Конец эпохи Эдо

– Вернуться в детство никогда не поздно – с улыбкой подметил я, глядя на очередную стопку книг в ее руках.

– Знаете, а я в детстве сказки совсем не любила, у меня были проблемы с усидчивостью, наверно так ни одной и не дослушала, то убегала бегать по городу как полоумная, то ложилась спать, обычно до того как мама успевала дочитать. Голос мамы был как кружка теплого «гекуро», в нем можно было утонуть. – Воспоминания о маме заставили ее слегка прикусить губу.

– Значит наверстываете упущенное – Разрядив обстановку продолжал я.

– Можно сказать и так, мне в детстве ко всему прочему эти небылицы казались слишком наивными, глупо конечно, но наверно головой я слишком рано повзрослела. Но парочка нравилась про шишки* довольно смешная, и про юношу в соломенной шляпе, которого ветер носил*, про недовольных лягушек* моя любимая, других из детства наверно и не вспомню. Сейчас взяла совершенно случайно эти книжки, теперь не могу остановиться. Как думаете, может сказки для взрослых полезней, чем для детей.

Не знаю, что и сказать, давно я не читал сказок, если конечно не считать таковыми верования и священные каноны.

– Возможно, вы правы, мне вот казалось, что люди, работающие над написанием сказок, придумывают их не столько для детей, да и не для взрослых, сколько для себя, пытаясь собрать воедино разбросанные осколки собственного счастливого детства.

– Вы считаете, что с годами человек непременно смурнеет, а самое яркое остается там, в детстве. – С явным разочарованием произнесла Юко.

– Думаю, что детство – единственное время чистого счастья, такого для которого ничего не нужно предпринимать нет никакой работы для его достижения, оно просто рядом, хотя сейчас все перепуталось и детство становится все короче и короче.

– Какой у вас мрачный взгляд на мир… – Полушепотом сказала она, быстро расставила оставшиеся книги обернулась и уткнулась взглядом в распахнутое окно.

– Оно что, всю ночь было раскрыто? Не пускайте сквозняк, мне сейчас совсем не хочется слечь, а то полуразрушенное хозяйство совсем развалится… – Удрученно заявила она.

Я одобрительно кивнул, на пару минут комнату затянуло неловкое молчание, Юко сдвинулась с места и молча короткими шажками вышла из комнаты, выходя напомнив мне о гигиене. Неужели я так себя запустил? Над пыльным комодом наискось стояло не менее пыльное зеркало, с тонким чистым следом, кто то начал его протирать, но бросил эту затею. Да уж, выгляжу я и правда скверно. Сальные, длинные дубовые волосы неуклюже свисают, на лоб, обволакивают шею. Широко поставленные карие глаза, совсем слиплись, то ли зеркало слишком пыльное, то ли я научился видеть с закрытыми глазами, нет ну как, не глаза а тонкая линия, я же вроде не щурюсь. Зато старые добрые мешки под глазами на месте, они всегда со мной, сколько себя помню, люблю попить чай перед сном. Только теперь к ним добавились явные черные круги, верные спутники отвратительного сна. Лицо заросло редкой темной щетиной, может мне вообще бороду отпустить? Хотя, куда там, она не вырастет, как надо, вылезет архипелаг черных колючих клочков, мерзость. Немного размяв кости, по узкой лестнице спустился на первый этаж, пахнущий чаем, взял чашку, узнаю этот вкус, ни с чем не спутаю наш местный «кабусэтя». С удовольствием осушив три чашки теплого золотистого напитка, я принялся искать полотенце, нашел, они висели в комнате прислуги, чистые и свежие. Всегда удивлялся, как только женщины все успевают, одновременно сохранять красоту и волочить на маленьких плечах целый ворох работы по дому.

Насвистывая по памяти задорную песню «Соран Буши*», которую наизусть знали, пожалуй, все местные рыбаки, в немного спутанном настроении шел к колодцу. Черное небо сегодня смилостивилось, и дало возможность перевести дыхание, изредка сбрасывая лишь маленькие, едва заметные капельки, порывы ветра тоже где-то затаились. Колодец располагался с торца дома, квадратная деревянная конструкция с немного покосившейся сваей и прикрепленной к ней лебедкой, веревка видимо от старости сильно растрепалась и распушилась, в некоторых местах мягкое волокно будто говорило – «скоро я оторвусь». Сняв с себя одежду, и бережно повесив ее на забор, я принялся опускать ведро в колодец, поднималось оно с небывалой легкостью, лишь присмотревшись повнимательней обнаружил, что у ведра не хватает одной важной части, оторвалось дно. Не успев как следует огорчиться, я заметил еле стоящего, опершегося на короткую покосившуюся ограду мужичка, нагло таращащегося на меня с недовольной миной. Охровое, возможно от грязи, рваное хаори с двумя зелеными заплатками на плече, с рукой лишь в одном рукаве свисало на спину. Широкое багряное лицо, густо усеянное сальными черными волосами сзади закрученными в пучок, явно намекало на бурное веселье, закончившееся разве что поздно ночью, или рано утром, а может и вовсе не закончившееся. Что ему надо? Что он хочет разглядеть, ничего нового в моих худых высоких телесах он явно не обнаружит. Его точный пристальный взгляд начал действовать на нервы, я развернулся чтобы снять одежду с согнутой ивы на которую я ее немного неряшливо накинул. И уже было начал одеваться, как грязный, по-видимому мертвецки пьяный мужчина попытался красуясь перемахнуть через ограду, но зацепился ногой и упал плашмя, зарывшись лицом в землю. Впопыхах я кое-как натянул первое что успел, и подбежал к нему.

– Может быть вам помочь?…– Без особой надежды на адекватный ответ, промямлил я.

Но мужчина продолжал лежать как убитый, впечатанный в клейкую и сырую после обильных дождей грязь. Не желая раздражать его расспросами я взял его за руку и попытался сдвинуть, его громоздкое тело оторвалось от земли, но человек тут же сильно и резко одернул свою руку, и с высоты где то в десять сун, снова с гулким звуком плюхнулся в грязь. Я развернулся и пошел в сторону дома, решив оставить его как есть, в след мне стали доноситься забавные чавканья сопровождаемые легкой вибрацией. Бедолага просто бубнил какую ту околесицу все также лежа упершись лицом в землю. Пойдя к нему, я повторил попытку приподнять и скомпоновать его разбросанное тело в нечто более подобающее. В этот раз, поднимая его сопротивления я не встретил. Кое как, не без труда, усадив его оперши спиной на ограду, дошел до дерева чтобы надеть, то, что не успел. Обнаружил дырку на своих вечных голубых «хакама».

– Ты наверно ждешь спасибо, не получишь, может я так и задумал, кто тебя вообще просил меня поднимать, а? …– Будто со скрежетом выходило каждое слово из перекосившегося лица уютно сидящего грязного незнакомца.

Я ничего ему не ответил, продолжая разглядывать дырку. Интересно, у Юко найдется немного ткани голубого цвета.

– Я бы может тебе и сказал спасибо, если бы ты выродок не стоял голый возле дома моей жены. Пока меня дома не бывает, она значит всякий сброд сюда приглашает. Зараза, стоит на пару недель пропасть, возвращаешься и на тебе Ёсивара прямо под носом, и как она все успевает, то в припадках трястись, то с блудными собаками в постели…– Выслушивать оскорбления от человека еще пять минут назад упоительно греющего лицом грязь, было ничуть не обидно и даже забавно. Однако ситуация все таки нелепая, я правда стоял голый, а этот тип видимо законный муж Юко.

– Вы все совсем не так поняли, я монах, провожу перепись населения, так вышло, что Кэтсу предложил мне остаться на время в этом доме…– Спокойно ответил я, не собираясь провоцировать беседу на повышенных тонах.

– Долго думал «ахо*», я хуже отмазки в жизни не слышал, монах, а я Хонъимбо Сюсаку*, только в го играть не умею… То и дело срываясь на приступы смеха заканчивающиеся громким кашлем, воскликнул пьяный.

– Это все чистая правда, не хотел оскорбить ваш дом…– Безэмоционально отвечал я.

– Да ты дурак, скажи мне лучше, думаешь осилишь оскорбить этот дом лучше чем я, я в этом деле лучший, уже три года этим занимаюсь, и нареканий пока не было, эмм, ну как, были, но только потому, что я профессионал…– Вяло, глотая звуки и пожевывая слова выдавливал он.

– Вот он ты, погляди…– Он поднял ногу облаченную в старый сандаль, на котором красовался изрядный желтоватый кусок испражнений, и залился смехом.

–Да уж, я коровье дерьмо, очень смешно…– С невозмутимым лицом отвечал я, хлопая в ладоши, как бы хваля его искрометную шутку.

Он скривил лицо, задрал ногу, дабы получше разглядеть подошву и задорно выдал.

– Дурак, это конское!

На его лице нарисовалась дуга довольно дружелюбной улыбки, он попытался встать, неуклюже копошась, ему это все-таки удалось, и медленной сбивчивой походкой двинулся в мою сторону. Он доковылял до колодца, и принялся резво поднимать упавшее в него «бездонное» ведро, даже подняв его он не заметил, что ведру чего то не хватает, взял его и облился освежающим ничем. Скорчив недовольную гримасу смотря на небо сквозь ведро, изрек фразу.

– Дааа уж, вода кончилась! … И сам же над ней посмеялся.

– Пошли! – Указывая пальцем громко выкрикнул, как его зовут то, Нобуюки кажется.

– Куда пошли?

– Как куда, в «сэнто*».

– В сэнто?… – переспросил я.

– Ну да, в сэнто, в конце улицы…– Забыв, что я не местный, немного удивившись произнес балагур.

– И куда ты в таком виде пойдешь, думаешь заползти в баню, как поросенок в хлев?

– А что не так? Их же и выдумали чтобы мыться, я не прав?…– Совершенно искренне, оглядывая себя и будто получая удовольствие от увиденного, вопросил Нобуюки.

– Эээм, нет, все прекрасно, пойдем, пойдем…– Решивший извлечь из этой прогулки пользу я согласился, если уж его не впустят, так хоть я помоюсь.

Наш путь пролегал совершенно спонтанно, мне начало казаться, что ведущий сам забыл, куда нужно идти, да и пальцем он изначально показывал совсем иное направление. Бродя по переулкам, тонким улочкам, дворам чужих домов, перелезая через изгороди, пару раз возвращаясь в знакомые подворотни не выдержав, я спросил.

– Да где там уже эти бани, второй раз по кругу проходим!

– Аааа, точно, мы же в бани собирались, забыл…– Почесывая голову, притупленно пробубнил Нобуюки. Замечательно, оказалось, мы просто минут пятнадцать ковыляли по улицам его родного города.

Не смеялся над его изрядно потрепанным внешним видом только ленивый, указывая в его лицо, грязь на котором уже успела засохнуть, приняв вид серой и сухой древесной коры. Постояв на месте под улюлюканье и хохот местного старика, Нобуюки сорвался с места и пошел совершенно иным маршрутом, избавившись от постоянных крюков и кольцевых обходов. Находились бани в противоположной от «Зеленой бабочки» части города, возможно в самой опрятной его части. Ладные высокие дома, с до безумия щепетильно вылизанными садиками, повсеместная ассимметрия не казалась искусственной, кажется, что при обустройстве садов, владельцам было важно соответствовать естественному, природному, в этих садах, кое-где еще не отцвели, лишь самую малость обтрепались после затяжного дождя розоватые пышные хаги*. Мелодично постукивали цукубаи*, щелкающими звуками сливаясь в мягкую умиротворяющую трель.

В этой части города я уже был, в ту самую дождливую ночь. Тории на которых пытались повесить великана Таро, были все еще сломаны, разломленная на пополам балка одиноко валялась под ними. Но чего я тогда не заметил, да и не мог заметить, в подобном состоянии холодного оцепенения становится не до разглядывания пейзажей. Торий было несколько, они выстраивались в ряд прямо до самого входа в сэнто. Бани находились посреди небольшой речной запруды, массивное здание крепко распласталось на широких деревянных сваях. Из за здания валили клубы пара, возможно там бьют горячие ключи. Необычно, почему именно четыре тории, никогда такого не видел, к тому же почему тории ведут не к храму, а к баням. Учитывая состояние первых ворот, они куда старше остальных, может их передумали валить, дабы не навлечь гнев ками, лучше бы свалили теперь эта тропа и вовсе связана со смертью*. Тропа ведущая к входу состояла из трех мостков примерно одного размера и двух набухших зеленых холмов между ними ближе к берегам из воды торчали молодые сосны. Нобуюки спешно топал вперед, лишь изредка оглядываясь, проверить следую ли я за ним. У входа в бани сидел усталого вида человек, согнувшийся на небольшой лавчонке, Нобуюки громко окликнул его.

– Эй, чего на работе спишь? Вставай давай, мне искупаться надо!…– Сонный человек не разгибая спины поднял скукоженное как слива умэ лицо.

– В таком виде не пущу, можешь проваливать…– Однозначно буркнул работник бани.

– Слушай, тут дело вот какое, сам знаешь, тут раньше храм стоял, пока сваи не сгнили и он не погрузился в воду, так вот, господин Мицуока попросил вот этого монаха обряд провести, лишь бы духов умилостивить. Ты не красуйся, не императорские покои сторожишь, сам знаешь, какой он набожный и какой нетерпеливый…– Нобуюки связывал слова, произнося их так искренне и так умело, мне на секунду и самому показалось, что он говорит правду и мне сейчас предстоит проводить обряд.

Усталый работник не спеша размял шею, лениво посмотрел по сторонам, скользнул по мне взглядом, и широко открыв рот сквозь зевоту произнес.

– У нас никаких проблем не было, на духов никто не жаловался, а вот на тебя червя бывало, и не раз. А, к черту, языками с вами чесать, давайте по девять мон и входите, чтоб я вас не видел. Сегодня женский день, мужская половина в вашем распоряжении…– Ненадолго он задумался, и еле сдерживая очередной зевок добавил.

– «Девочки» еще не пришли, думаю, к полудню заявятся, стали важные такие, все у себя на уме. Хотя этому тощему точно не надо, монахи вроде не особо до этих дел охочи. Но если что, я предупредил. Да, точно, ценник у них поднялся, помоют за пятьдесят, остальное двести*…– Договорив, недовольный работник выставил руку, в ожидании оплаты.

Лично у меня с собой не было даже монетки, все мои скудные пожитки остались в доме, и как я только думал без него искупаться. Я посмотрел на Нобуюки, он уже активно прочесывал самостоятельно сделанные внутренние карманы своего хаори в поисках денег. Нащупав нечто, он вынул солидную вязанку монет, отсчитал ровно восемнадцать мон и грубо впечатал их в руку работника.

– Вон сколько накопил, мог бы и сверху дать, скряга грязная, уже хотя бы и за то, что я вас чертей внутрь пустил. Да и откуда у тебя вообще деньги, ни разу не видел, чтоб ты работал, только и делаешь, что пьешь. …– Расстроено брюзжал обиженный банный часовой.

– Нечего, тебе сверху давать, смотри ты, как с клиентами разговариваешь, сидишь на лавке, тебя без нее уже никто не узнает, …– Манера речи Нобуюки сильно менялась, становясь все отчетливее и красноречивее.

Усталый «сиделец», жадно, украдкой пересыпал монеты в пустой мешочек завязанный зеленой лентой и закинув голову на плечо принялся дремать издавая смешные посвистывающие звуки.