Тихая ложь

– Почему? Он уже был женат?

– Да.

– Жаль… – задумчиво произнесла Лайла.

– Да не о чем, в общем то, жалеть. Я удовлетворилась тем, что любила его, а когда родилась ты, ты заполнила всю мою жизнь, и мне больше никто не был нужен.

– Надеюсь, не он был моим отцом, так?

– Конечно нет! С чего ты взяла? – удивилась Сиван. – Я ведь уже тысячу раз тебе рассказывала. С твоим отцом мы познакомились когда я путешествовала по Бразилии. Мы провели с ним шесть дней в совершенно удивительном месте, где кроме местных рыбаков были только мы, серфингисты и несколько хиппи. Я даже так и не узнала его фамилию. Мне и в голову не могло прийти, что я забеременею. Через неделю он ушел своей дорогой, а потом было уже поздно – у меня не было никакой возможности его отыскать. А я так прикипела к этому месту, что осталась еще на год, только для того, чтобы родить тебя в этих дюнах возле моря. Оно называется Ленсойс-Мараньенсес.

– Родриго, – с тоской произнесла Лайла. – Хорошо, что ты хотя бы имя его запомнила. Мягкое такое имя, музыкальное. Я много раз пыталась представить себе его. Ты уверена, что у тебя не осталось его фотографии?

– Я поищу, – коротко ответила Сиван, стараясь не поддаться чувствам.

– А он был смуглым, как все бразильцы? Вот и я тоже смуглая.

– Это ты унаследовала от меня, а он как раз был белокожий. Его предки были из Скандинавии или из Германии, я уже точно не помню.

– Ты говорила, что он из Сан Пауло. Сколько в нем жителей?

– Двадцать миллионов.

– Да, искать его там это все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Так ведь это я только так запомнила, что он из Сан Пауло, а может он вообще из Рио. Я уже не уверена. Это было так давно.

– Все равно мне эта история нравится, – мечтательно произнесла Лайла. Ее печаль как рукой сняло, и глаза снова засияли. – Она такая романтичная. Жаль, что я так и не узнаю, кто был моим отцом, но раз так, пусть будет так. Зато будет о чем мечтать.

– Да, дни с ним пролетели как сон.

– Ты такая… – Лайла остановилась, подыскивая нужное слово.

– Сдержанная, – подсказала Сиван.

– Да. Ты никогда не волнуешься.

– У каждого свой темперамент. Просто я умею справляться со своими чувствами, стараюсь не выпускать их наружу.

Что Лайла в ее возрасте понимает в сдержанности, в одиночестве? Сотни дней и ночей, проведенных в одиночестве, к которому привыкаешь так, что уже не замечаешь его. Просто перестаешь считать эти дни, потому, что они превращаются в рутину, и думаешь, что такой теперь будет вся оставшаяся жизнь.

– Ты хочешь сказать, что это нормально?

– В моей жизни было достаточно бурных эмоций, – улыбнулась Сиван. – Впрочем, как и у всякого другого. Но ты еще молода, а я уже повзрослела. Возраст ослабляет тело, но укрепляет разум и душу. Мне уже не нужны американские горки, чтобы понять, что к чему, и как я могу справиться со своими чувствами.

– Я рада, что теперь ты не такая тихая и стеснительная, как была раньше. С тобой теперь так здорово говорить! Просто не знаю, что бы я без тебя делала, – Лайла уселась на диване и приникла к Сиван. – Ты знаешь, мамочка, как я тебя люблю, и ценю все то, что ты для меня делаешь! Когда я была с Лиором, я была такой эгоисткой! Ни на кого не обращала внимания. И поделом мне, что он меня оставил. Но теперь я другая. Я хочу быть такой, как ты. Чтобы ты могла мной гордиться.

– Лали, родная, ты никогда не была эгоисткой. Ты всегда была доброй и смелой, и Лиор прекрасно это знает. Просто ты была еще молода для того, чтобы оценить то, что было между вами, а если ты посмотришь мне в глаза, то увидишь в них только гордость и счастье.

Бат Эль и Алазар

Когда Сиван и Лайла вошли в свою новую квартиру, их окутало облако пыли. Все внутренние стены были демонтированы, и в центре обширного пустого пространства стояли десятки мешков с обломками бетона. В окнах, обращенных на восток, виднелись старые деревья, обрамляющие бульвар Елизаветы. Западные окна выходили на соседний дом, стены которого были покрыты плющом, прикрывающим ужасную путаницу проводов, а балконы чем-то напоминали переулки Неаполя. Напарник Филипа Нисим снял накануне все жалюзи и двери, и теперь квартира была совершенно голой, не считая старого унитаза, все еще подключенного к канализации.

Занимающийся сносом отец Филипа Бадья не обратил на их присутствие никакого внимания. Стоя к ним спиной, он был полностью поглощен прокладыванием канавок для водопроводных и канализационных труб в стене кухни, которая согласно новому плану, составленному Долев, должна была стать ванной.

Лайла вышла на балкон, окинула взглядом скамейку, где восседала всегдашняя троица, и вернулась обратно.

– Классная квартира! – прокричала она, стараясь перекрыть шум, производимый отбойным молотком. – Здание – отстой, а квартира классная.

– Холлом я тоже займусь, – прокричала в ответ Сиван.

– Как случилось, – спросила Лайла, подойдя вплотную к Сиван, – что Яаль, муж твоей сестры, подарил тебе эту квартиру? Ведь ты даже ни разу не поговорила с ним за все эти годы.

– Не о чем было говорить.

– Но ведь у вас были дружеские отношения?

– Когда мы были молоды, мы были близкими друзьями, но после смерти Бамби он переехал в Эйлат, я – в Тель Авив, и связь между нами оборвалась. Нас связывала Бамби, а после ее смерти все рухнуло, – да что там рухнуло, подумала Сиван, просто разлетелось на тысячу мелких осколков.

– Давай посидим с тобой сегодня вечером, – словом «посидим» у них назывались беседы по душам, – и ты все мне расскажешь. Мне ужасно хочется обо всем узнать.

Бадья перестал стучать, обернулся и широко улыбнулся. Его густые усы покрывал толстый слой белой пыли.

– Трудно работать, – пожаловался он. – Бетон старый, все крошится, и вдобавок стена мокрая. Наверное, есть течь в трубе у соседей с другой стороны.

– Вы хотите, чтобы я с ними поговорила?

– Это моя работа. Я попрошу их все проверить.

– Зачем откладывать? Пойдем и поговорим с ними прямо сейчас.

Сиван постучала в розовую дверь. Послышалось шарканье ног, и дверь слегка приоткрылась.

– Здравствуйте, – начала Сиван как обычно, широко улыбнувшись. – Я ваша новая соседка из квартиры напротив.

– Здравствуйте, – ответил голос, который Сиван запомнила со своего первого посещения.

– Вы, наверное, страдаете от неудобств, связанных с ремонтом, – продолжала Сиван, словно твердя заученную роль. – Мне бы совершенно не хотелось лишний раз вас беспокоить, но в стене обнаружилась течь, и я хотела бы вызвать сантехника, чтобы он проверил стену и с вашей стороны и решил, что надо делать. Можно мы только посмотрим? Мы постараемся вам не мешать.

Сиван уже приготовилась к отказу, но, к ее удивлению, старческий голос произнес:

– Заходите.

Она оказалась в уютной, ухоженной квартире, выходящей окнами во двор, где вместо ожидаемых ею мусорных ящиков Сиван увидела растущее возле балкона высокое дерево. Приятную картину дополняла зелень, покрывающая стену дома напротив. Бросив вокруг быстрый взгляд, Сиван словно увидела ожившее прошлое: цветная мраморная плитка на полу, более красивая, чем у нее дома; гостиная, обставленная старой, но прекрасно сохранившейся мебелью с расшитыми узорами подушками; прозрачные шторы на окнах. Бадья, который следовал за ней, проскользнул вперед и зашел в ванную, и Сиван осталась наедине с мужчиной и женщиной, которым на вид было лет под восемьдесят, худощавыми и ниже нее почти на голову. У мужчины были седые усы и седые волосы, а одет он был в свитер, надетый поверх клетчатой фланелевой рубахи, и просторные брюки. На женщине был домашний халат, доходящий ей до щиколоток, и мягкие домашние тапочки. На плечи поверх халата она набросила шерстяной шарф, который придерживала на груди одной рукой, а голову покрывал пуховый платок. Запястье украшали тонкие золотые браслеты.

Ни мужчина, ни женщина не улыбнулись Сиван, однако выражения их лиц не были враждебными. Было видно, что они просто не привыкли к гостям и не знали, что им делать.

– Как вас зовут? – спросила Сиван, чтобы прервать неловкое молчание. Вопрос был уместным, так как на розовой двери не было таблички с именами.