– Кто же были эти многие? Совершенно незнакомые вам люди?
– Нет! Двоих я знал, но только мы условились, что я не буду показывать вид, что мы знакомы.
– Почему же это?
Барон замолчал, искренне стараясь припомнить, почему это так было.
– Я не могу теперь объяснить в точности, но у них как-то это выходило, что нужно было именно так поступить. Теперь же я точно не могу выразить.
– А кто они были такие?
– Один называется Пуриш.
– А другой – Финишевич?
– Ну да, именно! А вы почему знаете?
– Я знаю, что они в последнее время всюду вместе шляются! Ну, знаете, тогда дело начинает проясняться! Пуриш с Финишевичем – такие люди, что на все пойдут. Теперь мы на верном следу! Я это чувствую. Ну, барон, поздравляю, вам, вероятно, удастся легко выпутаться из этой истории. Барон был тронут.
– Благодарю вас! – сказал он, закатывая глаза и чувствительно вздыхая. – Друзья познаются в несчастье, хорошие люди тоже! Сначала я был о вас иного мнения, а теперь я хочу быть с вами другом.
– А я буду гордиться дружбою с бароном Цапфом фон Цапфгаузеном! – сказал Митька, окончательно побеждая этим сердце барона.
Жемчугов, считая, что он напал уже в самом деле на след, поспешил отправиться в Тайную канцелярию к Шешковскому за советом.
– Ну, брат, дела! – встретил его Шешковский. – Представь себе: картавому немцу удалось карася поймать.
– Какого карася? В чем дело? – переспросил Жемчугов, поглощенный весь тем, что его занимало, и не желавший слушать о карасях, пойманных Иоганном.
– Президент королевской палаты Августа Второго господин Брюль, – сказал Шешковский, – просил герцога Бирона поймать находящегося в России Станислава Ставрошевского, сторонника Лыщинского, покушавшегося на жизнь Брюля в тридцать третьем году. Случай, как видишь, исторический.
– Терпеть я не могу исторических случаев!
– А все-таки Иоганну удалось разрешить этот случай. Этот Станислав Ставрошевский оказался мужем пани Марии, и она выдала его Иоганну, который приехал к ней как раз в то время, когда у нее был Финишевич.
– Финишевич?!
– Ну да! Под этим именем скрывался здесь муж пани Марии, Станислав Ставрошевский.
– Вот что называется, легок на помине! Ведь и у меня сейчас дело, которое тоже относится к Финишевичу. Ты знаешь о покушении на убийство Эрминии?
– Какой Эрминии?
– Ну, той самой молодой девушки, из-за которой мы хлопотали вот уже сколько времени!
– Ах, этой! Но послушай, тут замешивают барона Цапфа. Я думаю, что это – вздор!
– Я уверен в этом! Я сейчас от него, и, судя по разговору с ним, можно предположить, что тут замешаны Пуриш и Финишевич, то есть, значит, Ставрошевский. Конечно, прежде всего надо установить, имели ли эти господа какую-нибудь причину покушаться на бедную девушку?
– Может, просто хотели ограбить ее? Ведь они были без денег!
– В том-то и дело, что нет. Никаких признаков корыстной цели не имеется! Нанесена рана и решительно ничего не тронуто.
– Конечно, если бы знать, кто такая эта девушка, то дело было бы яснее!
– Кто она, я теперь знаю. Она – приемная дочь гродненского пана Адама Угембло! Вот тут у меня записано… – и Жемчугов справился со своей книжечкой.
– Угембло… Угембло… – задумчиво повторил Шешковский и, перебрав несколько дел, взял одно и стал перелистывать. – Так и есть! – сказал он. – Пани Мария Ставрошевская, рожденная Угембло, из Гродно, дочь пана Адама Угембло.
– Теперь все ясно! – воскликнул Митька и даже, вскочив со своего места, заходил по комнате. – Ну, да! Конечно все ясно! – повторил он. – У Ставрошевской, несомненно, были счеты с приемной дочерью своего отца. Последний, насколько я теперь знаю, прогнал пани Марию и, разочаровавшись в ней, всю любовь свою отдал приемной дочери. Ставрошевская же, столкнувшись с Эрминией здесь, в Петербурге, подговорила своего мужа убить ее. Сейчас я отправлюсь к картавому немцу.
– Зачем?
– Затем, чтобы сделаться его приятелем, как уже сделался приятелем барона Цапфа фон Цапфгаузена, – ответил Митька. – Все это дело оставьте на мне. Не трогайте Ставрошевской, у меня, кстати, имеется на нее хорошенький документик, а через нее я войду в дружбу с доктором Роджиери. Теперь понимаете?..
– Понимаю! – сказал Шешковский.
LVI. Здравствуйте, господин иоганн
Старый картавый немец Иоганн, конечно, был очень доволен, что ему посчастливилось задержать Ставрошевского; последний был уже отправлен в Петропавловскую крепость и сидел там за крепкими замками, в надежном каземате. Но удовольствие Иоганна этим успехом не могло быть полным. Он должен был признаться, что этот успех как бы оскорбил в нем самом чувство преданности герцогу Бирону.
В самом деле, герцог, если бы хотел, мог упрекнуть его следующим образом:
– Мой добрый старый Иоганн! Когда дело коснулось интересов господина Брюля, то ты распорядился очень хорошо и расторопно, но, когда речь идет о чем-нибудь таком, в чем замешаны мои, Бирона, интересы, ты в последнее время просто-напросто ломаешь дурака!
Такой упрек был бы вполне справедлив, и хотя герцог не делал его Иоганну, но старому немцу было неприятно, что он мог бы сделать этот упрек.
Дело с Эрминией было провалено крайне глупо, никаких концов этого происшествия Иоганн не нашел и был сам кругом виноват в этом.
Высказанная им преданность в героическом до некоторой степени поступке освидетельствования оспенного не привела ни к чему. Он, окуренный серой, задыхаясь от серного дыма, подошел к бараку, и в окно ему показали больного, на лице которого была полотняная маска. Иоганн тут только вспомнил, что, правда, оспенным больным надевают на лицо полотняную маску, пропитанную лекарством, для уменьшения оспенных пустул. Но, конечно, под маской он не мог узнать, тот ли это был, кого он искал, и весь его героизм пошел, так сказать, прахом.
Затем Иоганна беспокоила история с бароном Цапфом фон Цапфгаузеном.
И надо же было стрястись такой беде.
Скверным казалось тут то, что Иоганн сам же и посоветовал барону отправиться на разведки о молодой девушке, а там заварилась такая каша. Иоганну было весьма жаль барона, потому что он сочувствовал ему вообще, и считал себя обязанным сделать все возможное, чтобы выгородить несчастного офицера, но решительно не знал, как за это взяться.
И вот в ту минуту, когда он, сидя у себя в комнате, раздумывал, что ему делать, он вдруг услышал над своей головой ясно раздавшийся голос:
– Здравствуйте, господин Иоганн!
Картавый немец оглянулся и остолбенел. Сзади него, у него в комнате, стоял неизвестно как пробравшийся сюда Митька Жемчугов, который и высказал ему это вежливое приветствие.
– Как вы пробрались сюда? – почти крикнул Иоганн, не подозревавший, конечно, что почти все лакеи и слуги в бироновском дворце так же послушно подчинялись Митьке, как и гайдуки в доме пани Ставрошевской.
– Ну, что вы шумите! – спокойно сказал Митька. – В том, что я пробрался к вам, нет ничего мудреного! Двери из сада в коридор, а из коридора в вашу комнату были отворены, и вольно же вам было так задумываться, что вы не слышали, как я вошел. А побеспокоил я вас по делу, которое, вероятно, интересно вам.
– Но надо узнать сначала, – сердито возразил немец, – желаю ли я этого или нет!