Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина

Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина
Михаил Сверлов

Повести и рассказы о Севере. Жизнь людей в экстремальных условиях. Как природа и жизненные обстоятельства испытывают людей в послевоенные годы и наше время. Умение людей дружить не только между собой но и с окружающим их миром, готовность пожертвовать собой ради других людей.

Прощальный поцелуй Чукотки

Записки северянина

Михаил Сверлов

© Михаил Сверлов, 2017

ISBN 978-5-4485-8822-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Два Мишки

Мы все, из детства вырастая

Сквозь жизнь бурлящую летя,

Находим что-то и… теряем,

Дай Бог, чтоб только не себя!

    Михаил Сверлов

Глава I

– Мишка! – раздался на улице истошный крик и на пороге кухни появился Валерка Ощепков – Мишкин друг по первому классу.

– Пошли на бухту! Там пограничники с заставы кутят[1 - Кутята – на Чукотке, в пятидесятые годы, так называли щенят собаки.] топить будут!

Каждый год, когда на пограничной заставе щенились служебные собаки (немецкие овчарки), лишних щенят топили в бухте. Пограничники старались это делать незаметно, но вездесущие чукотские мальчишки всё равно узнавали об этом и пытались выпросить щенят. Служивым было запрещено отдавать их потому, что летом эти подросшие собаки оказывались на улице, сбивались в стаи и вели себя агрессивно. Были случаи, что они нападали на детей и взрослых людей. А местной живности в лице кошек и свиней от них вообще не было прохода.

Когда наступал предел терпению людей, тем же пограничникам, по просьбе политотдела[2 - Политотдел – политический отдел, высший орган политического и хозяйственного управления территорией.] посёлка приходилось открывать на собак охоту или чукчам-оленеводам осенью отлавливать их для своих упряжек. Но, как правило, эти псы были ленивы, слабо обучаемы и плохо управляемы. Многие из них гибли в драках с чукотскими собаками прямо в упряжках.

Но летом 1954 года кутята, которых нёс в ведре пограничник, были не похожи на щенков немецкой овчарки. Они были пушистые, с круглой мордочкой и обречёно молчали, а не скулили, как бывает со щенками, которых оторвали от мамкиной сиськи.

Это ощенилась служебная собака Резеда. По недосмотру инструктора она, находясь в командировке в Хатырке, улизнула из вольера[3 - Вольер – ограждённая открытая территория, где живут собаки.], повязалась с волкодавом и чукотскими лайками – хаски.

Когда на свет появились некондиционные щенята, пограничное начальство неделю находилось в недоумении. Они отчитывались перед вышестоящим командованием не только за каждый помёт[4 - Помёт – рождённые собакой щенки.], но и каждого щенка. А что можно было сказать о появившихся щенках, в которых было намешано, кто знает, чьей крови.

Но, когда ощенилась другая служебная собака – Роза, – принесла девять щенят, то решение пришло само собой: щенят Резеды утопить, а к ней подложить половину щенков Розы.

Так и сделали. И вот теперь ребята окружили молодого пограничника, идущего выполнять не очень приятную команду начальства.

«Дь-дяденька п-пограничник, – начал подготовительную работу Мишка, который сильно заикался, – а что это за пэ-порода т-такая с-стран-ная? Д-дайте, п-пожалуйста, это пэ-пээсмотреть».

Дяденька – пограничник, на вид лет 18-19-ти, и которому совсем не хотелось заниматься этой до жути неприятной работой, остановился и с удовольствием стал объяснять ребятам, что служебная собака Резеда ощенилась и что случилась вот такая незадача, и теперь он несёт щенят топить.

«Товарищ Люськин! Как вы выполняете распоряжение командира!?» – послышался суровый голос. Рядом стоял старшина Гуль. Его глаза прямо сверлили говорливого подчинённого.

«А вы, ребятишки, ступайте домой, нечего вам делать на бухте. Не дай бог, кто-то со льдины упадёт и утонет. Вот родителям будет горе». И он осторожно, но твёрдо стал заворачивать Мишку и подоспевших к месту сбора других детей в сторону посёлка. Ребята сделали вид, что уходят, но за первым же бараком[5 - Барак – жилые многокомнатные или многоквартирные, одноэтажные здания, сделанные из деревянных щитов, внутри которых различного рода утеплитель: опилки, зола, мох. В дальнейшем утеплителем стала стекловата.] рванули в овраг и выскочили на бухту под обрывом, на котором старшина давал нагоняй пограничнику. Тот оправдывался, говорил, что никогда не занимался таким делом и не сможет утопить щенят.

Тогда опытный Гуль взял ведро и начал спускаться с откоса к бухте. Конечно, он сразу увидел ту же стайку ребят, которых пять минут назад отправил в посёлок, а так как он был разгорячён разговором с неисполнительным пограничником, то стал кричать на ребят, что сейчас поймает их, надерёт всем уши и расскажет обо всём родителям.

Как бы не так! Кто же это ему попадётся? Крикливый старшина, увлёкшись перечислением угроз в адрес детворы, вдруг поскользнулся на подтаявшем куске земли и, падая, выпустил из рук ведро со щенками. Они заскользили вниз к берегу.

В эту минуту неожиданно для всех и в первую очередь для себя самого Мишка бросился к ведру, запустил в него руку и выдернул щенка. Ватага заорала и бросилась следом. Не прошло и секунды, как щенки оказались в руках детворы, а перемазавшийся землёй старшина с искренним недоумением рассматривал пустое ведро.

За штабелем брёвен, сложенным на берегу бухты, ребята остановились и, переводя дыхание, стали рассказывать друг другу, как они ловко провели грозного старшину и как он смешно падал с откоса. В результате проведённой «операции» в руках мальчишек оказалось четыре щенка. Когда страсти немного улеглись и ребята вдоволь насмотрелись на щенят, встал вопрос: куда их девать? Немногие родители похвалили бы своих чад за эту проделку. Ещё меньше захотели бы оставить у себя такие беспородные создания.

Уже не такие смелые ребята стали расходиться. Мишка со своим щенком в руках примчался к дому. Они, мама с папой и старший брат Валька, жили в бараке, где находилось четыре, как сегодня бы сказали, однокомнатные квартиры. В каждую был свой вход через холодный, где хранился уголь, а зимой и разделанные оленьи туши, тамбур. За ним шёл тёплый предбанник с вешалками для одежды, и дальше, через кухню, можно было пройти в «большую» двенадцатиметровую комнату, где спали родители и Мишка. Валька спал на раскладушке на кухне.

«Чем же тебя накормить?» – думал Мишка, лихорадочно вспоминая, чем кормят щенят. «Нужно молоко. Но где его взять? У мамы есть где-то сгущёнка! Но её запретили брать, так как осталось всего четыре банки для торта на мамин день рождения. А пароход с продуктами придёт только через месяц, в конце июня. Но если мама приготовит торт из галет и сгущёнки, то он будет разделён на четверых, – дальше размышлял Мишка, – значит, каждому по банке сгущёнки. А он может и не есть торт. Выходит, одна банка его и он может её спокойно взять». Что и сделал. Вскрыв банку и налив в миску немножко молока, он развёл его тёплой водой из чайника, стоявшего на печке. Однако попытки заставить щенка лакать молоко ни к чему не привели, так как тот просто не мог этого делать. Это немало озадачило Мишку.

Немного подумав, он макнул свой палец в молоко и стал совать его в рот щенку, а тот стал сосать, причмокивая и урча. Провозившись с кутёнком больше часа (хорошо, что родители были на работе, а Валька где-то шлялся) и весь измазавшись в молоке, Мишка положил уснувшего щенка на тряпку, прикрыл его другой и задвинул под Валькину раскладушку. Теперь надо было что-то такое соврать родителям, чтобы они оставили щенка дома. Немного поразмыслив, Мишка решил, что начинать надо с отца. Что он скажет, так и будет.

Мишкин отец работал бухгалтером в военизированной охране порта. Посёлок, в котором жила Мишкина семья, назывался Бухта Угольная. Он стоял на берегу Берингова моря, и основной его задачей было обеспечение проходящих в Арктику судов углём, который добывался на шахте в семи километрах от посёлка. Там был свой посёлок, Нагорный, и эти два посёлка связывала узкоколейная железная дорога, по которой бегал паровозик «кукушка» с пятью вагонами. Уголь разгружался на угольном дворе и по транспортёрной ленте подавался на пирс. Пирс – это такой причал для плашкоутов – барж, с плоским верхом и без трюмов. Нагруженный углём плашкоут отбуксировывался катерком-буксиром к стоящему на рейде[6 - Рейд – глубокое место в бухте, куда мог подойти океанский пароход для разгрузки или погрузки груза, не опасаясь сесть на мель.] пароходу и там ковшами парохода уголь перегружался в трюмы. Мишкина мама работала тальманом на пирсе. Она следила за погрузкой угля и считала, сколько плашкоутов ушло.

Весной и осенью Мишкин отец привлекался политотделом для просчёта оленей в оленеводческих бригадах. За ним даже была закреплена собачья упряжка с каюром – погонщиком собак.

Мишка подумал, что нужно сказать отцу, что из этого щенка может получиться прекрасная ездовая собака, а может быть, даже и вожак. И он будет возить и защищать его в долгих командировках в тундру.

Эта мысль так обрадовала мальчонку, что он сорвавшись с места, прямо воткнулся в маму, входившую в дом. Взглянув на Мишку, она сразу же поняла, что неприкосновенному запасу сгущёнки нанесён значительный урон.

«Куда летим? – спросила мама. – И почему такой сладкий? У нас что, пароход пришёл? Отоварили продуктовые карточки?»

Мишка растерянно смотрел на маму и лихорадочно думал, что бы такого соврать? Но тут его ожидал ещё один сюрприз. Открылась дверь и вошёл старшина Гуль. Всё! Мишкино сердечко опустилось в пятки и он заплакал. Это так ошеломило присутствующих, что они наперебой стали успокаивать уже рыдающего в голос Мишку.

И вдруг все замолчали. Откуда-то раздавались странные звуки. То ли кто-то пищал, то ли плакал. Прислушавшись, мама безошибочно подошла к раскладушке и, нагнувшись, вытащила из-под неё тряпку, на которой неуклюже ворочался щенок.

– Откуда это «чудо»? – строго спросила Мишку мама.

Ответ и помощь пришли неожиданно со стороны гостя. Строгий старшина, образец порядка, воинской справедливости и исполнительности, увидев распахнутые от страха, полные слёз глаза Мишки, неожиданно закашлялся, а потом, удивляясь сам себе, начал врать, как самый настоящий пацан.

– Люся! – сказал он, – Ты понимаешь, Резеда ощенилась, а щенки не совсем того… Они помесь от волкодава. Тем более что и Роза принесла аж девять щенков. Вот начальство и распорядилось отдать первых щенят жителям, кто захочет взять, а половину Розиных подложить Резеде.

– Вы там, на погранзаставе, все тронулись, – сказала мама, – скоро живых волков раздавать будете, а потом с винтовками за ними гоняться по всему посёлку. Что, других ребят не нашлось, кроме Мишки? Чем мы щенка отпаивать-то будем? Борщом?

Тут Мишка получил второй удар. Старшина молча полез в рюкзак, который он, войдя на кухню, поставил у порога и достал оттуда три банки сгущёнки.

– Это сейчас, а потом я ещё принесу, – сказал он. – Командир заставы распорядился.

– Да что нам с ним делать-то? На кой он нам нужен?

– Ну-нуужен, н-н-нужен, м-мамочка, – запричитал Мишка. – Я из не-не-него ездовую с-с-собаку сделаю, и он нашего пэ-пэ-папку бу-буудет возить в тундру и таам за-за-ащищать!