Приключения майора Звягина

– В чем смысл жизни?

– Для этого надо сначала ответить:

во-первых, – что такое жизнь вообще, в масштабах Вселенной;

во-вторых, – что такое жизнь человеческая, в частности;

в-третьих, – что такое смысл;

в-четвертых, – почему его надо искать.

Разговор этот происходил при обстоятельствах, не совсем для того подходящих: ночной берег, мартовское полнолуние, луч поисковой фазы реанимобиля «скорой помощи».

…Сознание спящих в комнате отдыха фиксировало трансляцию, не давая сигнала проснуться, когда команды к ним не относились, – реагируя лишь на номер своей машины и фамилию своего врача.

– Десять тридцать два! Доктор Звягин, на выезд. Утопление.

Сели на койках, словно включенные, как и не спали.

– Утопление – поедем быстренько, – ровно сказал Звягин, выходя в коридор. – Возьми термос с чаем, Гриша.

История была довольно глупая, как и все подобные истории.

Милицейский патруль, проходя ночью по набережной, услышал сильный всплеск и бултыхание. Бросившись к решетке, увидели в лунном свете расходящиеся круги и голову, раз-другой показавшуюся на черной зеркальной поверхности, где дробились редкие золотые змейки фонарей.

Проклиная раззяву, один – хороший пловец – вмиг содрал с себя форму и прыгнул в обжигающую ледяную воду. Ему удалось почти сразу поймать тонущего за одежду и подтащить к гранитному спуску. Второй по рации сообщил о происшествии, и уже дежурный в центре вызвал к ним «скорую».

Когда звягинская бригада прибыла на место, приходящий в себя утопленник трясся и вяло отплевывался мазутистой водой, а его спаситель, одевшись, махал руками и делал приседания, чтобы согреться.

– Что ты искал в реке, ныряльщик? – ободряюще спросил Звягин, таща с Гришей к машине парня, с которого лили ручьи.

И в ответ получил вопрос о смысле жизни, каковой вопрос и разложил невозмутимо на составные части.

– Вразумительно, – просипел спасенный. – Обстоятельно.

– Мало тебя родитель в детстве порол, – неожиданным мужицким говорком пробасил юный милиционер, влезая следом в салон – посидеть в тепле.

– Хлебни чаю и посиди пока рядом с водителем, – выпроводил его Звягин.

– Кордиамин сделаем? – спросил Гриша, кидая в угол мокрое тряпье. – Как тебя зовут, Ихтиандр? – Надел иглу на шприц.

– Матвей… – Парень проливал чай на курчавую юношескую бородку. Тонкие ребра ходили под голубой пупырчатой кожей.

Звягин раскрыл раскисший студенческий билет: третий курс философского факультета.

– Как ты сверзился в воду, философ?

– В-ва-ва-ва, – простучал зубами философ. Его вдруг заколотила крупная дрожь. – Оступился…

– Ой ли? Что, головушка не выдержала мудрости веков? – съязвил Гриша. – Охладиться решил? Отдохнуть?

– В-вам эт-того не понять… – простучал Матвей.

– Где уж нам, – согласился Звягин, – отставным солдафонам, клистирным трубкам. Нам думать некогда, времени на это не остается. Это вы все философствуете – с моста в реку. Мыслители.

Пока ехали в приемный покой на улицу Комсомола, выяснились некоторые подробности как личного, так и общего плана. К первым относилось то, что жизнь Матвея решительно благополучна: из обеспеченной семьи, учится в университете, здоров, умен, – что называется, ничем не обделен. Ко вторым же Звягин прислушивался иронически: по словам впавшего в возбужденную разговорчивость Матвея, существование его стало непрерывной мукой, и не чаялось от нее избавления, потому что причины были какие-то абстрактные и глобальные.

– Все бессмысленно, – проповедовал Матвей с носилок. – Почему самые лучшие люди должны в жизни столько мучиться? Зачем чего-то добиваться, если все равно когда-нибудь умрешь? К чему все, если Солнце когда-нибудь погаснет, и жизнь на Земле кончится?

Горестные сетования сыпались из него, как в финале античной трагедии.

– Бешенство мозга, – поставил диагноз Гриша, и уточнил, – зажравшегося. Вот поработал бы ты на моем месте, когда каждую смену люди у тебя под руками умереть норовят, а ты их откачиваешь – может, и поумнел бы. Понял бы смысл жизни.

– А вы уверены, что их всех стоит спасать? – вопросил Матвей. – А если кто-то из них приносит лишь зло? А если кто-то все равно скоро умрет, испытав лишь ненужные мучения?..

– Знакомая постановка вопроса, – одобрил Звягин. – Гуманная. Глубоко философская. А главное – позволяющая ничего не делать.

Въехали под арку и остановились во дворе. Гриша поднялся на крыльцо, позвонил.

– Мне жаль вас, – соболезнующе сообщил Матвей на прощание. – Живете, не задумываясь… Верите в пользу… Рабочая пчела… Впрочем, вы счастливы.

– Видал наглецов, – сказал Звягин, – сам наглец, но такой – это редкость. Мотя-обормотя. Мне бы твои проблемы.

– Это не мои проблемы, – проплыл ответ из освещенного коридора. – Это проблемы человечества… И решать их таким, как я, а не таким, как вы…

– Глупости, – сказал Звягин. – Кто работает, тот и решает. А кто плачется, тот поплачет и бросит.

Он заполнил карту и вернулся в машину: – На станцию.

Взлетели на Литейный мост. Гриша спросил:

– Леонид Борисович, а теперь скажите – стоило ли его спасать, свинью неблагодарную? Меланхолик высокомерный…

– Спасать-то всегда стоит, – неопределенно отозвался Звягин, подремывая в кресле. – А вот что дальше…

Назавтра жена, вернувшись из школы, застала его за странным и небывалым занятием: Звягин валялся на диване, задрав ноги на спинку и уставившись в потолок. Вид он имел отрешенный.

Через час такого его неподвижного лежания в доме установилось легкое беспокойство: поведение Звягина выглядело беспрецедентным, решительно ни на что не похожим. Лежать, днем, целый час, молча, ничего не делая…

– Папа, что случилось? – не выдержала наконец дочка. – У тебя неприятности?..

Жена отреагировала иначе:

– Или ты нездоров, или боишься в чем-то признаться.

– Я ищу, – ответствовал Звягин.

– Что?