Балатонский гамбит

Балатонский гамбит
Михель Гавен

Секретный фарватер
Весной 1945 года германские войска осуществили в районе озера Балатон последнюю крупную наступательную операцию под названием «Весеннее пробуждение». Своевременные контрмеры советских войск не позволили немцам добиться серьезного успеха. Однако на протяжении полутора недель непрерывных боев германские войска весьма сильно потрепали русских, едва не сорвав их наступление на Вену. И, конечно же, успех или неуспех операций зависел не только от мудрости командования, но в первую очередь от действий солдат и офицеров на передовой, лицом к лицу с врагом, который порой мог неожиданно стать и товарищем по несчастью…

Известный немецкий писатель-историк Михель Гавен в своем новом романе предлагает совершенно по-иному взглянуть на те давние события, и прежде всего глазами непосредственного их участника, военного врача Марен фон Кобург.

Михель Гавен

Балатонский гамбит

© Дьякова В.Б., перевод на русский язык, 2012

© ООО «Издательство «Вече», 2012

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

* * *

1

– Проникающее ранение грудной клетки, большая кровопотеря, пуля рикошетом задела несколько важных органов и застряла в легких. Закрытый пневмоторакс, много крови в плевральной полости. Есть проявления нарушения сердцебиения, – доктор Виланд поправил марлевую повязку на лице. – Мы герметизировали рану. Но положение серьезное.

Склонившись над офицером-артиллеристом, Маренн кивнула.

– Да, диагноз не вызывает сомнения, этот характерный всасывающий звук при дыхании. Пулю надо извлекать. Готовьте к операции.

– Наркоз?

– Эндотрахеальный. Миорелаксанты.

– По американскому методу? – Виланд удивился.

– Да, – Маренн подтвердила решительно. – С раздельной интубацией бронхов. Это поможет нам бороться с острой сердечной недостаточностью и избежать гипоксии.

– Госпожа оберштурмбаннфюрер, – к ней подошел санитар. – Приехал штандартенфюрер Пайпер.

– Прошу вас, Ханс, – Маренн даже не повернула голову. – Скажите, что я не могу отлучиться, и извинитесь за меня.

– Приехал, – Виланд вдруг усмехнулся. – Он мне звонил по десять раз на дню, все спрашивал, появилась фрау Ким или нет. Он ранен, точно…

– Что, ранен? – Маренн вскинула голову.

Размышляя о пациенте, она не заметила иронии в голосе Виланда, она все восприняла всерьез. Сдернув шапочку и повязку с лица, выбежала на двор. Пайпера она увидела сразу. Он стоял у БТРа и разговаривал по рации. На броне лежали белые розы – большой букет, штук пятьдесят, не меньше. Зимой, в конце февраля, и ладно бы в Берлине, но у небольшого венгерского городка с труднопроизносимым названием Секешвехервар – это было невероятно. Ветер шевелил нежные белые лепестки и слегка поблескивающие глянцевые листья. Она направилась к БТРу. Заметив ее, Пайпер отдал трубку унтерштурмфюреру из экипажа, взял цветы.

– Мне сказали, ты ранен, – она взволнованно тронула его за рукав, осматривая. – Что? Куда? Кто? Снайпер? Вы же еще не вступали в непосредственное соприкосновение.

– Ранен? – Пайпер удивился. – Кто это сказал? Мартин, наверное… Он мне говорил так, когда я ему звонил и спрашивал о тебе. Хотя, возможно, он и прав… Я ранен. Вот, – он протянул ей букет. – Это тебе. Мы тебя ждали. Я ждал.

В его интонациях она уловила какие-то новые нотки, какую-то скрытую нежность, которой раньше не чувствовала, но возможно, просто не обращала внимание. Она смутилась.

– Я приезжал в Берлин, чтобы получить Мечи к Рыцарскому кресту за Арденны. Сразу после награждения приехал в Шарите. Очень вежливый профессор де Кринис сказал, что ты, оказывается, уехала куда-то к Шернеру под Кюстрин. Я был разочарован. Я думал пригласить тебя в ресторан.

– Чтобы я там снова спела? – Маренн улыбнулась. – Я приехала через три дня. И тоже была разочарована. Но фюрер мне не докладывает, кого и когда он награждает. Но розы, которые ты оставил, такие же, как эти, стояли у меня в кабинете. Они даже совсем не завяли. Спасибо, – она взяла букет, – и за те цветы, и за эти. Но я должна идти, – она взглянула на часы. – Я оставила пациента под наркозом. Это что за шутки такие, штандартенфюрер? – она слегка стукнула Пайпера по плечу. – Мне говорят, ты только что из боя, ранен, я бегу, оставив под наркозом человека, а оказывается, это розыгрыш. Все, все, разворачиваемся и уезжаем, Йохан. Я спешу.

– А для чего там Виланд? – Пайпер улыбнулся, поймав ее руку. – Этот бездельник. Так, для общего впечатления? Я не говорил, что я ранен, но я хотел увидеться с тобой. Я тебя ждал, – повторил он.

– Разворачиваемся и уезжаем, – она ответила строго и выдернула руку.

– Это значит – пошел вон? – он спросил с иронией, но взгляд помрачнел. Она заметила это.

– Это не значит, что пошел вон, – она и не подумала, как он может воспринять ее слова. – Но здесь госпиталь, и у меня человек под наркозом, – добавила уже мягче. – Мне сейчас надо оперировать его. От моего спокойствия и хладнокровия зависит его жизнь. А ты, как я понимаю, чуть не признаешься мне в любви. Так что, будьте любезны, штандартенфюрер, – она отступила на шаг, – здесь госпиталь, и здесь приказываю я. Уезжай хотя бы до вечера, – она опустила голову.

– Хорошо, слушаюсь.

– Я люблю белые розы, – она быстро взглянула на него. – Я очень люблю белые розы.

– Во сколько мне приехать? – Пайпер поднялся на БТР. Глаза под козырьком фуражки блеснули, значит, все прошло.

– Не раньше восьми.

– Я буду. Поехали, – хлопнув по броне, приказал водителю.

БТР зарычал, разворачиваясь. Маренн быстро пошла назад в дом. Оставила цветы санитару при входе.

– Поставьте в воду, Ханс, – приказала быстро.

Вернулась в палату.

– Как дела?

Доктор Виланд поправил очки и внимательно посмотрел на нее.

– Мы иссекли края раны и сделали рассечение по межреберью. Пуля лежит очень неудобно… Фрау Ким, – ему показалось, она не слушает его. – Вы улыбаетесь?

Обработав руки, Маренн качнула головой.

– Я все поняла, Мартин. Дренажная трубка в плевральной полости есть?

Она надела перчатки и подошла к операционному столу.

– Фрау Ким, а штандартенфюрер … – вдруг начал доктор.

– Штандартенфюрер приедет вечером, если он вам нужен, – ответила она. – Не отвлекайтесь. Будем работать.

Когда стало смеркаться, заметно похолодало. В приоткрытое окно потянул холодный ветер, и Маренн почувствовала такой знакомый запах порохового дыма – за все годы, которые она провела на войне, на той, на первой, да и теперь, на второй, приятней он для нее не стал. Дым то наплывал вместе с порывами ветра, затрудняя дыхание, то вдруг исчезал, и тогда дышалось легко и свободно.

– Закройте окно, – приказала Маренн санитару, и, взглянув на белые розы, стоявшие перед ней на столе, углубилась в изучение рентгеновского снимка.