Хутор моего детства

– Шурка, от ты кныжкы читаешь, скажи, а як мине зробыть, шоб мэнэ «Кысляком» нэ дразнылы? Може, надо шо зробыть, чи зъиесты шо?

– Да, надо. Лучше всего – призраком стать. Чтоб тебя сразу никто не узнал.

Колька обратил внимание на картинку в книжке «Профэсора». Там был изображён человек со звериной шкурой на плечах вместо рубашки, весь заросший так, что чуть глаза были видны из-под свисавших космами волос, и в руках он держал здоровенную дубину.

На такого человека не обратить внимание мог только пустой человек, но не Колька.

– Шурка, а хто цэ такый? – Колька ткнул пальцем в картинку.

– О! Это знаменитый Робинзон Крузо, – говорит «Профэсор». – Его сама королева заприметила и полюбила.

– Оце такого?

– Ну, да. А если бы он таким не был, на него никакая бы даже доярка внимания не обратила.

Колька решил – стану Робинзоном! Была-не была! И стал он готовиться к этому перевоплощению.

Перво-наперво с чердака стащил старый-престарый овчинный полушубок своего прадеда. Был он не только потёртый, но и шерсти на нём мало уже осталось, моль поела.

Колька поотрывал полушубку рукава, топором отрубил длинные полы и кое-как приспособил его себе на плечи. Затем он сбегал на огород, где текла в зарослях камыша, куги и куширя речка. Без труда вытащил со дна ворох тины вместе с ракушками и пиявками, и всё это водрузил себе на голову.

Затем во дворе прихватил здоровенную палку и в таком виде появился у дома Михайлюков, где Зойка, как всегда, лежала на ряднушке с книжкой в руках в холодочке под акацией.

Она зачиталась и абсолютно не обращала внимание на то, что делалось вокруг. Надо было привлечь её внимание.

И Колька обратился к ней, возвышено пришёптывая и противно перевирая:

– Вашэ королевскэ бэсподобие! Вы чёго на толоку нэ ходытэ? Чого в рички нэ купаетэсь? Я же без вас с тоскы помираю! Сжальтэсь надо мною, красавыця!

Стоило Зойке поднять глаза на голос, и у неё сердце зашлось в предвкушении – наконец-то к ней явился сказочный принц … в облике водяного!

Это ей было так интересно и захватывающе, что она, подымаясь и протягивая дружески руку пришельцу, чуть слышно пролепетала:

– Я вас узнала. Вы – Робинзон! Заходите! Я вам очень рада! Знаете, как одной скучно. А вы такой необыкновенный!

У Кольки в глазах всё закружилось, когда Зойка дотронулась до его руки и повела во двор. Он на онемевших уже ногах не шёл, а скорее летел за той, что снилась ему и не давала спать, что так безжалостно жгла и мучила его пацанячью душу!

Кольке очень хотелось сбросить с себя и противную облезлую шкуру барана, и скинуть с головы тину, но Зойка не давала на то согласия ни словом, ни жестом, и только повторяла:

– Вы такая прелесть! Давайте в прятки играть. Только вы мне свою палку отдайте и поделитесь тиной. Я тоже хочу побыть необыкновенной!

Это были счастливые и незабываемые мгновения Колькиной любви. Он носился по двору Михайлюков, как одержимый, а за ним с тиной на голове, с палкою в руках и пиявкой на шее носилась его возлюбленная. Они так кричали от восторга первого свидания, так сияли её синие глаза, а его – карие, что день становился всё светлее, теплее и радостней!

У Кольки мутилось в голове и он сказал:

– Зоя, я у Панском лису зроблю хату, як Робынзон, и мы туда утичем. Будэмо жить удвОх. Завыдэм свынэй, скопаем горОд. И ныхто нам будэ нэ нужин.

А она, начитавшаяся книжек, говорит ему:

– Хижину Робинзона ты построй, а играть в ней мы будем втроём. Я, ты и Мишка. Я вас обоих люблю!

На что Робинзон, нахмурив брови ответил:

– Хай будэ так, як ты сказала, но я тэбэ бильше люблю.

И они продолжили игру.

Когда приехал Николай Иванович и увидел счастливую дочь, он не стал гнать прочь «чудище» со двора, а чуть улыбаясь, спросил:

– Зоинька, это Колька Кысляк?

– Нет! Папочка! Это Микола Робинзон!

– Ну, да. Теперь и я вижу, что это не Кысляк, а «Робинзон»!

Николай Иванович строго посмотрел на новоявленного «Робинзона», погрозил ему пальцем и сказал:

– Смотри, Колька, Мишка Федькин-Мотькин тебе наквасит нос, как только узнает про твои «шуры-муры» с Зойкой…

А на следующий день, как только молва облетела хутор, на бригаде, при большом скоплении колхозников состоялся бой между давнишними соперниками.

Бой за Зойку Михайлючку

Испокон веков в крестьянских семьях дети рано взрослели в трудах и…в любви.

Бои гладиаторов промеж собою, а также со зверьём – капризы римлян.

Бои тореадоров с разъярёнными быками – испанцам будоражат кровь доныне. А тараканьи «бои» – латиноамериканская забава, как и петушиные бои, потешные для Мексики и Чили.

И только бой за Зойку Михайлючку, представьте, люди, был… за Любовь. О чём и речь пойдёт здесь…

Вместо эпиграфа:

Весь хутор знал – нет краше Зойки Михайлючки.

Её краса пленила всех,

И пацаны из моего детства,

Страдали тайною мечтою нег.

Она же надменно и красиво,

Как то теченье Куросиво,

По хутору не шла – плескалась,

Красою девичьей нас сводя с ума…