не для современной модной знати, которая осваивает другие берега и горы, а для главбухов водочных заводов да футболистов подмосковного «Сатурна» с женами и подругами. Именно поэтому здесь разместился голодинский штаб – чтобы оказаться подальше от политической тусовки.

Сидоров доложил, что все «просветил» под пузом их «реношки», лазил и в двигатель, и в багажник. Ехать можно не взрываясь.

– Куда мы? – спросил Андрей Андреевич, когда они выскочили из города Санта-Крус. – В смысле, долго еще?

– Да, порядочно.

– Почему порядочно? Это что вам – Мадагаскар?

– Все равно восемьдесят километров с севера на юг. Вот вулкан объедем, там уже близко.

– А, вулкан… – сказал кандидат и заснул. Проснулся уже на месте. Стемнело. Вокруг все переливалось разноцветными огнями – курорт все-таки. Множество кафешек, на столах горит по одной свечке, как будто повсюду справляют день рождения годовалых.

– Вон там, посмотрите, шеф.

Андрей Андреевич вышел из машины. Где-то за третьей линией отелей торчали две высокие освещенные мачты, с каждой свисало по толстому, может быть, резиновому тросу. Троса эти держали за бока прозрачную круглую кабину. В кабине сидели два человека. Троса вдруг задергались, приводя кабину в движение. Она металась все истеричнее, непредсказуемое – броуновское движение одной-единственной молекулы.

– Что это за черт? – неприязненно спросил кандидат.

– Аттракцион, – ответил Сидоров.

– И сколько может выдержать человек в этом аду?

– Ну-у… – протянул Сидоров, не зная точно, какой срок мог бы устроить шефа.

– Сейчас все кончится, – разрешил ситуацию Капустин и позвонил по телефону.

Через несколько минут к группе Андрея Андреевича, огибая бок какого-то вечнозеленого, а сейчас абсолютно черного куста, подошел невысокий кривоногий человек с лицом настолько бледным, что это было видно даже в тропической ночи.