Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Частная жизнь москвичей из века в век

Год написания книги
2007
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
4 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Паровики дымятся смрадом,
Рай неги и рабочий ад.

Но это соседство было неприятно знатному люду, и, в конце концов, в нашем XXI веке «господа» добились своего – рядом с их жилищами, окруженными заборами и охранниками, не увидишь поселений бедноты.

Говорить что-то общее о московском жилище XIX века невозможно – настолько разнились между собой дома вельмож, купцов, ремесленников, крестьян, во множестве проживавших на окраинах города, и фабричных рабочих. Вот лишь несколько характеристик московского дома.

Купеческий дом в Рогожской слободе 1850-х годов: «Дом у нас был обставлен хорошо. Всюду ценная мебель красного дерева, работы известного мастера Пика, ковры, зеркала, а в комнате матери на полу лежали пушистые, выделанные медвежьи шкуры» (П. Богатырев «На долгом пути»).

А вот свидетельство Н. Скавронского о доме богатого старовера Рогожской слободы того же времени: «Меня встретили две собаки – одна цепная, другая вольная, – встретили и проводили громким лаем. Двор зарос травою, в стороне лежала налитая доверху помойная яма, посредине было вырыто что-то вроде погреба с низенькою над ним деревянною постройкою, окрашенною в дикую краску, в стороне стояли ветхие сараи, оштукатуренные, с деревянными затворами, выкрашенные также дикой краской. Мельком взглянув на все это, я вошел на крыльцо, на ступенях которого стояла лужами вода, взошел в комнаты и уже вполне почувствовал, что я среди нового, мне мало ведомого мира. Первое, что бросилось в глаза, – это лежанка из больших, старинных, с синими каемками изразцов, потом пустые желтые стены, затянутые по углам паутиною, потом старинные образа и рукописные молитвы, потом узкие окна со ставнями, с соломенными плетенками между рам, чтобы не проникал сквозь них взор проходящих. Замкнутость и обстановка старого упорного быта были во всех своих атрибутах пред глазами; они сказывались во всем: в мелких комнатах, похожих на клетушки, в разных потаенных шкапиках для разного снадобья, в широких, чисто строганных и вымытых по старинному обычаю с белой глиной полах…»

В этой купеческой и мещанской части Москвы каждый отгораживался от соседа глухими длинными заборами, за которыми раздавался лай злых собак. Ворота почти всегда были на запоре, занавески завешаны. «Дом или домишко похож на крепостицу, приготовившуюся выдержать долговременную осаду», – писал о Замоскворечье В. Г. Белинский.

«Как хороши были старые московские особняки внутри большого тенистого сада, – ностальгически восклицал, вспоминая дворянские усадьбы, Николай Львов, – с их флигелями и сараями в глубине двора. Сколько прелести в старой мебели из красного дерева, обшитой бархатным штофом, и в глубоких креслах, покрытых зеленой кожей, и в этих старых портретах в золоченых рамах, которые казались детям такими страшными, точно ночью дедушка может выйти из рамы и в своем синем халате прийти наверх, в детскую комнату! Как хорошо было в няниной комнате! Как пела у нее желтая канарейка в клетке, и ее веселый треск разливался по всему коридору! О, эти особняки и старые усадьбы, создававшие русскую женщину с такой теплотой материнского чувства, с такой кротостью и покорностью, что казалось, ей предназначено пройти свой жизненный путь, не касаясь земли ногою! Эти старые усадьбы с белыми колоннами и тенистыми липовыми аллеями – Ивановки, Михайловки, Петровки – и московские особняки в переулках возле Арбата, с Собачьей площадкой и с Поварской, отложившие на русской жизни свой глубокий отпечаток идеализма, давшие поколения людей с возвышенными мыслями, бескорыстных в своих побуждениях и искренних в своих чувствах!..»

Подобных воспоминаний о милых московских дворянских пенатах тысячи. Но все они об одном и том же – о тихой и беспечной жизни в «дворянском гнезде», о диванах огромного размера, свечах в бронзовых подсвечниках, о балах и карточной игре на вымытых дворней полах.

Но денег у большинства дворян, умеющих только тратить, но не зарабатывать деньги, становится все меньше, и дома их меняют свой облик, жизнь во многих из них затихает. «Ныне в присмиревшей Москве, – пишет Пушкин в 1835 году, – огромные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травою, и садом, запущенным и одичалым. Под вызолоченным гербом торчит вывеска портного, который платит хозяину тридцать рублей в месяц за квартиру; великолепный бельэтаж нанят мадамой для пансиона – и то слава Богу! На всех воротах прибито объявление, что дом продается или отдается внаймы, и никто его не покупает и не нанимает».

Жилище, созданное исключительно для отдохновения от вечной скуки, хоть и красиво внешне, несет на себе антигуманистический отпечаток. Поэтому птичники с павлинами, зимние сады с пальмами, фонтаны с мраморными нимфами и театр с крепостными артистами в усадьбах Юсупова и еще нескольких человек, ему подобных по богатству, не достоинство, а, скорее, укоризна городу, и можно лишь приветствовать разорение этих «дворянских гнезд». Существовали даже дома, большинство комнат которых вовсе были без окон, так как они предназначались исключительно для ночной жизни и дневного сна. Например, дом Гурьевых на Тверской улицы, неподалеку от Страстной площади, в котором жил богач и гастроном Гурьев, изобретатель гурьевской каши и гурьевских блинов. Тоже и другой дом поблизости, принадлежавший известному обжоре и развратнику Рахманову. Каждая его комната имела свой стиль. Столовая была вся дубовая, с массивной резной дубовой мебелью. Зала и другие приемные комнаты были отделаны в стиле рококо. За ними следовали комнаты в помпейском стиле, где на стенах были воспроизведены копии помпейских фресок. Мебель и лампы в этих комнатах тоже в древнеримском стиле. Из них вела дверь в замкнутый со всех сторон глухими стенами палисадник, оканчивавшийся павильоном тоже в помпейском стиле, где и происходили оргии хозяина дома.

Одновременно с этими особняками в Москве существовали ночлежные дома и коечно-каморочные квартиры. В вонючих холодных комнатах с низкими потолками, где нельзя выпрямиться высокому человеку и где за стенами, покрытыми вечной сыростью, ютилась чуть ли не половина жителей города, роскошью считалось, если у человека имелась собственная койка. Вечная мечта простолюдина – деревянный дом с мезонином где-нибудь возле Сухаревой башни, корова в сарае, куры и индюк. Но, увы, это неприхотливое жилище было не по карману большинству.

По переписи 1882 года в Москве насчитывалась 15 тысяч застроенных владений на 753 тысячи человек. Таким образом, на каждое жилое здание приходилось в среднем 50 человек. Во всех зданиях насчитывалось 70 330 жилых квартир, в которых помещалось 625 400 человек. Еще 102 тысячи человек помещались в 3870 «общежитиях» – гостиницах, ночлежных домах, богадельнях и т. п. Кроме того, 21 тысяча человек проживала в помещениях присутственных мест и разных общественных учреждений. В среднем в каждой московской квартире проживало 9 человек (в Петербурге – 7, в Париже – 3). Такая значительная плотность заселения объясняется значительным рабочим населением города, состоявшим, главным образом, из пришлых земледельцев, живших здесь без семьи, артелями в бараках. Следует также добавить, что 10 % всех квартир составляли подвальные помещения.

«Квартирный кризис мертвой петлей охватил довольно широкие слои столичного населения, – констатировала в 1909 году Московская дума. – Но есть обыватели, имеющие полное право считать себя еще в более худшем положении. Это именно обитатели коечно-каморочных квартир и дореформенных ночлежек Хитрова рынка, несмотря на все меры, предпринимавшиеся доселе городским управлением, продолжающих оставаться теми же подобиями клоак, вредных и в нравственном, и в санитарном отношениях».

Москва в жилищном хозяйстве навсегда осталась городом неимоверных контрастов.

Изменчивость погоды

Год на год не приходится.

    Пословица

Жизнь появилась на Земле, по словам ученых, более 900 миллионов лет назад (архейская эра). Но бурное участие в развитии Земли и, в первую очередь, ее климата, растительный и животный мир стал принимать 325 миллионов лет назад (палеозойская эра). Сравнительно недавно, по сравнению с предыдущими цифрами, 25 миллионов лет назад, температура воздуха стала понижаться, и сейчас мы живем в одну из холодных эпох. В последние два миллиона лет средняя температура продолжала колебаться в пределах десяти градусов, отчего то Северный Ледовитый океан почти полностью освобождался ото льда, то Европу сковывал ледниковый панцирь. Последнее значительное потепление началось примерно 15 тысяч лет назад, когда вечная мерзлота отступила на несколько сот километров в Сибири и Северной Америке, а Европа полностью освободилась от нее.

Прежде всего надо отметить, что следует отличать погоду – состояние атмосферы (ясность, облачность, температура воздуха, влажность и т. п.) в данном месте, в данное время от климата – многолетнего режима погоды, свойственной той или иной местности.

Климат последнего тысячелетия, когда появился и стал набирать силу город Москва, тоже можно разбить на несколько периодов. Сравнительно теплыми оказались VIII–XIV века. Древние викинги на легких суденышках достигали Гренландии и устраивали там поселения. Похолодание на 1,3–1,4 градуса приходится на IV–IX века, когда полярные льды сковали побережье Гренландии и Исландии, а горные ледники в Альпах заняли обширные пространства. Новое потепление началось во второй половине XIX века и достигло своего максимума в 1930–1940 годы. На территории Руси, особенно в ее центре, где возвышалась Москва, колебания климата почти не ощущались.

Чудесен своей природою, зверем, птицею, дарами леса был дремучий московский край. Воды в достатке и для утоления жажды, и для земледелия. Ни тебе вулканов, ни разрушительных смерчей. Хотя сильные ветры все же случались. Но ветер взбесится – лишь с плохой хаты сорвет крышу. Кто дом строил на совесть, из соснового леса московских окрестностей, тому не были страшны ни дождь, ни ветер. Хороший дом спасет и в лютый мороз, который «и железо рвет, и на лету птицу бьет». Тяжелее всего пережить зиму. Но вот подходит она к концу. Наступает март с водою, апрель с травою и май с цветами. «Не пугай, зима, – весна придет! Не страши, непогода, – солнышко ведет ведрышко!» – говорил народ.

Добрые радостные чувства всегда вызывало «светило из светил» – Солнце. Оно пригревает землю-кормилицу, заливает весь мир светом, радует теплом непривычное к холоду тело человека. За эту службу ему почет и уважение: «Что мне золото – светило бы солнышко», «Не страши, непогода, солнышко ведет ведрышко», «Ото всех уйдешь кривыми путями-дорогами, только не от очей солнечных».

Но не вздумай прогневить красно солнышко! Это было давно, гласит предание, когда еще не было Солнца на небе, и люди жили в потемках. Но вот выпустил Бог из-за пазухи Солнце, все смотрят на него и дивятся. А пуще всех – бабы. Повынесли они решета, давай набирать света, чтобы осветить хаты. Хаты тогда еще без окон строились. Поднимут решето к Солнцу, свет льется через край, а только внесут его в хату – нет ничего! А Солнышко все выше и выше поднимается, уже припекать стало. Вздурели бабы – сильно притомились за работой, хоть света не добыли. А тут еще сверху жжет. И вышло такое окаянство: начали они на Солнце плевать. Бог прогневался и превратил нечестивых в камень…

О Солнце, Луне, звездах нельзя слова дурного вымолвить – от них польза человеку. «Красна солнышка мне не взвидеть!» – клялись в Древней Руси.

Другое дело гроза, вихрь, землетрясение, наводнение, засуха – они приносили несчастье. «С огнем не шути, с водой не дружись, ветру не верь». Беда тому, кто затеет с ними ссору, предостерегали старики молодежь.

Первые достоверные сведения о русской погоде содержатся в летописях, где отражаются исключительные явления природы, перед которыми человек чаще всего оказывался совершенно безоружным.

991 год: «Наводнение многое и много зла сотвори».

994 год: «Жары вельми тяжкие».

1002 год: «Дожди мнози… умножение плодов всяческих».

1028 год: «Знамение змеевидное явилось в небе [по-лярное сияние], так что видно было его отовсюду».

1088 год: «Земля стукнула [землетрясение]. Знамение в солнце. Великий змей от небес».

1107 год: «Тряслася земля перед рассветом ночью».

1128 год: «Бысть вода велика, в Волхове потопи люди и жита и хоромы снесе».

1135 год: «Прогремел гром зимой, и много вреда учинил».

1167 год: «Того же лета бысть ведро и жары велицы и сухмень чрез все лето и пригоре всяко жито и всякое обилие, и озера высохша, болота же выгореша, и лесы и земля горела».

1224 год: «Бысть ведро велие и мнози лесы, и боры и болота згораху и дымове сильнии тогда бяху, яко не видети человеком; бо яко мгла на земли прилегла».

Сведения о природных явлениях были основаны, прежде всего, на наблюдениях самого летописца или пришедших в его монастырь из других земель богомольцев. Особенно катастрофическим в Древней Руси, по мнению очевидцев, стал 1230 год, когда случилось довольно сильное землетрясение, а после него с 25 марта по 20 июля повсюду шли сильные дожди. Вдобавок к этим несчастьям 14 сентября ударили сильные морозы. Все это стало причиной повсеместного голода.

Лучшие традиции киевского, новгородского, псковского, ростовского летописания нашли дальнейшее развитие в Москве, где первые летописи появились в начале XIV века и где, наряду с повествованиями о войнах, пожарах, строительстве храмов, важных политических и экономических событиях, обязательно говорилось о разрушительных бурях, затяжных дождях, сильных засухах и морозах. Это был голос народа, земледельцев, которые более, чем князья и бояре, зависели от капризов погоды и более обращали на нее внимание. Было подмечено, что в XII веке случились лишь две засухи. Вторая половина XIII века изобиловала частыми бурями, сильными наводнениями, холодными зимами. В XIV веке было отмечено двадцать голодных годов из-за засухи и других экстремальных явлений. В XV веке больше всего ущерба земледельцам при-несли холодные продолжительные дожди. Как, впрочем, и в следующем столетии. На XVII век приходится рекордное количество голодных лет – двадцать шесть. Большими колебаниями погоды отмечен XVIII век, когда Москва несколько раз пострадала от наводнений (1702, 1709, 1716, 1718 и 1765 годы) и от засухи (девятнадцать раз за столетие).

Наводнение в Дорогомиловской слободе

Основная причина всех природных явлений – солнечная энергия. Большое значение также имеет близость морей и океанов, лесные массивы, высота местности. Изменчивость погоды мы наблюдаем и в течение одного дня, и месяца, да и очередной год никогда не похож на предыдущий. Как писал Александр Пушкин в «Евгении Онегине»:

В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе…

Погода во многом зависит от величины снежного покрова, ведь талые воды питают возрождающуюся зелень, которая охлаждает и увлажняет воздух. Наиболее резко погода изменяется при воздушных вихрях – циклонах и антициклонах. Удаленность Москвы от морей и океанов существенно влияет на ее климат. Зима здесь продолжительная и холодная, лето умеренно теплое. И все же большие массы воздуха из Арктики, с Атлантического океана, из Средней Азии и из Сибири достигают столицы. Оттого москвичей нередко поджидают зимние оттепели и обложные дожди в летнее время. Ветры же в Москве дуют чаще всего с запада и юго-запада.

Ныне мы не в силах в полной мере почувствовать особенности московского климата тысячелетней давности. Столица, закованная в камень и асфальт, застроенная громадными зданиями, выбрасывающими в воздух неисчислимую массу пыли и грязи, создала в XX веке «городскую мглу», которая поглощает значительную часть солнечных лучей, не пропуская их к воде и земле. Особенно изменился климат зимы, как из-за отопления зданий, так и загрязненного снега, который уже не в силах отражать в полной мере тепловую радиацию. Свою лепту в изменение климата внесла и местная циркуляция воздушных масс, когда более теплый городской воздух поднимается вверх, а ему на смену притекает более холодный воздух Подмосковья.

Метеорологические наблюдения в древней Москве были лишь визуальными. «Как к тебе сия наша грамота придет, – писал царь Алексей Михайлович в 1650 году стольнику и ловчему А. И. Матюшкину, – и ты бы записывал, в который день и которого числа дождь будет, да отписать бы тебе о птицах, как их носят и как они летят, и что на Москве у вас делается». Метеорологические наблюдения заносились в «Дневальные записки» созданного в середине XVII века Приказа тайных дел. Они более регулярны, чем в летописях, но и более скудны: «Шел дождь с перемешкою», «Шел дождь велик и град в орех», «В ночи было тепло». В Петербурге, после учреждения 28 января 1724 года Академии наук, уже с 1 декабря следующего года приступили к постоянным метеорологическим наблюдениям с помощью специальных приборов. В Москве же первым стал измерять атмосферное давление, температуру воздуха, направление и скорость ветра военный врач Лерхе (записи с 13 сентября 1731 года по 15 февраля 1732 года). Позже главнокомандующие Москвы обязаны были еженедельно сообщать Екатерине II не только о ценах на хлеб и городских происшествиях, но и об ущербе, причиненном урожаю ураганами, ливнями, градом, наводнениями и засухами. «С исхода апреля месяца, – пишет императрице Я. В. Брюс, – продолжаются великие дожди и стужи, и на низких местах от тех совсем яровое вымокло». К регулярным же наблюдениям в первопрестольной столице приступили в 1820 году по почину профессоров Московского университета. С 1853 года эти наблюдения стали ежечасными, и не прекращаются по сей день. Благодаря им установлено, что полгода мы живем при температуре ниже плюс 5 градусов и являемся страной с довольно холодным климатом. Средняя температура января – минус 10,5 градусов, июля – плюс 18 градусов. Осадков за год выпадает около 550–600 мм, устойчивый снежный покров сохраняется с декабря по конец марта. Конечно, год на год не приходится, цифры эти средние. А самый ранний снег выпал 8 сентября 1896 года, самый поздний – 6 июля 1904 года (по новому стилю). Абсолютный минимум температуры составил минус 42 градуса (1942 год), максимум – плюс 38 градусов (1972 год).

О необычных явлениях природы, в том числе и погоды, в Москве лучше всего судить по наблюдениям писателей и ученых XIX–XX веков. Ведь и восемь веков назад происходило почти то же самое, с той лишь разницей, что жилища москвичей были попроще, запас продовольствия поменьше и каждое странное изменение погоды имело для горожан не только жизненно важное значение, но и вселяло в большинство народа суеверный страх.

Во все времена особенно пугали людей землетрясения. Конечно, они никогда не могли быть в Москве столь же разрушительны, как в Китае, Армении или Румынии. Но это было очень редкое для этих мест явление и потому внушало особую тревогу. «Теперь же землетрясение своими глазами увидели, – писал в 1230 году епископ Владимирский Серапион. – Земля, от создания укрепленная и неподвижная, повелением Божиим ныне движется, от грехов наших колеблется, беззакония нашего вынести не может». Проповедник призывает к покаянию перед постигшими Русскую землю бедами, среди которых «страшное трясение» лишь следствие княжеских распрей и иноземного нашествия. «Исчезла крепость, – говорит он, – князей и воевод, в плену соотечественники, поросли сорной травой разоренные села, русское богатство стало корыстью врагов», и вся земля «иноплеменникам в достояние бысть».

Московский летописец отметил землетрясение 1 октября 1445 года: «В 6 час нощи тоя потрясеся град Москва, Кремль и посад весь и храми колебашеся». Вряд ли спящие проснулись от этого странного события. Но кто бодрствовал, воспринял его как предвестник беды, ведь ничего прежде никто из них не ощущал. Правда, через тридцать лет нечто подобное повторилось в столице Русского государства: весной 1474 года рухнула даже недостроенная церковь Пресвятой Богородицы и был «трус в граде Москве».

Слабые отголоски далеких карпатских землетрясений москвичи ощущали еще несколько раз, вернее, слышали, как ни с того ни с сего вдруг начинали звонить колокола.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
4 из 9