5.
В областной администрации, на проходной, стояли аж два охранника с длинными прибамабасинами, издающими противный писк, и проверяли всех, входящих в здание. Кроме, разумеется, «слуг народа».
«Они тут всегда по двое дежурят?» – прикинул я, дожидаясь Голенбогена-Уруса. «Или у них нынче усиление? Приехал же кто-то сегодня в область из большого начальства…».
– Кремлёв? Леонид Владимирович? – раздался сзади скрипучий голос.
Я вздрогнул и обернулся.
За моей спиной стоял чел, похожий на Кощея Бессмертного из старого советского фильма – лысая башка, тонкие губы, глаза, смахивающие на две стеклянные пуговицы.
«Откуда он взялся?!» – мысленно удивился я. «Ещё пару секунд назад его здесь не было?!».
– Альберт Эдуардович?
– Нет, – «Кощей» помотал головой. – Я вас к нему провожу. Пойдёмте.
– Пойдёмте, – согласился я.
Лысый кивнул секьюрити, и те, даже не посмотрев на меня (не говоря уж о том, что бы проверять!), расступились в стороны.
В коридорах администрации пахло хорошо – пирожками, очевидно – из буфета, и новой мебелью.
Мы поднялись с «Кощеем» на третий этаж, добрались до кабинета с табличкой «Альберт Эдуардович Голенбоген-Урус» – золотыми буквами; вошли в приёмную с секретаршей, похожей на ожившую куклу Барби. Она сидела за столом, уставившись в монитор и лопала конфеты. Из большой красивой коробки.
– Подождите пока, – лысый кивнул на кожаное кресло в углу.
Ладно, мы не гордые.
Я сел, вытянул уставшие ноги. Всё-таки бегать с похмелья по городу – удовольствие сомнительное. Да и отвык я.
– А, ёп! – неожиданно произнесла секретарша, щёлкая мышью. Я перевёл взгляд на экран.
Обалдеть! Эта любительница конфет, оказывается, сидела вовсе не в соцсетях, нет. Она… играла. Причём, не в какой-нибудь там «Симс», а во вполне себе брутальную «Агонию», где путешествуешь по аду и ныкаешься от вездесущих демонов. Как раз, в этот момент её виртуального подопечного сожрали.
«Ни фига себе у них тут компы навороченные!» – удивился я. «Вроде бы во всех этих государственных конторах компьютеры маломощные… По крайней мере, кто-то мне об этом рассказывал. И резаться в современные игры на них нельзя. Или уже можно?».
– Фак! – процедила девица, сожрала очередную конфету, и вновь запустила игру. На экране нарисовалось жуткое рыло с вертикальной пастью и плотоядно щёлкнуло зубами. Я начал было размышлять о завидной доле секретарш заместителей председателей комитетов по чему-то там, но тут дверь, ведущая в кабинет открылась, в щель просунулся лысый и поманил меня пальцем.
Пройдя через длинный тамбур, я шагнул в большую, светлую комнату со сводчатыми окнами и… замер.
За огромный столом, с огромным же монитором, сидел тот самый тип с портрета, написанного умершим художником. Худое, почти аскетичное лицо, с выпирающим острым подбородком, чёрные, похожие на проволоку волосы, чуть тронутые сединой и очень неприятный взгляд. Правда, в отличии от своего портретного двойника, изображённого в кожаной куртке с водолазкой, реальный Голенбоген – Гелентваген был одет в строгий серый костюм с галстуком и каким-то значком на лацкане. Дресс-код, понятно.
«Вот это встреча!» – подумал я. «Значит, те портреты написаны не так давно, как я думал. Почему же всё-таки заказчики их не забрали?».
– Проходите, садитесь, – глубоким баритоном произнёс чиновник, показывая рукой на кресло возле стола.
Я прошёл, сел.
– Вы из «Дженерал-график», – не то спросил, не то констатировал Голенбоген, сверля меня своими чёрными глазами.
– Совершенно верно, – кивнул я, невольно отводя взгляд. За высокой спинкой чиновничьего, явно – очень дорогого кресла, на стене висел портрет Президента. На него я и стал смотреть.
«Ну, и глаза, ёпрст! Как у киллера какого, прости, Господи!».
– Вы – дизайнер?
– Дизайнер.
– Как мне к вам обращаться?
Я пожал плечами.
– Просто – Леонид.
– Очень хорошо, Леонид, – Голенбоген-Урус открыл ящик стола, достал какую-то бумагу и протянул мне. – Вот, ознакомьтесь.
Я взял листок и принялся его изучать. Это была отпечатанная на лазерном, опять же – очень дорогом принтере, фотография. На ней хозяин кабинета, в уже знакомой мне кожаной куртке, стоял на фоне каких-то древних каменных хреновин и задумчиво смотрел вдаль.
– Это, – чиновник ткнул пальцем в бумагу, – я. На календаре, который мы хотим у вас заказать, должно быть именно это изображение….
– Понятно, – пробормотал я, хотя, честно говоря, ничего не понял.
«Неужели он и в самом деле хочет развесить свою морду по кабинетам подчинённых? Дабы те боялись и трепетали… Во бред-то!».
– Теперь, собственно, о самом календаре, – продолжил чиновник. – То есть о цифрах. Вернее, о числах, – он достал ещё одну бумагу.
На ней была знакомая всем сетка дней. По месяцам. И, почему-то на текущий год. Не поздно ли господа из Комитета по мониторингу спохватились?!
«А это ещё что такое?» – я удивлённо вгляделся в цифры. Сетка всё-таки оказалась нестандартной. Во-первых, там не было выходных дней, которые в обычных календарях обозначаются иным цветом, нежели будни, и располагаются справа. Во-вторых красным оказались выделены числа совершенно случайные, разбросанные по всей сетке. Например, двадцать первое июня, тридцать первое июля, двадцать третье сентября, и так далее.
– Вам что-то неясно? – поинтересовался Голенбоген.
«Чёрт его разберёт!» – подумал я. «Может выделенные дни – это дни рождения его родственников или, скажем, личные памятные даты? Типа – «в этот день я впервые поговорил с губернатором, а в этот день полностью сменил мебель в своём кабинете….».
– Да нет, – сказал я. – Единственный вопрос: сетка должна быть именно такой, какой она здесь изображена?
– Именно такой, – подтвердил чиновник.
– Хорошо, без проблем, – я кивнул, мысленно недоумевая – если всё уже придумано и расписано, то на хрена, спрашивается, ему понадобился дизайнер?!
И словно, отвечая на мои сомнения, Голенбоген добавил:
– От вас же требуется грамотно расположить цифры и буквы на календаре.
– Понял.
– В шахматном порядке.