С минуту, наверно, Юрка стоял, топорик сжимая двумя руками. Потом – поник.
Поил его Никитич до утра, и пил с ним вместе, на топчан отволок, сам на пол поперёк входа бухнулся.
Проснулись заполдень. Никитич – немножко раньше, на стол уже собрал. Юрка себя плохо чувствовал; но умылся, поел, посидел – легче стало.
Домой он не пошёл, продолжили беседу. Никитич ему всякие истории рассказывал про жизнь в Кандиевке до войны – смешные. И Юрку он расспрашивал про то, какой сейчас писатель самый лучший – из живых – и почему. И тоже смеялся, хотя Юрка ему говорил совсем не смешное. Но Никитичу было смешно.
А потом завечерело, и Юрка как-то сразу умолк и сделался неподвижен.
Никитич тоже сидел молча некоторое время.
Потом спросил:
– Ти, хлопче, мову розумiеш?
– Так, – машинально ответил Юрка.
– Но то слухай, – сказал Никитич. – Козаком тепер не можна.
– Но так що? Це колись… – Юрка не понимал.
– Iншi часи, так. Повсюдно… Уся мапа – один колiр… Бо не волю цiнували, а iжу… або врятування.
Юрка силился понять.
– Не козак – то така людина, яка мае в собi й пана, i холопа. І хтось туди, а хтось сюди. Але… не бувае, щоб усi. Природа проти.
Юрка по-прежнему не понимал.
– От – наприклад – я розмовляю з тобой украiнськой мовой. А могу и по-русски. Точно так же. И ты же тоже можешь?
– Конечно, – Юрка удивился. – Я же… – чуть даже не засмеялся.
– А вони – напiв так, напiв сяк. Тобто нi так, нi сяк. Нездатнi вони до певного.
Юрка опять не понимал.
– До своiх тобi треба, Юрко.
– А хто вони? І де?
– Десь, – кратко ответил Никитич[1 - – Ты, парень, [украинский] язык понимаешь?– Да.– Ну, так слушай. Казаком теперь нельзя.– Ну, так что? Это когда-то…– Другие времена, да. Повсеместно… Вся карта – один цвет… Потому что не волю ценили, а спасение… или еду. … Не казак – это такой человек, в котором и пан, и холоп. И кто-то туда, а кто-то сюда. Но… не бывает, чтобы все. Природа против. … Вот – например – я разговариваю с тобой на украинском языке. … А они – наполовину так, наполовину сяк. То есть ни так, ни сяк. Неспособны они к определённому. … К своим тебе надо, Юрка.– А кто они? И где?– Где-то.].
Молчали оба – Юрий и директор.
– А уроки твои на кого отдам? – заговорил наконец директор. – А пацаны? Они ж за тобой хвостом бегают!..
Не отвечает Юрий. Спокоен. Блеска в глазах уже нет. Одет чисто. Бородка заметно подросла.
И в молчанье его – такое, отчего неубедительным становится директорский голос.
Подписал Павел Сергеич, отодвинул, отвернулся.
Первые нотки предстоящей осени тихонько прозвенели в кандиевском воздухе.
Раздал Юрий пацанам все почти книги. А Сашке ещё и транзистор «ВЭФ» подарил. Затулихе утюг оставил и будильник.
Сел к столу.
«Галка!»
Взял новый лист.
«Галечка!»
Взял новый лист.
Задумался.
В задумчивости рисовать принялся фигурки всякие…
Встал, скомкал листы. И – сжёг.
Не знал, куда пепел деть. Потом отнёс в ведро под рукомойником. И заодно руки помыл – от пепла запачкались.
– Перекрестить бы тебя надо на дорожку… – прохрипел Никитич. – Та я давно уже безбожник… – Оскалился хищновато.
Сдал он сильно за последний месяц. Видно было: скоро помрёт, наверное.
Юра стоял перед ним с опущенной головой.
– Не смей в землю смотреть! – вдруг выкрикнул Никитич. – На людей смотри! В небо смотри!.. – ноздри раздулись, затрясся старчески. Ногой топнул. И раскашлялся.
На автобус Юрка опоздал. Следующий – ждать несколько часов.
Перехватил чемодан поудобнее и пошёл пешком.
Навстречу – «жигуль». Мусиюкский.
Вышел Юрий на середину.
«Жигуль» его объезжать не стал. Затормозил в двух метрах. Вынырнул из кабины Карп.
Юрий чемодан поставил, приблизился. И ударил кулаком в ненавистные усики.
Но у Карпа шланг в руке возник. Да и резвей оказался, проворней. С лихвой Юрке ответил, сел за руль, чемодан переехал, и – только пыль за ним.
Лежит побитый Юрка головой в траве. Камешек в щёку впился.