Клятвопреступник

– Твоя слабость мне омерзительна! – воскликнул Хорн и с новой чередой атак налетел на командира.

Их клинки со звоном бились друг о друга, отскакивали, высекали искры из окружения и каменных стен дома, а сын убитого мятежника продолжал в парализующем ужасе дрожать у своей кровати. Он смотрел на схватку двух рыцарей и мысленно молился богам о том, чтобы победил Алвар. Но Алвар пока не побеждал: Хорн быстрым диагональным ударом рассёк его сюрко прямо на груди, и под чёрной тканью показалась повреждённая кольчуга. Рыцари Регора носили преимущественно плотную, многослойную броню, способную защитить от разных атак, но она не делала их бессмертными, и именно эсток Хорна предназначался для того, чтобы её пробивать.

Хорн вошёл в раж: он безостановочно подавлял Алвара быстрыми атаками, одной из них неглубоко уколол его в бедро, другой порезал мышцу на шее, но он стал слишком поспешным. Во время одного из выпадов Алвар поймал его клинок, снова схватил за гарду и получил возможность атаковать – но как? Он не мог преодолеть свою нерешительность в том, что был вынужден убить соратника, нарушить сразу несколько слов клятвы – и всё ради незнакомого мальчишки. Алвар сам не мог ответить себе на вопрос, почему делает это: потому что так правильно? Потому что он всегда мечтал о сыне? А что, если его сын попал бы в такую же ситуацию – выбрал бы он верность клятве вместо того, чтобы защитить свою семью? Хорн назвал его бесхребетным, но, может, всё ровно наоборот, и бесхребетность – это слепое следование приказам, а заодно ещё интерпретация их смысла в угодной себе манере? Секунда сомнений растянулась на вечность, но Алвар принял решение: он не стал делать очередной выпад, а вместо этого нанёс рубящий удар прямо по рукам Хорна, крепко сжимавшим эсток. Силы Алвара хватало на то, чтобы использовать двуручный меч даже одной рукой, пусть даже не столь ловко. Хорн не успел отпустить рукоять, широкое лезвие рассекло тонкую броню на его запястьях, отрубило ему левую кисть и глубоко прорезало правую. Покалеченный рыцарь откинулся назад и упал на пол. Шлем слетел с него, а комнату стала заливать кровь.

– Паскуда… – зашипел Хорн и вдруг повернулся к лестнице. – Лайнен! Севинд!

Алвар понял, что пути назад больше нет. Отдавать себя на растерзание рыцарям он не собирался, но питал надежду, что Лайнен и Севинд окажутся более понимающими и человечными. Хорн из последних сил взял свой эсток одной рукой, поднялся и яростно заорал. Из его обрубленного запястья лилась кровь, в глазах горел гнев, но единственная уцелевшая рука уже плохо слушалась.

– Предатель! – выкрикнул он и бросился на Алвара в последний раз.

Он бежал на него, как на заклятого врага, будто прежде их не объединяли десятилетия знакомства, совместных походов, тренировок и подвигов. Алвар с тяжёлой грустью принимал необходимость убивать этого человека, пусть даже он не был его близким другом, постоянно язвил и подначивал, но он был таким же рыцарем, верным той же самой клятве. Поступить правильно или поступить по-человечески – одна из неразрешимых дилемм, но в этот раз Алвар считал, что должен выбрать второй вариант. Занося клинок для решающего удара, он понимал, что уничтожает все свои достижения, всё своё прошлое, отказывается от рыцарской чести и от клятвы, согласно которой жил почти всю жизнь. Алвар крепко сжал забрызганную кровью рукоять, остановил меч на пике замаха и с силой обрушил его на Хорна, отрубив ему голову. Озлобленная гримаса прокатилось по деревянному полу, заливая его кровью, дрогнула и замерла. В последнюю секунду лицо Хорна расслабилось и слегка побледнело – оно больше не выражало эмоций, ведь у смерти нет настроения, она повергает всех в единый, холодный нейтралитет.

Алвар стоял посреди комнаты, смотрел на обезглавленное тело и вдруг снизу на этаж взбежал Лайнен. Он замер на лестнице и в ужасе смотрел на командира, который обезглавил своего самого старшего подчинённого. Лайнен бросил короткий взгляд на ребёнка в углу, затем снова на старшего рыцаря.

– Командир… – ошеломлённым шёпотом произнёс он.

– Лайнен, я всё объясню! – заговорил Алвар, но молодой рыцарь вздрогнул и со всей возможной прытью побежал вниз. – Лайнен!

Алвар понял, что ему грозит: скоро сюда стянется подкрепление куда более опытных воинов, чем наполовину безоружные мятежники и бывшие ремесленники. Он подбежал к мальчишке у кровати и присел перед ним на колено:

– Послушай, я не желаю тебе вреда. Я хочу спасти тебя! Если ты пойдёшь со мной, я сделаю всё, чтобы защитить тебя, умоляю, поверь мне! Сейчас сюда придут злые люди, которые не пожалеют тебя и меня за то, что я тебя спас. Поэтому нам нужно очень быстро отсюда убегать, ты понял?

Мальчик судорожно покивал, хотя ещё явно боялся своего сомнительного спасителя. Алвар усадил его себе на спину и выпрямился.

– Держись крепко! – крикнул рыцарь и побежал вниз.

У выхода из дома его встретил раненный Севинд. Он стоял в дверном проёме с двумя тесаками и тяжело дышал, кровь из его живота дотекла уже до пяток. Мальчик крепко вцепился в Алвара и обхватил его руками ниже шеи.

– Так это правда… – ужаснулся раненный рыцарь. – Алвар, как ты мог?

Алвар крепко сжал рукоять меча в правой руке и ответил:

– Молю тебя, Севинд, не вынуждай меня забирать и твою жизнь.

– Ради мальчишки? Отпрыска мятежника… Почему ты его защищаешь?

– Потому что он не заслуживает смерти, – уверенно говорил Алвар, опасаясь, что Севинд нападёт на него. – Я пытался убедить Хорна, но он не стал меня слушать. Послушай хоть ты, Севинд, мой старый друг…

– Но… – Севинд запнулся и опёрся на стену от слабости. – Если я отпущу тебя, нас казнят на одной плахе. Ты ведь носишь диадему, Алвар. Паладин Эдергейра! Как это возможно?!

– Я клялся защищать Регор любой ценой, но убивать невинных детей… Выбор сделан, – печально заключил бывший командир рыцарей и кивнул на дверь. – Теперь либо смерть здесь, либо жизнь в бегах. А умирать я не тороплюсь. Скажи, что не смог противостоять мне из-за ранения, и я оттолкнул тебя.

Севинд тихо застонал и снял шлем. Его взгляд был таким тяжёлым и печальным, что это вызвало у Алвара ещё большее сожаление о содеянном. Рыцарь с тесаками отошёл от двери, прильнул к стене у окна и сказал:

– У тебя одна минута, чтобы исчезнуть.

– Благодарю тебя, друг мой! – воскликнул Алвар уже на бегу. – Если боги позволят, может, встретимся в будущем.

– Надеюсь, что нет… – печально сказал ему вслед Севинд и проводил взглядом.

Алвар добежал до коня, усадил на него мальчика, поднял с усыпанной мёртвыми телами земли свои ножны, убрал меч и запрыгнул в седло. Он погнал скакуна к дальним городским воротам, куда не могло успеть известие о его предательстве. Люди вокруг с любопытством смотрели на рыцаря, который спешно везёт куда-то бедно одетого ребёнка, переговаривались и пытались предположить, что произошло.

Алвар прибыл к южному барбакану через несколько минут, остановился перед ним, едва не поставив коня на дыбы, и крикнул привратникам:

– Откройте ворота!

Дворе рыцарей выглянули сверху, из окон барбакана. Один из них крикнул в ответ:

– Паладин Алвар приказал никого не выпускать из города, таково распоряжение его высочества!

Алвар поднял правую руку, а левой удерживал мальчика:

– Паладин Алвар – это я! И я приказываю вам открыть ворота, мне срочно нужно выйти из города!

Один из привратников вернул голову в помещение барбакана, вышел на стену и стал спускаться по лестнице – очевидно, для проверки слов рыцаря и его личности. Алвар напряжённо оглядывался, он боялся преследования и не хотел повергать ребёнка в ещё больший шок. Улицы слегка шумели, но в течение минуты, пока привратник спускался со стены, никого из возможных преследователей не было видно.

Рыцарь с алебардой подошёл к Алвару и осмотрел его:

– А, помню, это и правда вы! Простите, господин Алвар, времена напряжённые, сами понимаете… Джорн, открывай ворота!

Цепи зазвенели в стенах барбакана, а железная решётка неторопливо поползла наверх. Алвар обернулся и увидел, что в конце улицы остановился Лайнен во главе конного патруля. Молодой рыцарь увидел его, указал всадникам и быстро направился к барбакану. Алвар поспешил к воротам, проскользнул под тяжёлой решёткой и крикнул назад:

– Опускайте, скорее!

Он вырвался за пределы города, ткнул скакуна пятками в бока и направился вперёд, во тьму ночи, прижимая к себе напуганного и слабого мальчишку и не оборачиваясь.

Алвар подстёгивал коня ещё несколько минут, пересёк несколько дорог, тёмно-золотистое пшеничное поле, освещённое лунным светом, свернул в небольшой лесок у дороги и остановился. Руки мальчика обхватили его левое предплечье и крепко сжимали, но они оба продолжали молчать. Алвар обернулся, поднял забрало и убедился, что их не преследуют. За полем было пусто, со стороны Регора никто не ехал. Алвар медленно снял шлем, обнажив седеющую, коротко стриженную голову, и с облегчением выдохнул:

– Ух… Похоже, ради тебя я только что отказался от прожитых пятидесяти лет, парень. Давай-ка спустимся…

Алвар взял дрожащего мальчика подмышки, спустил его на землю, а затем спрыгнул сам. Он присел перед ребёнком на колено, осмотрел его грязные, холодные щёки, кажущиеся особенно бледными под лунным светом, и осторожно взял его за плечо. Мальчик вздрогнул и даже немного отшатнулся, всхлипнул и впился в Алвара испуганным взглядом. Его нижняя челюсть дрожала, а губы сжимались в готовности выпустить наружу стон или отчаянный крик. Увидев это, рыцарь убрал руку и заговорил:

– Спокойно-спокойно, я тебя не обижу, обещаю! – он с интересом и сочувствием смотрел на маленького собеседника, пока тот боялся сделать любое неверное движение. – Ты… не сказал ни слова за весь вечер. Боишься или… Может, читаешь по губам? Ты глухонемой?

Мальчик помотал головой.

– Ты понимаешь меня? – снова спросил рыцарь.

Ответом был утвердительный кивок. Алвар хмыкнул и продолжил расспрашивать его:

– Но говорить не можешь, да?

Мальчик печально кивнул, открыл рот и высунул язык, на котором были недавние следы от ожогов, ещё не зажившие до конца. Алвар прикрыл рот рукой и нахмурился:

– Боги, кто сделал это с тобой?

Мальчик сделал шаг в его сторону и указал пальцем на белое разрезанное кольцо, вышитое на повреждённом сюрко Алвара, а после направил руку в сторону Регора.