Пять вариаций с мужьями

– Кто ещё хоть раз меня пионером обзовёт…

– Пионер! Пионер!

Насмешнику – в глаз!

Свалка.

– Бей пионера!..)

Нежными июньскими ночами бродит по селу Прокопенко. Одиноко ему. У друзей его горячая пора, заняты; и Галя ж занята; и уроков уже нет, а отпуск ещё не наступил, – да и не знает он, что с отпуском делать… Непроницаем и высок забор у Галиного дома, в окно не заглянуть, и псы во дворе чуткие… Постоит-постоит Юра, да и пойдёт себе дальше. Смолкнет лай, и опять тихо… И принимается он напевать в такт грустным своим ночным шагам:

– Аморе… Аморе мио…

Так ему оно, своё, слышится. По-итальянски. Почему? Спросить об этом его некому.

Догулял однажды до утра – и встал на выезде из села. Вжжж… вжжж… понеслись мимо. Напрягся: мусиюкские «жигули» увидел. За рулём Карп. С Галей бы взглядом встретиться… И вдруг вильнул автомобиль – едва успел отскочить Юрка! Споткнулся, упал. В пыль. Из машины не выглянули, хода не сбавили и не прибавили.

Отряхнулся. Остановил очередных:

– Доброго ранку, дядьку Степан. Подкиньте до города.

По шумному базару походил. Нашёл Галю. Из-за ларька долго наблюдал, всматривался. Любовался.

Приблизиться не решился. Уехал домой с автостанции.

Следующим утром:

– Доброго ранку… До города…

В этот раз повезло. Карп отлучился. Подошёл Юра к прилавку, шуткой охраняясь:

– Па-чём кулубныка, карасавица?

– Здравствуй, Юра, – ответила с нежданной серьёзностью.

Глянули друг в друга. И загляделись.

– Эй, красуля, чи ты торгуешь, чи с кавалером?.. – Юру оттолкнули, оттиснули.

Дождался конца базара. (Заметил, когда ждал: болезненно знакомый «Леви Страусс» вошёл в прибазарную церковь; при входе нищим подал. Нищие его перекрестили.)

Уверенно встретил обоих, взгляд Галин в себе неся.

– Подвезите, ребята, домой.

Карп колебался секунду. Вдруг улыбнулся:

– Садись!

Впереди посадил, рядом.

Несколько минут молчали. Юра затылком Галю чувствовал.

Карп покручивал руль, небрежно трогал рычаг, переключал что-то; машина слушалась, летела.

А Юра водить не умел. И сейчас, сидя возле Карпа, сознавал свою несостоятельность – с каждой минутой всё острее.

– Что ж ты так меня… вчера? – откашлявшись, спросил.

– В другой раз – задавлю, – с той же, что и Галя, серьёзной откровенностью ответил Карп.

– В тюрьму посадят, – постарался пошутить Юра.

– Откупимся.

Дорога текла. Погромыхивали сзади порожние ящики.

Галя их придерживала – длинные, плоские, специально для деликатной ягоды изготовленные.

У въезда в село Карп затормозил.

– Дальше сам пойдёшь.

Ступил на дорогу Юра… и обернулся с отчаяньем:

– Галка, выйди на два слова!

Карп заглушил мотор, неторопливо опустил руку, взял крепкий резиновый шланг – как дубинка, удобный отрезок, – распахнул свою дверцу, начал выбираться…

– А ты с отцом поговори! – звонко крикнула Галка. – Если разрешит – так я выйду за тебя!.. Карп Михалыч, поехали!

Аморе… Аморе мио… – пели стены в учительской хате. Полка с книгами пела, старая настольная лампа и даже утюг…

В дверь аккуратно постучали:

– Дома квартирант?

Расположились с достоинством – старик Михайло, Карп, Петро.

– До нас ходить тебе низзя, бо наши собаки тебя покусать могут, а мы не гордые, мы до такого зятя прийти не пожалеем бензину… Жениться, значит, хочешь? Так-так. Ну, а як ты соби это уявляешь? Конкрэтно.

Впрочем, его слушали мало.

КАРП. У нас она каждый год на курорте бывает. Ты ей курорт каждый год предоставить сможешь?

МИХАЙЛО. У ней, извиняюсь, бюстгалтар… половина твоей зарплаты. Бог с ним, с курортом, – ты ей бюстгалтар купишь?

ПЕТРО. Мы за ней – хозяйство даём…