Современная идиллия

– Правда! – торжественно подтвердил Иван Тимофеич.

– Правда! – откликнулись и мы.

– Иностранец – он наглый! – развивал свою мысль Прудентов, – он забрался к себе в квартиру и думает, что в неприступную крепость засел. А почему, позвольте спросить? – а потому, сударь, что начальство у них против нашего много к службе равнодушнее: само ни во что не входит и им повадку дает!

– Правда! – подтвердил Иван Тимофеич.

– Правда! – откликнулись мы.

– Уж так они там набалованы, так набалованы – совсем даже как оглашенные! – присовокупил Иван Тимофеич, – и к нам-то приедут – сколько времени, сколько труда нужно, чтоб их вразумить! Есть у меня в районе француз-перчаточник, только на днях я ему и говорю: "смотри, Альфонс Иваныч, я к тебе с визитом собираюсь!" – "В магазин?" – спрашивает. "Нет, говорю, не в магазин, а туда, в заднюю каморку к тебе хочу взглянуть, как ты там, каково поживаешь, каково прижимаешь… републик и все такое"… Так он, можете себе представить, даже на меня глаза вытаращил: "не может это быть!" – говорит. Вот это какой закоснелый народ!

– И вы… да неужто же вы так и оставили это? – возмутились мы с Глумовым до глубины души.

– Что ж… я?! повертелся-повертелся – вздохнул и пошел в овошенную… там уж свою обязанность выполнил… Ах, друзья, друзья! наше ведь положение… очень даже щекотливое у нас насчет этих иностранцев положение! Разумеется, предостерег-таки я его: "Смотри, говорю, однако, Альфонс Иваныч, мурлыкай свою републик, только ежели, паче чаяния, со двора или с улицы услышу… оборони бог!"

– Что ж он?

– Смеется – что с ним поделаешь!

– Однако ж, какую власть взяли!

– Вольница – одно слово.

– Так вот по этому образцу и извольте судить, каких примеров нам следует ожидать, – вновь повел речь Прудентов, – теперича в нашем районе этого торгующего народа – на каждом шагу, так ежели всякий понятие это будет иметь да глаза таращить станет – как тут поступать? А с нас, между прочим, спрашивают!

– Чтобы нигде, ни-ни… упаси бог!

– Нам нужно, чтоб он, яко обыватель, во всякое время всю свою обстановку предоставил, а он вместо того: "Не может это быть!"

– Правда! – подтвердил Иван Тимофеич.

– Правда! – откликнулись мы.

Точно так же не выгорел и вопрос об исторической благопристойности, хотя Глумов и энергически отстаивал его.

– Позвольте вам доложить, – возразил Прудентов, – зачем нам история? Где, в каких историях мы полезных для себя указаний искать будем? Ежели теперича взять римскую или греческую историю, так у нас ключ от тогдашней благопристойности потерян, и подлинно ли была там благопристойность – ничего мы этого не знаем. Судя же по тому, что в учебниках об тогдашних временах повествуется, так все эти греки да римляне больше безначалием, нежели благопристойностью занимались.

– А у нас этого нельзя! да-с, нельзя-с! – подтвердил Иван Тимофеич и при этом взглянул на нас так внушительно, что я, признаться, даже попенял на Глумова, зачем он эту материю шевельнул.

– Кто говорит, что можно! – оборонился Глумов, – но ежели древние греческие и римские образцы непригодны, так ведь у нас и своя история была.

– А насчет отечественных исторических образцов могу возразить следующее: большая часть имевшихся по сему предмету документов, в бывшие в разное время пожары, сгорела, а то, что осталось, содержит лишь указания краткие и недостаточные, как, например: одним – выщипывали бороды по волоску, другим ноздри рвали. Судите поэтому сами, какова у нас в древности благопристойность была!

– Голубчик! да ведь не всем же… Ведь мы с вами… происходим же мы от кого-нибудь! В России-то семьдесят миллионов жителей считается, и у всех были отцы… Уцелели же, стало быть, они!

– По снисхождению-с.

Словом сказать, и на исторической почве Прудентов оказался неуязвимым. И что всего досаднее: не только Иван Тимофеич явно склонился на сторону дельца-письмоводителя, но и Молодкин самодовольно и глупо хихикал, радуясь нашему поражению.

Оставалось последнее убежище: устные предания, народная мудрость, пословицы, поговорки. Но и тут Прудентов без труда восторжествовал.

– Насчет народной мудрости можно так сказать, – возразил он, – для черняди она полезна, а для высокопоставленных лиц едва ли руководством служить может. Устное-то предание у нас и доселе одно: сколько влезет! – так ведь это предание и без того куда следует, в качестве материала, занесено. Что же касается до поговорок, то иногда они и совсем в нашем деле не пригодны. Возьмем, для примера, хоть следующее. Народ говорит: по Сеньке – шапка, а по обстоятельствам дела выходит, что эту поговорку наоборот надо понимать.

– Почему же так?

– А потому что потому-с. Начальство – вот в чем причина! Сенек-то много-с, так коли ежели каждый для себя особливой шапки потребует… А у нас на этот счет так принято: для сокращения переписки всем чтобы одна мера была! Вот мы и пригоняем-с. И правильно это, доложу вам, потому что народ – он глуп-с.

– Да еще как глуп-то! – воскликнул Иван Тимофеич, – то есть так глуп, так глуп!

Напоминание о народной глупости внесло веселую и легкую струю в наш разговор. Сначала говорили на эту тему члены комиссии, а потом незаметно разразились и мы, и минут с десять все хором повторяли: ах, как глуп! ах, как глуп! Молодкин же, воспользовавшись сим случаем, рассказал несколько сцен из народного быта, право, ничуть не уступавших тем, которыми утешается публика в Александрийском театре.

– А вы еще об народной мудрости изволите говорить! – укоризненно заключил Прудентов, обращаясь к Глумову.

– И все-таки извините меня, а я этого понять не могу! – не унимался Глумов, – как же это так? ни истории, ни современных законодательств, ни народных обычаев – так-таки ничего? Стало быть, что вам придет в голову, то вы и пишете?

– Прямо от себя-с. Имеем в виду одно обстоятельство: чтобы для начальства как возможно меньше беспокойства было – к тому и пригоняем.

Теория эта хотя и давно нам была знакома, но на этот раз она была высказана так безыскусственно, прямо и решительно, что мы на минуту умолкли, как бы под влиянием приятной неожиданности.

– Любопытно! – произнес, наконец, Глумов, первый стряхнув с себя гнет очарования.

– А коли любопытно, так не угодно ли с трудами нашими ознакомиться? – предложил Прудентов. – Нам даже очень приятно, что образованные люди прожектами нашими интересуются. Иван Тимофеич! дозволите?

Разумеется, Иван Тимофеич охотно согласился, и Прудентов прочел:

УСТАВ

о благопристойном обывателей в своей жизни поведении

Общие начала

"Ст. 1-я. Всякий обыватель да памятует, что две главнейших цели пред ним к непременному достижению предстоят: в сей жизни – благопристойное во всех местах нахождения поведение, в будущей – вечное блаженство.

Ст. 2-я. Обе сии цели, составляя начало и конец одной и той же, от веков предустановленной и начальством одобренной, цепи, состоят, однако же, в заведовании двух совершенно отличных ведомств. А именно: первая ведается обыкновенными, от гражданского начальства учрежденными властями, вторая же подлежит рассмотрению религии.

Ст. 3-я. Благопристойность, составляющая предмет настоящего устава, по существу своему разделяется на внешнюю и внутреннюю. По месту же нахождения обывателя, на благопристойность, обнаруживаемую: а) на улицах и площадях; б) в публичных местах и в) в собственных обывателей квартирах.

Ст. 4-я. Внешняя благопристойность выражается в действиях и телодвижениях обывателя; внутренняя – создает себе храм в сердце его. А посему, наиболее приличными местами наблюдения за первою признаются: улицы, площади и публичные места; последнюю же всего удобнее наблюдать в собственных квартирах обывателей.

Ст. 5-я. Сии общие начала, взятые в нераздельной их совокупности, составляют краеугольный камень, на котором зиждется все последующее здание благопристойности. А равным образом и изречение: начальству да повинуются, ибо всуе приказания отдавать, ежели оные не исполнять".

– Это – общие начала, – сказал Прудентов, прерывая чтение и самодовольно поглядывая на нас, – имеете сделать какое-либо замечание?

Вместо ответа, мы взяли Прудентова за руку и долго и с чувством жали ее.

– Не только ничего не имеем, – сказал Глумов взволнованным голосом, – но даже… удивительно это, голубчик, как вы в нескольких штрихах все истинные потребности времени обрисовали! Именно, именно так: "собственные квартиры"! – вот где настоящая нить завязки романа гнездится! Само провидение вам, друг мой, внушило эту мысль!

– Итак, будем продолжать-с.