– Ты серьезно?
– Ты же сам видел, как он один и еле живой бился до последнего.
– И?
– Сам знаешь: не каждый из нас на такое способен. Мы, тренированные и взрослые мужики, можем сдаться, потеряв надежду на спасение. Но ты видел его? Видел его смелость? Невероятно! А ведь это ребенок.
– Ну, делай как хочешь… Ты ведь понимаешь, что ему будет сложно освоить фазу? Какой бы он ни был храбрый, ему уготована безрадостная участь в Парфагоне. Да и кто его туда вообще пустит?
– У него есть шанс, Ричард.
– Он пришлый, селянин. Ты знаешь наши законы.
Нильс сплюнул и с досадой взглянул в сторону Томаса:
– Я все понимаю. Но мы должны дать ему шанс. Если у короля внезапно объявилась дочь, то почему же мне нельзя?
– Очередная странная история нашего королевства, конечно. Но у тебя несколько иная ситуация, – Ричард весело ударил друга кулаком по плечу. – Да и с Альбертом себя не сравнивай, дурень! Какое имя дали, кстати? Кто хоть ее мать?
– Назвали Элизабет. Говорят, разрешилась одна из его тайных фавориток, но сразу же умерла. Сама, наверное, дитя еще была. Ты же его знаешь…
– Хм, печально… Но у нее все равно титул принцессы?
– А как еще быть в его ситуации? Поэтому и будет добрее. Нашему храбрецу это на руку.
– Ну, брат, ты и авантюрист!
Набив живот недожаренной свининой и затем едва не надорвав его от смеха над пошлыми байками разморенных вояк, Нильс дал команду идти на боковую. Проверив караульных, он осторожно прилег рядом с Томасом, прикрыв его от холода могучей рукой, и мгновенно уснул.
Рыцарю показалось, что он едва сомкнул глаза, но в сумерках уже зашевелились бормочущие товарищи – пора выдвигаться домой. Пока его не потревожили, он попытался с закрытыми глазами увидеть перед собой пересеченные кольца Парфагона. Однако ничего не получилось, потому что помешал скрежет металла поблизости. Тогда Нильс начал вслушиваться в звуки вокруг, пытаясь расслышать, как его зовут по имени, словно кто-то его действительно искал. Хотя стало тише, своего имени он так и не услышал. Тогда он вернулся к кольцам, пытаясь во что бы то ни стало их увидеть прямо перед глазами, где-то на уровне лба. Когда он снова потерпел поражение, пришлось обратиться к воображаемому оклику по имени. Неожиданно тонкий женский голосок с вожделением произнес «Нильс» и сразу пропал в тишине. Это было хорошим знаком, поэтому воин оживился и снова представил кольца. Тут же взор ослепила яркая вспышка света, и перед глазами сошлись два переливающихся синих кольца, звонко заискрив друг от друга!
Магическое видение сияло столь реалистично, что, казалось, его можно было потрогать. Но рыцарю было не до этого. Понимая, что его скоро разбудят, он резко вскочил и сразу оказался на вершине обрывистой горы. Черные тучи над головой оглушительно громыхали и извергали молнии, озаряющие лысые скалы внизу. Прямо перед Нильсом светился изнутри огромный синий меч с волнистым долом и рубином в рукояти. Выдохнув, он схватился обеими руками за волшебное орудие, отчего убийственный порыв ветра едва не сбил с ног, а тело загудело. Сжав зубы от боли и рыча, воин не отпускал обжигающий металл, ощущая, как все тело трещит по швам, раздаваясь вширь и вверх. В один момент кольчуга и панцирь со звоном разлетелись в стороны, а их обладатель увеличился до таких габаритов, что меч стал казаться подходящим по размеру.
Вдруг зрение внезапно пропало, и Нильс почувствовал свое лежащее на боку тело и сильное покалывание от макушки до пяток. Тем не менее его пальцы все еще ощущали рукоять, через которую сочилась осязаемая сила и мощь.
– Что там опять отращиваешь? – послышался голос Ричарда, и Нильс ощутил удар по сапогу. – И так здоровый уже, как бык!
В это время Томасу снилась бесконечная череда кошмаров, в которых то раздавались крики родителей, то гнались остервеневшие мутанты, то плакала Ирэн. Голод и жажда все время настигали мальчика, отчего он то внезапно просыпался, то моментально засыпал, так и не понимая, что с ним происходит и где он находится. А еще от постоянных скачков и покачиваний болела левая нога. В какой-то момент к страданиям добавились яркий солнечный свет, трели лесных птиц и стук копыт по мощеной дороге, что заставило малыша окончательно пробудиться.
С трудом открыв слипшиеся глаза, Томас обнаружил себя в седле впереди русоволосого рыцаря с крупным носом и усталым взглядом. Рядом так же спокойно цокали еще несколько коней с воинами. Они все вместе двигались через поле, приближаясь к огромным деревянным воротам в уходящей за горизонт каменной стене с узкими бойницами наверху. Эта стена была выше любых самых могучих деревьев, во многих местах она по всей высоте поросла мхом и кустами. За ней виднелись грозные башни и коричневые черепицы удивительно высоких и красивых зданий. Томас никогда не видел Парфагона, но сразу понял, что это именно он – тот самый город, где обитают невероятные люди – герои многочисленных легенд. Именно в его стенах стоит тот знаменитый замок, где живут король и новорожденная принцесса, которой его так назойливо поддразнивала сестренка.
– Привет, храбрец, – подмигнул ему рыцарь.
– Здравствуйте! – смутившись, ответил Томас.
– Меня зовут Нильс. А тебя?
– Томас. Меня зовут Томас Юрг.
– Эй, соня! – раздалось откуда-то сзади.
Оглянувшись назад, юный селянин увидел белокурого красавца с вытянутым ликом верхом на дымчатом жеребце. Красавец широко улыбался, аккуратно держа в мясистой руке мирно спящего щенка.
– Не твой черныш? Тоже спит все время.
– Да, дяденька, это мой.
– Можно я себе возьму?
– Конечно, забирайте Пузанчика.
– Небось женушке подаришь, подкаблучник? – нарочито презрительно буркнул Нильс, хмуро разглядывая вытащенные из кармана солнечные часы размером в пол-ладони. – Как вообще таких в армию берут?
В этот момент гогочущие воины прошли деревянный мост над болотистым рвом с квакающими лягушками. Перед ними со скрипом растворились грузные Северные ворота, охраняемые с двух сторон стражами в латах.
– Да здравствует король!
– Да здравствует Парфагон! – дружно ответил измотанный отряд.
Навстречу Томасу подул теплый ветер с тысячей новых для него запахов и звуков. Прямо от исполинских ворот начиналась многолюдная бесконечная аллея, по краям которой зеленели пышные деревья и стояли аккуратные двух- и трехэтажные здания. Куда его взгляд ни падал, везде что-то происходило и кто-то суетился, а на лицах опрятно одетых людей сияли исключительно довольные и счастливые улыбки. Оказавшись в таком буйстве жизни, малыш вдруг вспомнил сестренку и родителей, которые никогда этого не увидят, а также родное селение, которого больше не существовало, как и всей его прошлой жизни. Горечь и счастье смешались в еще незнакомое и непосильное для него чувство, застрявшее комом в горле.
Изо всех сил Томас пытался не заплакать перед своими могучими спасителями, особенно перед Нильсом. Но когда его приняла на руки и тепло обняла дивно пахнущая женщина с короткими рыжими волосами и немного заостренными ушками, он не выдержал. Его детские губки горестно искривились, и сверкающие слезы безудержным потоком полились из зажмуренных глаз, одна за другой капая на сиреневое платье веснушчатой красавицы.
– Добро пожаловать в Парфагон, бедный малыш, – лишь смог он расслышать из ее уст.
Глава 2
Идеальный город сверхлюдей
Первый месяц Томас практически все время находился в доме Нильса Дора. Его двухэтажное жилище имело две спальни, кухню, а также просторную и светлую столовую. Во внутреннем дворе цвел фруктовый садик, и хотя он был огорожен каменным забором, сельский ребенок чувствовал себя весьма комфортно, находясь взаперти. Ему выделили уютную комнату на втором этаже, где изначально размещалась библиотека хозяина, в которой книги занимали два книжных шкафа. Туда поставили рассчитанную на вырост дубовую кровать, а у друзей насобирали целый ящик игрушек. Новая жизнь в столице, в добротном каменном доме, в пропитанной книжным запахом комнате казалась мальчишке чудесным сном, в который он долго не мог поверить, просыпаясь по утрам.
В доме также жила Маргарита – старшая сестра Нильса, рыжеволосая женщина с мальчишеской стрижкой и глазами, всегда казавшимися грустными из-за припущенных внешних уголков. Именно она взяла Томаса на руки, когда он впервые въехал в город. И хотя Маргарита выглядела значительно моложе своего брата, ее поведение ничем не отличалось от повадок зрелой женщины, какой она в действительности и являлась. Ее внуки были уже взрослыми, а муж, известный трибун, так давно отдал жизнь за короля, что его внешность уже стерлась из ее памяти. Лишь пару раз в год Маргарите ненароком вспоминался некий вымышленный образ супруга, в чем была повинна человеческая память, не рассчитанная на такую долгую жизнь.
Благодаря усердию Маргариты и жалованью Нильса в десять золотых монет в месяц их уютный дом блистал идеальной чистотой, а на столе каждый день было мясо. Нога Томаса быстро зажила. Теперь мальчуган был достаточно неплохо одет даже по меркам придирчивых горожан. Вместо простенькой туники селянина его наряд составляли светлые рубахи с разноцветными пуговицами, короткие коричневые штанишки с подтяжками, гольфы и кожаные башмаки.
Сам Нильс считался закоренелым холостяком, что было широко распространено среди рыцарей, и никогда не имел детей, во всяком случае, живущих с ним в одном доме. В некоторой степени свои отцовские чувства он перенес на Томаса, и потому ребенок оказался под гарантированной опекой. Увидеть рыцаря дома было большой радостью, поскольку тот почти все время занимался армейскими заботами и часто отлучался к вулкану, отражая бесконечные вторжения мутантов. Иногда к Нильсу приходил его давний друг Ричард Фейн, и они вместе с другими товарищами проводили шумные вечера в беседке в саду, куда смотрели окна новой комнаты селянина. Поутру из дома выходили, смущенно опуская глаза, миловидные девушки и женщины, но Томас их не запоминал, поскольку они каждый раз менялись.
Новая жизнь была настолько наполнена свежими эмоциями и благополучием, что вскоре из памяти чувствительного ребенка стерлись жуткие воспоминания из недалекого прошлого. Более того, Томас начинал активно набирать вес, ибо в доме Нильса всегда хранилось вдоволь пищи на любой вкус. Полноценные сон и еда были главной необходимостью для многих жителей столицы – впрочем, как и мутантов Арогдора.
Однако все было не так просто, как казалось юному селянину. В Парфагон было практически невозможно попасть людям со стороны. И хотя периодически делались исключения, появление чужаков в стенах столицы считалось риском для основ существования королевства. Одна из причин крылась в очевидной опасности внедрения агентов Арогдора, которые время от времени устраивали диверсии. Именно поэтому Томас целый месяц находился под надзором рыжей Маргариты и лишь через высокую каменную кладку забора слышал звуки города, который так хотелось изучить. Все это время Нильс и его друзья обивали пороги различных инстанций, дабы получить разрешение усыновить пришлого ребенка. Однако дотошных чиновников и вечно подозрительную службу безопасности сильно смущали два момента: во-первых, Томас считался слишком взрослым, чтобы адаптироваться к главным основам жизни города, а во-вторых, полностью отсутствовали сведения о его прошлом. Поскольку все жители его селения погибли, пустились в бега или были похищены мутантами, не имелось никакой гарантии, что он именно обычный селянин, а не агент-мутант. И хотя на практике это была очень сложная и очень долгая мутация, теоретически в маленького мальчика мог превратиться почти любой арогдорец.
Только благодаря признанным заслугам храброго рыцаря и его настойчивости Томаса не только разрешили усыновить, но и признали полноценным гражданином столицы. Подпись на соответствующих документах была поставлена самим Питером Калицей – мудрейшим канцлером Парфагона, близким другом и советником Альберта Третьего. Причем такую подпись Калица мог поставить только с личного разрешения короля, которому, в свою очередь, тоже пришлось узнать о существовании некоего Томаса Юрга из округа Салепа.
– Велели передать, что твоя репутация теперь зависит от пацана, – сообщил Ричард, передавая Нильсу долгожданную бумагу у массивных дверей его дома. Оба приятеля были одеты в повседневные рыцарские костюмы. Одеяние включало высокие сапоги, темные широкие штаны и, поверх светлой рубахи, зауженный у талии синий камзол с вздутыми плечами. А к тугому поясу неизменно крепились меч и кинжал. – Ну и любишь же ты проблемы!
Выдернув из рук гостя документ, Нильс стал жадно разглядывать столь дорогую и долгожданную подпись, переливавшуюся в свете солнца.
– Меня это не волнует.