Тихая ложь

– Так говорят звезды. А с ними не имеет смысла спорить!

– Да забудь ты о ней, – сказала Бамби, когда визит окончился. – Эта женщина абсолютно сумасшедшая. Я не верю ей ни на грош.

В другой раз, когда Сиван пошла с подругой из университета к прорицательнице из Нетании, которая тоже предсказывала судьбу по кофейной гуще, картам Таро и псалмам, она услышала о сложных и даже жестоких отношениях между ней и ее отцом.

– У вас очень сложные отношения, и в них много плохого, – заявила прорицательница. – Он очень агрессивен по отношению к тебе.

– Неправда, – изумилась Сиван. – Мой отец очень порядочный и тихий человек. И у меня было счастливое детство.

– Тогда, наверное, – скорректировала свой вердикт прорицательница, учтя полученную информацию, – он обижал тебя в предыдущем воплощении, а в этом он пытается это скомпенсировать и исправить ошибки, допущенные в прошлой жизни.

Вдруг, сидя на запятнанном диване в тусклой комнате ожидания с облезлыми стенами, Сиван испытала непреодолимое желание закурить и огляделась, надеясь увидеть забытую кем-нибудь пачку сигарет. Лайла начала курить, когда пошла в армию. Она покупала табак в пачках, папиросную бумагу и фильтры и делала сигареты сама, и когда они с подругами сидели в саду, Сиван иногда прихватывала у нее сигаретку-другую и сама чувствовала себя как девчонка. Однако когда Лайле исполнилось двадцать два, она заявила, что с нее хватит, и с тех пор они курили только во время особенно волнительных бесед.

Дверь, ведущая в комнату Зейнаб, распахнулась, и мимо Сиван прошла предыдущая посетительница, мельком взглянув на нее, но не встретившись с ней взглядом.

У Зейнаб были длинные угольно-черные волосы и густые брови над темными глазами. Глубокое декольте подчеркивало большую грудь. Вся комната, казалось, была наполнена ее присутствием. На столе перед ней лежали горками минералы, кристаллы, ракушки, и стояли миски с бусинами, кусочками бумаги и ткани, среди которых затесалась почерневшая от времени серебряная мезуза и связка головок чеснока. Пародия на мир мистики и колдовства.

Зейнаб выглядела усталой и даже не попыталась улыбнуться, когда Сиван уселась напротив нее, положив папку на колени.

В комнату вошла пожилая женщина с подносом и поставила перед ней две чашки черного кофе.

Сиван достала из папки ваучер – лист, украшенный рождественскими картинками и надписями от руки на арабском, сделанными синими чернилами.

– Вот, получила в подарок от своих сотрудниц, – попыталась она установить с гадалкой приятельские отношения. – Они были у вас и остались очень довольны. Сказали, что вы поведали им замечательные вещи.

Губы Зейнаб скривились, вероятно, в попытке ответить улыбкой на услышанную лесть.

– Выпей.

Сиван поднесла чашку ко рту.

– Что ты хочешь узнать?

– Ничего особенного. Простое любопытство.

– У тебя есть сестра-близнец?

– Н-н-нет, – по телу Сиван пробежали мурашки.

– Тогда почему я вижу двоих, похожих на тебя, а не одну?

Четырехлетняя Сиван обнимает за плечи стоящую рядом трехлетнюю Бамби движением, в котором видна защита, любовь и забота.

Девятилетняя Сиван и восьмилетняя Бамби едут по берегу моря в тележке, влекомой осликом. Сиван сидит на доске, служащей сиденьем, а Бамби стоит рядом, уперев руки в бока. Они еще совсем маленькие, но в них уже различимы бутоны будущей красоты. Обе загорелые, с длинными волосами и поджатыми ярко-красными губами. Взгляд Бамби вызывающ, плечи Сиван слегка опущены. Айя, их мать, босиком и в летнем платье, идет рядом с тележкой.

Праздник Шавуот. Восьмиклассница Сиван и семиклассница Бамби в белых платьях, с венками на головах и плетеными корзинками в руках стоят на фоне стогов сена. Позади них выстроились мальчишки из старших классов. Яаль с распущенными волосами в длинных коричневых брюках и расшитой по воротнику рубахе, натянутой на его широкой груди, смотрит в их сторону. Уже тогда Сиван обратила на него внимание, однако пропасть между восьмым и одиннадцатым классом была широка как океан. В восьмом классе отдельные девочки только начинали интересоваться мальчиками, к концу десятого некоторые уже спали с ними, а к концу одиннадцатого таких было большинство. Так тогда было принято говорить: «спали». Не «трахались» или там «занимались любовью», а просто «спали». До десятого класса Сиван, как старшая сестра, во всем опережала Бамби, но когда той исполнилось пятнадцать, все резко изменилось. За какой-то год она превратилась из младшей сестры в хозяйку положения. У Сиван были друзья. Одноклассники любили ее, и она любила их, и хотя ей не хватало слов, она пользовалась у них успехом. Но Бамби сразу же стала звездой! Все бегали за ней, ухаживали, предлагали дружбу, а она наслаждалась своим превосходством.

Еще одна картинка: Сиван восемнадцать с половиной. Они с Яалем на берегу моря. Он наклоняется к ней и прислоняет к ее уху раковину, чтобы лучше слышать шум волн, а его грудь трется о ее кожу, мокрую от морской воды. Сиван, которая еще ни с кем не спала, единственная во всей школе не имеющая никакого опыта в общении с парнями далеко отстала от Бамби, которая в отличие от нее быстренько накопила сексуальный опыт и с самого начала испытывала острое сексуальное влечение.

И последняя картинка перед тем, как она откроет глаза и вернется к Зейнаб: Сиван и Яаль на берегу моря, а Бамби с камерой в руках кружит вокруг них.

– У меня было две сестры. Одна из них умерла много лет назад.

– Смерть это конец, но в то же время и начало чего-то нового, – Зейнаб, которая теперь выглядела гораздо более настороженной, внимательно посмотрела на Сиван. – Теперь я вижу кое-что другое. Особенное. Ты окружена какой-то жидкостью, возможно водой, и все, что было до того, уже не будет прежним. Внутри тебя прорастает новая жизнь, а та, вторая, твоя сестра-близнец, про которую ты говоришь, что ее не было, стоит у тебя за плечом и улыбается доброй такой, сияющей улыбкой. И вы словно не два человека, а один.

Бум! Сиван словно получила удар кулаком в живот. Нет, не в живот, а в грудь, и дышать сразу стало невозможно.

– Итак, тебя окружает вода, – продолжила Зейнаб, полностью завладев ситуацией. – Вода лжи и вода правды. Эти воды омывают тебя и отступают, омывают и отступают. Ложь и правда. Правда и ложь. Они все время уравновешивают друг друга.

– Это хорошо или плохо?

– Баланс – это сила, вода, в которой ты находишься – тоже сила, так что у тебя есть большой источник силы. Постой… С тобой сливается не та женщина, что похожа на тебя, а какая-то другая.

– Кто же? – спросила Сиван, хотя и так знала ответ.

– Твоя дочь.

Вот это да, подумала Сиван. Круто.

– У тебя есть ее фото?

– По правде говоря, да. Я принесла его с собой.

Зейнаб долго разглядывала фотографию Лайлы, а потом тревожно нахмурилась.

– Красивая девушка. Умная. Очень умная. Однако ее путь закрыт. Она никогда не выйдет замуж.

– Не выйдет замуж? Да вы спятили! Всякий, кто видит ее, влюбляется в нее с первого взгляда.

– Тогда почему я вижу, что она грустит? Что на сердце у нее тоска?

– Это из-за парня, который у нее был. Они были вместе много лет с очень юного возраста, – Сиван почувствовала, что краснеет и говорит октавой выше обычного и слишком быстро, но не смогла с собой справиться. – А потом он влюбился в другую. Для нее словно солнце погасло, но через некоторое время, ну, вы знаете, как это бывает, она взяла себя в руки. Сейчас она одна, до сих пор не нашла никого, кто заменил бы ей прежнего парня. Но почему вы говорите, что она не выйдет замуж? Она же еще такая молодая, ей нет и двадцати четырех.

– Есть люди, которые не забывают свою первую любовь. Хоть это случается не часто, но бывает и так, что первая любовь становится последней, а после нее нет уже ничего.

Сиван отмела в сторону мысли о Яале и Бамби. Их история трагична и совершенно не похожа на историю Лайлы и Лиора.

– Нехорошо так говорить, – возмутилась она. – Лайла не из тех, кто скорбит вечно. У нее есть жажда жизни и желание любить и быть любимой.

– Если все обстоит именно так, то какая тебе разница, что говорю я? – вызывающе спросила Зейнаб.

– Дело в том, как вы это говорите. Вот это меня и пугает.

– Я желаю тебе только добра, но я вижу, что она уже делает ошибку. Она сравнивает их всех с тем, первым.

– Вы преувеличиваете, – продолжала настаивать Сиван. – Она живет в полную силу. Она не из тех, кто откажет себе в возможности полюбить снова.

Не то, что ее глупая мать, подумала Сиван.