Ливонская ловушка

Ливонская ловушка
Мик Зандис

1210 год… Год решающего сражения коренных народов Балтийского моря с германским орденом меченосцев за Ригу. Расправа с заманенным в ловушку германским кораблем меченосцев была безжалостной и кровавой, а добыча – богатой. Старейшина береговых пиратов Уго, срывая с груди знатного путешественника украшенный драгоценными камнями крест, даже вообразить не мог, какую роль может сыграть дорогая безделушка в дальнейшей судьбе Ливонии. Для укрепления союза ливов против завоевателей-крестоносцев, которые требуют не только податей, но и отказа от своих богов, старейшина должен жениться на красавице Лее – сестре вождя ливов. Но дома Уго уже ждет невеста, а в Лею влюблен лучший среди ливов лучник и изобретатель Иво. В это же время среди германцев плетутся интриги вокруг основателя Риги епископа Альберта… Автору удивительным образом удалось совместить расцвеченную легендами, древними обычаями, ритуалами, заговорами и нешуточными страстями героев ткань захватывающего с первых страниц повествования с глубочайшим художественным проникновением в реальные исторические события. Основанное на собранных по крупицам фактах, уникальное исследование этих событий делает роман интересным не только для любителей истории, но и для профессионалов.

Мик Зандис

Ливонская ловушка

Miks Zandis

LIVONIAN TRAP

Данный перевод книги «Ливонская ловушка» печатается по соглашению с автором.

© Miks Zandis, 2019

© Helena Branch, коллаж на обложке, 2020.

© ООО «Библос», 2020.

* * *

Карта Ливонии XIII века. Рига и поселения «морских» ливов. На карте обозначены современные наименования географических названий Латвии, а в скобках – используемые в книге географические названия поселений Ливонии на языке ливов в XIII–XIV веках.

Глава 1

Мергера, апрель 1210 года

Бу-у, бу-уб-у, бу-бу…

Несколько мгновений Уго вслушивался в гулкие звуки сигнального рога, отделяя только что подаренные ему Матерью ночи сновидения от неумолимой яви. Звуки не умолкали. Означать они могли что угодно. Пожар, нападение волчьей стаи, нашествие врагов. В каждом из этих случаев любой житель деревни вскакивал как ужаленный, любое промедление могло быть смерти подобно. Однако размеренный тон звуков подсказывал, что это не знак немедленной опасности. Но тогда означать сигнал мог только одно.

Вздохнув, он потянулся до хруста костей, широко распахнул глаза, чтобы уловить хоть какой-то проблеск света сквозь маленькое окошко, затянутое бычьим пузырем, но в темноте даже контуры окна улавливались с трудом. Он поднялся с застеленного шкурой кабана ложа, и под правой лопаткой кольнуло, словно в спину воткнулся шип. Старые раны давали о себе знать. Еще больше неприятностей приносили распухшие в коленях ноги, от чего в поселке страдали все мужчины, дожившие до его возраста. Как дань холодному Балтийскому морю.

Зима уступила место лету. Лед стаял, рыба приблизилась к берегам, и в благодарность женщины щедро поделились с Матерью моря пшенными лепешками. Днем жители Мергеры, словно медведи из берлоги, выбирались из опостылевших за зиму домов наружу, чтобы погреться на солнце. В тайных лесных убежищах проснулись птицы и целыми днями воспевали приход тепла. Но по ночам холод еще брал свое. Уго, кряхтя, стал натягивать сапоги. Для него они были сапогами удачи, специально хранимыми для подобных случаев. Один сапог беспощадно жал в правой лодыжке, да кто обращает внимание на такие мелочи? Тем более, знал Уго, как только он приступит к настоящему мужскому делу, все боли, сомнения, неудобства исчезнут, словно сметенные порывом морского ветра.

По дому разносился топот торопливых ног.

– Отец, – крикнула младшая дочь Дана. – Ты проснулся? Тебе помочь?

– Себе научись помогать!

Голос Уго потеплел, настроение улучшилось. Дана росла девчушкой шустрой, с неугасимой энергией, голос ее звучал неумолкаемым колокольчиком, наполняя дом жизнью и весельем. Под стать ей был младший брат Лемо. А вот старший из сыновей, Зак, был не таким. Крупный, в отца, ловкий в движениях, многословием, как и положено настоящему мужчине, не отличался, в споры не лез, предпочитая отмалчиваться. В доме его почти не было слышно. Вот и сейчас он быстрой тенью, почти беззвучно, пронесся мимо и хлопнул наружной дверью. «А ведь мог бы и погодить, поинтересоваться, что задерживает отца», – вдруг с обидой подумал Уго.

Недовольно посапывая, Уго распахнул дверь. Хотя и снаружи было не намного светлее. Ни один всполох огня не раздирал темноту ночи, и ветер не приносил запаха гари. Вся деревня была уже на ногах. Люди возбужденно переговаривались, бежали к берегу.

– Кто долго спит, встает голодным, – крикнул, пробегая мимо, Имаутс. – Голодного можно накормить. Глупого умным не сделаешь, – отозвался на реплику старого друга Уго. Первым, самым горячим, достаются раны и слава. «Какой храбрый был воин» – скажут потом соседи, утешая вдову. А добыча достается тому, кто сохранит трезвую голову. Но это понимание приходит только с годами. Тем, кто эти годы проживет.

Все, даже женщины и дети постарше, были уже на высоком, заросшем соснами берегу и, ежась от холода, вглядывались в темноту. В его возрасте он мог бы позволить себе остаться с ними, но это было не в его правилах. Уважать старейшину должны не только за ум, возраст или богатство. А силы в руках пока хватало. До сих пор он играючи поднимал ствол срубленного дерева, с которым едва справлялись двое мужчин, одной рукой выдергивал из воды тяжелую лодку. А однажды, на потеху сыновьям, поднял на плечи оседланную лошадь и вынес со своего двора. Ни один мужчина в деревне не мог по силе сравниться с Уго.

Отблески большого костра под песчаным обрывом мешали видеть лучше, но и без того в привычном месте, на фоне зарождающегося на дальнем краю моря рассвета, проглядывали скошенные контуры корабля и его беспомощно полощущегося паруса. По команде Уго ближайшие к огню люди быстро растащили костер, закидали тлеющие поленья песком. Под обрывом неподалеку от устья впадающей в море речушки собрались мужчины. Стояли молча. Так же, без лишних слов, подростки выводили из узкого устья реки несколько низкобортных рыбацких лодок.

Уго, насколько позволяла темнота, вгляделся в лица окруживших его людей. Кажется, все были в сборе. Имаутс, Каже, Ассо, Зига, Варс – с каждым из них он участвовал во многих битвах, все они были могучими и непобедимыми воинами. Такими же должны были стать и их сыновья, стоящие рядом с отцами, в том числе его Зак. Одни из них уже с гордостью носили отметины прошедших сражений, другие еще с нетерпением ожидали своей очереди. К способностям последних Уго относился с опаской. Одно дело – кидать топор в ствол дерева или метать дротик в соломенное чучело под ликующие возгласы женщин и детей, и совсем другое – делать это в настоящей битве. Он быстро отобрал полтора десятка человек, остальным указал на лодки и неодобрительно покачал головой при виде огромного лука. Иво был знатный стрелок, это в Мергере знал каждый, но от сырости тетива размокнет и потеряет упругость, длинные плечи лука будут цепляться в узком пространстве за самые немыслимые препятствия и мешать остальным, а темнота в бою может сыграть с целью злую шутку.

– Помоги нам, Мать ветра, – наконец прошептал он и поднял голову к небу. Большую часть его, плотно перекрывая путь лунному свету, затягивали тяжелые рваные облака. Несколько мгновений Уго не отводил глаз от места, где за тучами пряталась путеводная звезда удачи, пока ему не показалось, что перед ним мелькнула белая искорка.

– Мать ветра с нами! – уже громче, чтобы ближайшие к нему воины могли услышать, сказал он, поворачиваясь к сидящему на мели кораблю, и махнул рукой. Тотчас первый из мужчин ступил в воду и словно растворился в ней. Убедившись, что лук Иво остался на берегу, Уго накинул на голову черную накидку, скрывающую в темноте ночи и оружие, и его самого, шагнул за очередным безмолвным воином на скрытую водой от неискушенного взгляда и выходящую далеко в море узкую каменистую гряду, пригнулся и сам стал похож на волну, медленно перетекающую в сторону корабля пришельцев.

Глава 2

Барон

Эрих фон Бред проснулся в приятном расположении духа. Ему приснился его племянник Фридрих. Королем Священной Римской империи его собирались провозгласить в двухлетнем возрасте, и, хотя положение юного наследника трона Германии и Римской империи до недавних пор было неясно, купцы из Бремена принесли в Ригу благую весть. Ныне шестнадцатилетний Фридрих в фаворе у самого Римского Папы Иннокентия III. И теперь, как хорошо понимал искушенный царедворец, несмотря на все семейные распри, племянника ожидает великое будущее. В котором и он, потомственный барон и дядя юного короля, пусть и по отдаленной женской линии, может сыграть значимую роль. Особенно после недавнего брака Фридриха с Констанцией Арагонской.

Он уже предвкушал будущую встречу в родовом замке Гогенштауфенов. Когда-то Констанция с удовольствием принимала его в своем будуаре в качестве германского посланника при дворе ее покойного мужа, венгерского императора Имре. Ох и славные времена это были! Десять лет назад он и сам блистал среди фрейлин императрицы, и острая на язык красавица Констанция не раз жаловала его своим вниманием. Интересно, как складываются ее отношения с Фридрихом, который ей в сыновья годится. А вот старую дружбу с посланником она вполне может вспомнить. Да и ему теперь до конца жизни хватит чего рассказывать и царственным особам, и любому из их высокого окружения об удивительных путешествиях и о великих подвигах в далекой Ливонии, в которой он огнем и мечом помогал епископу Альберту нести язычникам слово Господне.

Во сне Фридрих за верную службу жаловал его сказочным поместьем и украшенной изумрудами золотой бляхой на толстой серебряной цепи. Рука невольно потянулась к груди, на которой должно было располагаться бесценное украшение, и не обманулась. Ладонь кольнуло ребрами драгоценного металла, и он привычно пригладил кончиками пальцев увесистый дар. Пусть и не будущего императора Фридриха, а лишь новоявленного рижского магистра графа Фольквина, к коему послан он был для инспекции и вспомоществования бесценными советами, но и этот дар стоил того. В прямом и переносном смысле. Не говоря уже о покоившемся в трюме сундучке со скупленным за гроши драгоценным янтарем. Пусть большая часть и не принадлежала ему лично, но недаром же сказано: «Блажен, кто воздаст тебе воздаяние…» Разве это не о таких, как он, посланниках великих мира сего, носителей добрых вестей и славных сокровищ?

Он поежился от порыва сырого ветра и огляделся. После выхода двух кораблей из крепости Дюнамюнде погода была великолепной. Светило теплое весеннее солнце, дул попутный ветер. Но во второй половине дня горизонт сначала подернулся дымкой, а потом и вовсе исчез вместе со вторым кораблем, перевозящим возвращающихся в Германию пилигримов. Ветер стих, море окутал плотный туман. Корабль покачивало на мерной зыби, отголоске недавнего шторма. Кажется, под это убаюкивающее покачивание он и заснул. Сейчас его окружала полная тьма, но туман рассеивался, и над головой проблеснула первая звезда. Теперь-то шкипер, нескладный, словно весь сложенный из углов, и седой как лунь Гюнтер, найдет наконец нужный путь.

Словно в ответ на его мысли, большой четырехугольный парус заполоскало, затем наполнило ветром, просмоленные веревки натянулись, и почти сразу с высоко поднятой над водой носовой части корабля донесся крик:

– Вижу огонь!

Всмотревшись, он и сам заметил пляшущее на не очень, очевидно, высоком берегу пламя. Наверное, группка рыбаков готовит на костре еду после удачного улова. «Пламя надежды, – подумал он, – надежды на то, что первый день этого утомительного путешествия можно завершить удобным ночлегом на земной тверди, без изнуряющего покачивания, от которого к горлу то и дело подступает противная тошнота. Да и вкусить свежей рыбки было бы неплохо. Пожалуй, эту возможность стоило обсудить со шкипером».

– Гюнтер! – позвал он в уверенности, что кто-то из бодрствующих моряков или меченосцев услышит его и отыщет шкипера, и долго ждать ему не пришлось.

– Здесь я. Что прикажете? – глуховатый, с хрипотцой голос прозвучал у самого уха, заставив барона вздрогнуть. При всей своей нескладности шкипер умудрялся перемещаться по палубе незримо и неслышно, как призрак.

– Огонь на берегу – это хорошо, – философски изрек барон. – Может, это наши пилигримы выбрались на берег и дают нам знак. А берег-то чей? Где мы сейчас?

– Точно не скажу. – Шкипер почесал узловатыми пальцами затылок, с тоской посмотрел в сторону все отчетливей зримого огня. – Вряд ли это наши. Что-то их корабля не видать. Да что в такой темноте разберешь? Кажется, по этому берегу ливы живут. О больших поселениях не слыхивал, а деревни малые встречаются.

– Ливы? – он еще раз огляделся. Туман почти полностью рассеялся, ветер крепчал. Если так пойдет и дальше, вполне может разыграться шторм. Куда от него спрятаться? Наверняка на втором корабле так и рассудили. Нашли себе убежище в устье речушки, которыми изобилуют здешние берега, и теперь пируют на тверди земной подобно тому, как недавно сам барон пировал в честь отъезда с магистром и его окружением, среди которого присутствовал и вождь ливов Каупо. Между тем вдалеке все отчетливей проступала темная полоска берега с призывно мерцающим огоньком. – Ливы нам союзники. Веди к огню.

Шкипер помялся, шмыгнул носом.

– Может, и союзники. Только про них разное говорят. Да и боязно в темноте как-то, лучше бы рассвета дождаться. Недолго осталось.

Барон с отвращением уставился на шкипера. Не только морские вояжи, но и самих мореплавателей он недолюбливал. На берегу любая воля магистра или комтура выполнялась мгновенно, без вредных размышлений. Сомнения в битве – верный путь к поражению. Любое неповиновение наказывалось строго. Сам берег моря от строящейся крепости Дюнамюнде и далее на запад, насколько глаз хватало, тянулся плавной песчаной полосой. По пути в Ливонию в конце прошлого лета они уже останавливались на ночлег на пустынном берегу. Не доходя до берега, корабль наткнулся на песчаную мель, на берег выбирались кто на легкой лодке, кто пешком по грудь в воде, но в тот жаркий летний день это было даже в удовольствие. А при выходе на берег он своими глазами увидел сверкающий солнечный камень – янтарь, внутри которого на века застыл жук с хищно раскинутыми клешнями. Тогда же шкипер объяснил, что кроме песчаных мелей на побережье опасаться нечего. Сойти с мели, имея дюжину крепких рук, и вовсе не проблема. Да что мель! Если и встретится им при высадке языческая, наполненная янтарем и не обращенная еще в истинную веру деревушка, чего бы им не совершить под занавес похода еще один славный ратный подвиг во имя Христа! Каждый из меченосцев уже имеет папскую буллу о прощении грехов, каждый с Божьей помощью может один противостоять десятку язычников, что и доказывали пилигримы за год рыцарского послушания неоднократно. Да и новые трофеи будут совсем не лишними.

Между тем шкипер, правильно истолковав взгляд барона, потупился виновато, склонил голову.

– Извиняйте, это я так, по глупости нашей, слова поперед мыслей выскакивают. Эй! – закричал он, повернувшись к кормчему. – Правь на огонь!

Попутный, в сторону берега ветер усилился, парус загудел, по борту заструилась быстрая вода. Стало прохладней. Барон плотней закутался в медвежью полость и прикрыл глаза в попытке вернуть приятные видения. Но вместо них перед глазами почему-то вставал последний набег на взбунтовавшееся поселение эстов и женщина с распоротым животом, из которого крохотными кулачками грозил похожий на самого дьявола не успевший еще родиться ребенок. Не открывая глаз, барон потянулся к вшитому прямо в нательную рубаху пергаменту, но нащупать всепрощающую папскую буллу не успел: корабль содрогнулся, словно схваченный гигантской рукой, заскрежетал с отчетливым треском проламываемого дерева, накренился так, что барон слетел с насиженного ложа, больно ударившись головой об основание мачты.

– Эй, что там у вас? – закричал он, уже ощущая, как в груди нарастает тяжелое предчувствие неминуемой беды.