Неожиданно, одно из наглухо тонированных стёкол, в котором отражались тёмные дома с тёмным же небом, помутнело, а изнутри на него будто кто-то выплеснул стакан черноты; и прямо у меня в голове, неприятный, похожий на ржавую колючую проволоку голос прошипел:
– Художник, напиши мой портрет!
«Ой, мама дорогая!» – я зажмурил глаза и потряс башкой. «Всё, мать твою! Допился! До глюков, мать вашу! До пушного, ё-моё, зверька из анекдота! Только вот мне почему-то ни разу не смешно!».
Тело повело в сторону, я ухватился рукой за фонарный столб (благо – тот рядом стоял) и уставился на задние габаритные огни последней машины, которые оказались почему-то не красными, а оранжевыми. Как адское пламя.
Всё тело покрылось липким, противным потом, во рту пересохло.
«Воды» – вяло подумал я. «Воды купить надо бы! Только не на что. Ну, почему я дома бутылку из-под колы не наполнил?!».
4.
Обед в учреждении – дело хорошее. Можно отдохнуть, перекусить (если деньги есть) и даже, при необходимости – поправить здоровье.
Именно этим, судя по всему, и занимался шеф в промежуток между тринадцатью и четырнадцатью часами пополудни. Когда я, потный и злобный, ввалился в контору, Григорий Александрович уже не выглядел вынырнувшим из болота утопленником, да и пахло от него не кислятиной с тухлятиной, а свежевыпитым коньячком. Плюс ещё – жареным мясом.
– А! – увидев меня, воскликнул он. – Вернулся?
– Вернулся, – вздохнул я.
– И как? – Бакланов показал глазами на кресло возле своего стола, – Сложный заказ?
– Сложный. Слишком много деталей.
Шеф прищурился.
– Васильев хочет, как всегда, впихнуть в баннер всё сразу – и плясунов, и звукооператоров?
– Ну, да, – несколько удивлённо подтвердил я, усаживаясь. – А что, он вам уже звонил?
– Нет, – Бакланов покачал головой, усмехнулся. – Просто, я его давно знаю. В общем так….
Он перевёл взгляд на пустое пространство между столом Светланы и рабочим местом Виталия.
– Завтра нам привезут кое-какую мебель и два новых компа. Один из них – твой. Сидеть же будешь вон там.
– Хорошо.
– Сам установишь программы, которые тебе потребуются для работы? Или Виталика запрячь?
– Чего там устанавливать?! – пожал плечами я. – Адобовский пакет у меня имеется. Грамотно взломанный и не глючный. Хард принесу и поставлю.
Бакланов удовлетворённо кивнул, потом добавил:
– Приступишь к созданию эскиза для ДК, делай всё по-своему. Главное – не пытайся впихнуть в него невпихуемое. Баннер не резиновый.
– А как же пожелания Васильева?
– Филлипыч – мужик умный. Понимает, что он ни разу не художник, и не дизайнер. Поэтому особо выделываться не будет. Проверено.
– Понятно.
Я исподтишка бросил на шефа оценивающий взгляд.
«Интересно, у него уже можно деньги просить? Или рано пока? Ладно. Через полчаса попробую. Если он никуда не свинтит….».
Тут у меня в кармане, завопил сотовый. Вздрогнув от неожиданности, я вытащил трубу и уставился на высветившуюся надпись: «Love».
Почему «Love»? Да это у меня чёрный юмор такой. От полной беспросветности и безвыходности.
Можно было бы, конечно, её «Богиней» обозвать или, скажем, «Гением чистой красоты», но это уже чересчур. Тут даже Новослободская поймёт: стёб голимый!
«Ой вэй, как говорят злобные бандерлоги с Львовской области! Сейчас начнётся! Сейчас нам всё припомнят! И пропущенные вызовы, и то, что я вчера не позвонил – не заехал, и вообще – все мои прошлые прегрешения!».
– Слушаю, – промямлил я.
– Ты куда пропал?! – рявкнул мне в ухо хорошо знакомый голос, напоминающий рык надзирательницы в женской колонии.
– Почему – пропал? Никуда я не пропадал….
– А почему на звонки не отвечал?!
– Так… это…
– Чего – это?!
Ирина Анатольевна повысила громкость.
В конторе на меня начали оглядываться.
«Во ведь зараза! Вопит так, что на улице, наверное, слышно! И это ведь без громкой связи!».
– Телефон я дома забыл. Перед тем, как ехать – устраиваться на работу, зашёл переодеться, ну и вот….
Бакланов посмотрел на меня с явной издёвкой, хмыкнул.
– А ночью где ты был?! Опять со своим придурком – приятелем бухал?!
– С каким ещё приятелем?
– С этим твоим ё… тым поэтом!
– Да ни с кем я не бухал! Вернулся – и сразу спать лёг!
«Это точно! Лёг. А когда проснулся, было уже поздно дёргаться! Да и не больно-то хотелось!».
– Не надо мне врать! – заорала Новослободская столь свирепо, что я испугался – а ну-как она всё же заехала ко мне домой, вышибла дверь и увидела…. В общем, то, что увидела.