Изнанка

Ей вдруг показалось, что она выросла. Конечно же, это было не так, просто – распрямился позвоночник, однако вид окружающего мира для неё сделался другим. Словно шею вытянули, хотя именно на шею она никогда не жаловалась – длинная, красивая, как у Нефертити. Мужики в экстаз впадали.

«Надо всё-таки обратиться к врачу!» – женщина поднялась на цыпочки, вновь опустилась на полную ступню; сделала несколько шагов, вывернув ступни. «Впрочем…».

Она остановилась, огляделась по сторонам.

«Меня же запрут в каком-нибудь научно – исследовательском центре надолго, если не навсегда! Это ведь – небывалый, невозможный случай – вдруг, ни с того, ни с сего исчезнувший церебральный паралич! Мне ж потом будет на свободу не вырваться! И Димка останется один! Не говоря уж обо всей этой фауне» – Ольга покосилась на продолжающего жаться к её ногам, пса.

«Нет! К врачам идти нельзя! Мало того – придётся прикидываться, что моя инвалидность никуда не делась. Изображать болезнь. Вот, не было печали!».

Дойдя до Тверцы, она повернула налево и двинулась по асфальтовой дорожке, вдоль берега.

Ей всегда здесь нравилось. Почти в самом центре довольно большого города, и вдруг – тишина, зелень, свежесть от воды, пастораль прямо. И никуда ехать «на природу» не надо. Вышел из дома, и через пять минут, ты уже на этой самой «природе». Можно искупаться (хотя в силу особенностей организма, Ольга плавать так и не научилась), можно с друзьями шашлыки пожарить, можно просто – посидеть, подышать воздухом, подумать о вечном.

Однако сегодня о вечном подумать не получилось.

Уже метров через пятьдесят, Пандус вдруг, резко остановившись, зарычал. И как зарычал! Ничего подобного женщина от своего питомца никогда не слышала, и даже не думала, что он способен на такое!

Это и в самом деле было страшно!

Теперь Пандус не просто дрожал. Теперь его трясло. Глаза, и без того большие, выразительные, сделались совсем уж огромными, шерсть встала дыбом и как-будто… выросла, что ли?…; на обнажённых клыках появилась пена.

– Да в чём дело?! – испуганно воскликнула Ольга, затем перевела взгляд туда, куда смотрел пёс и вздрогнула.

За кустом дикой малины, растущем на самом краю уходящего вниз под крутым углом берега, лежала… мёртвая собака. И не просто – мёртвая, а зверски кем-то замученная; со вспоротым брюхом и наполовину оторванной головой.

Густая, светлая шерсть, цвета кофе с молоком, массивное тело…

«Да это же Веста!» – вспомнила женщина. «Лабрадор, вернее – лабрадориха… Пожилая уже, если не сказать – дряхлая. Кто это её так?!».

Обычно Веста гулял со своим хозяином – солидным дядькой лет пятидесяти, полным и отдышливым, с красной, будто ошпаренной лысиной.

«Где хозяин-то?!» – Сергеева огляделась по сторонам и, как позже выяснилось – весьма своевременно. Заросли слева от трупа собаки вдруг зашевелились, затрещали ломаемые ветви, и на небольшую опушку выбрался… тот самый толстяк.

И даже не выбрался.

Выполз.

Ольга испуганно попятилась.

Подобного она ещё не видела. Даже в фильмах ужасов, которые, кстати, не особо-то любила.

Строго говоря, это был уже не человек. Чудовище. Руки сделались длиннее раза в два, если не в три, кисти превратились в лапы с кривыми пальцами; корпус, и без того крупный, словно накачали воздухом, так, что одежда – клетчатая рубаха и куртка, лопнули по швам; ноги буквально – вывернуло коленями назад; но самое страшное – голова.

Нижняя челюсть выпирала вперёд, что у твоей обезьяны. Вот только у обезьян не бывает таких клыков, похожих на клыки акулы – в несколько рядов; лоб исчез, а вместо лысины теперь виднелся… открытый мозг, как у анэнцефала. Впрочем, и на мозг данное образование никак не походило. Скорее – куча швейных игл, остриями наружу, торчащие вверх сантиметров на десять. Под всем этим – провалившийся, как у сифилитика, нос и злобные белые глаза без зрачков. На подбородке виднелись следы крови и клочья шерсти светло-кофейного цвета.

– Да это же он убил собаку! – прошептала женщина, продолжая пятиться. – Боже! Что происходит?!

Монстр, уставившись на неё утробно зарычал, затем, сделав неуловимое движение, стал разительно похож на жабу, готовящуюся к прыжку. И наверняка прыгнул, если бы не Пандус.

Он издал столь громкий рык, что хозяйка, невольно перевела взгляд на питомца.

И… шарахнулась в сторону, теперь уже от него.

Вместо её любимого пса, рядом стояло… ещё одно чудовище.

Чёрно – белая шерсть, небольшая и аккуратная, превратилась в длинные серые иглы, похожие на иглы ежа – очень густые и острые; тонкие лапы сделались чем-то, массивно – узловатым, неопределённой формы, уродливым, противоестественным. Голова вытянулась, волосяной покров с неё исчез, зато зубов только прибавилось – в разы; да ещё глаза…. Не бывает таких глаз у живых существ! Словно две дрожащие, живые капли крови. Венозной крови – тёмной и густой.

«Я брежу!» – в полном смятении решила Ольга. «Или вижу страшный сон!».

Впрочем, сном тут и не пахло. Слишком всё было реальным, настоящим.

А ещё через секунду оба монстра прыгнули. Бывший человек – в сторону женщины, бывший пёс – ему наперерез.

Их столкновение в воздухе, очень высоко, примерно в двух метрах от земли, оказалось чудовищным; словно граната взорвалась; Ольгу швырнуло потоком воздуха («взрывной волной!»), на траву и весьма ощутимо приложило головой о некстати подвернувшийся камень.

– Чёрт! – она схватилась за затылок, тем не менее, выпученными глазами, продолжая наблюдать за жуткой битвой.

А сцепившиеся существа буквально – рвали друг друга на части, рыча и воя, разбрызгивая во все стороны кровь: ярко-алую – пса, и мутную, бурую – того, кого раньше можно было назвать человеком.

Спустя какое-то (очень недолгое) время, стало понятно, что побеждает пёс. Урод с непомерно длинными конечностями взвизгнул раз, другой, третий, и принялся отступать. Монстр, в которого превратился Пандус (как показалось женщине став ещё более массивным, ещё более уродливым), торжествующе взревев, вцепился в шею противника и принялся отрывать ему голову.

«С меня хватит!» – решила женщина, быстро развернулась (теперь у неё всё получалось быстро) и, вскочив на ноги, рванула в сторону дома. «Сон это или бред, но я не хочу, что бы и мне тоже открутили башку!».

Добежав до конца дорожки, идущей вдоль Ботанического сада, она с непривычки задохнулась и вынуждена была остановиться, упёршись ладонями в колени и с хрипом втягивая ставший вдруг густым, похожим на раскалённую патоку, воздух.

– Никогда… ещё… так… не бегала!… – простонала Ольга, затем и вовсе опустилась на асфальт – ноги отказались её держать.

Пот разъедал глаза, рот свело от горечи, да ещё тошнить начало.

«Значит так» – мрачно подумала она. «Если отбросить версию бреда, то что мы имеем? Первое: мы все подверглись некоему воздействию, благодаря которому у меня исчезло ДЦП, а вполне себе мирный дядечка превратился в жуткого монстра, убившего собственную собаку и напавшего на меня. Зачем? Ну, явно – не изнасиловать хотел! Тупо – сожрать! Ему помешал мой пёс, тоже превратившийся чёрти во что…. Блин! Митька!».

Женщина вскочила на ноги, стиснула зубы.

«Митька же в школу пошёл! Где он?!».

Она бросилась было в сторону дома, когда, боковым зрением уловив некое движение, резко остановилась и стиснула кулаки, готовясь защищаться.

Однако это был всего лишь Пандус.

Её пёс.

Вполне себе обычный, привычный, без игл вместо шерсти, костяной, вытянутой морды, напоминающей морду птеродактиля и кровавых капель вместо глаз.

Он нёсся по дорожке к хозяйке, радостно скалясь.

– Стой! – закричала Ольга, с неудовольствием ощущая в своём голосе истерические нотки. – Не приближайся! Уйди на хрен!

Пандус, уловив в её интонациях явную неприязнь и даже угрозу, резко затормозил.