Брак по расчёту

Глава вторая

В которой ко мне приходит поддатый Михалыч с загадочной «готической» девицей, я окончательно поправляю здоровье, снимаю штаны и попадаю в весьма неприятную, если не сказать большее, ситуацию.

1.

Терпеть не могу маршрутки с их хамством, духотой и теснотой. Я и налегке, с пустыми руками стараюсь на них не ездить, а уж с целой связкой обмотанных бечёвкой холстов – тем паче!

Дойдя да Великоламского проспекта, я осторожно опустил на лавку рядом с остановкой свою, не особо тяжёлую, но крайне неудобную ношу, смахнул со лба выступивший пот, вновь щёлкнул зажигалкой, посмотрел по сторонам.

Прохожих было мало. Зато дымила бензиновой копотью и вонью большая пробка на путепроводе, ведущем чрез железную дорогу к Тёплому – микрорайону на самой окраине города. Что-то там случилось – не то авария, не то с той стороны сломался светофор на перекрёстке, и движение начали регулировать гаишники. В «ручном», так сказать, режиме. А это – гарантированный затор.

Минут через пять подъехал троллейбус, я забрался внутрь, втайне радуясь, что до часа пик ещё далеко, и общественный транспорт не напоминает набитые под завязку кильками консервные банки на колёсиках, устроился на свободном сиденье и даже оплатил проезд.

В целом у меня получился довольно-таки удачный день. Купил за копейки неплохие холсты, да и на работу, считай, устроился.

«Тьфу, тьфу, тьфу, что б ни сглазить».

Я постучал по высовывающемуся из пакета подрамнику.

«А вот что мне в первую очередь нарисовать? А нарисую-ка я в первую очередь портрет нашей обожаемой Ирины Анатольевны! Разумеется, об этом ей не сообщая. Сама же Новослободская ни в жизнь не догадается, что под видом кракозябры в бриллиантах и с целлюлитом, я изобразил именно её. Сюрреализм, мэм! Поток сознания. Хотите – сами расшифровывайте и ищите ассоциации».

…Дома воняло застоявшимся, вернее – въевшимся в стены табачным дымом, было грязновато, темновато, хреновато, но всё равно хорошо.

Эта двухкомнатная квартира, в так называемой «сталинке», досталась мне от отца, четыре года назад. В общем-то, я и переехал из Питера в этот областной центр, дабы наследство не ушло куда-нибудь налево, поскольку, кроме меня имелись ещё желающие. Какие-то троюродные племянники, подозрительные дяди-тёти и прочие девери.

Когда неожиданно на горизонте нарисовался я, и предъявил нотариально заверенное завещание, где значился единственным наследником, все эти гоблины начали носиться, как потерпевшие и строчить заявы, требуя всё отменить и похерить. Якобы Кремлёв-старший, под занавес был не совсем вменяем.

И хотя папашка, действительно, умудрился на старости лет загреметь в психиатрическую лечебницу, тем не менее, завещание составлял (что нотариусом подчёркивалось особо) в трезвом уме и здравой памяти.

Я с отцом не жил (они с моей матерью развелись пятнадцать лет назад), но постоянно к нему приезжал, и обо всей этой истории с дурдомом знал не понаслышке. Причём Владимир Александрович Кремлёв водку не пил, белого хвостатого грызуна с зелёными чёртиками и розовыми слонами не ловил, шизофренией и паранойей не страдал.

Что-то у него случилось года за два до смерти, какая-то, очень тёмная и, как я подозреваю, очень грязная история, после которой он так и не смог оправиться.

Мне о произошедшем отец ничего не рассказывал (и никому не рассказывал), но изменился полковник в отставке (косая сажень в плечах, огромные кулачищи и воинствующий атеизм), капитально. Стал в церковь захаживать, молитвы читать и похоже – крестился. Тайно, само собой. Потом тяжело заболел и, на прощание отписав мне квартиру, умер в возрасте семидесяти семи лет. Хорошая цифра, всем бы так!

Я организовал похороны, затем принялся самостоятельно делать в квартире ремонт, поскольку денег на гастарбайтеров, прикидывающихся строителями, у меня не было. Ни тогда, ни сейчас. Провозился с покраской – побелкой и просто – с уборкой всю зиму, перетащил из Питера кое-какие шмотки и осел в этом городе. Убедив себя, что всё это временно.

И сам не заметил, как прошло четыре года.

С тех пор я успел привести в свой новый дом и выгнать двух баб, купил кое-какую мебель, холодильник, телевизор и микроволновку. Потом, ни с того, ни с сего впав в затяжной депрессняк, засрал всё по новой, и собрался уж было валить обратно в Питер, когда на горизонте нарисовалась Ирина свет Анатольевна со своим целлюлитом и зелёными миллионами.

…Разувшись и пройдя в спальню, где стоял огромный траходром с телевизором, я пристроил свёрток с холстами в стенной шкаф, после чего заглянул на кухню – в разумении чего-нибудь пожрать.

В холодильнике, свисая с края верхней полочки, печально раскачивался труп повесившейся мыши. Под ней – два тощеньких таракана. Тоже покончивших жизнь самоубийством.

В том смысле, что еды там не было. Ни еды, ни продуктов.

Вы спросите, а в чём тут разница? Очень просто. Когда у тебя есть женщина, любящая и главное – умеющая готовить, ты ешь еду, а когда пытаешься что-нибудь сварить-потушить-пожарить сам, то продукты. Так сказать – расширенный и слегка модернизированный вариант стандартного «бомж-пакета».

Новослободская готовить не умела, и не любила, поскольку питалась всю жизнь по ресторанам и не собиралась что-либо менять, сам я тупо ленился. И желчно завидовал, самой что ни на есть чёрной завистью, тем своим собратьям по полу, кому повезло найти бабу, умеющую не только варить яйца с пельменями и кипятить воду.

– Суки! – захлопнув холодильник, буркнул я, обращаясь к человечеству в целом и к отсутствующим женщинам – поварихам, в частности. – И денег нет!

Порывшись в карманах джинсов, я выудил оставшуюся после покупки холстов сотню, скатал её в трубочку и воткнул в пластмассовую баночку с зубочистками. Ибо больше она ни на что не годилась. Только на украшения.

«У кого бы занять?» – начал было прикидывать я, когда вдруг во входную дверь позвонили.

«Надеюсь, это не моя обожаемая невеста!» – испугался я, на цыпочках переместился в прихожую и приник дверному глазку.

И с облегчением выдохнул. Поскольку, вместо своей, сексуально озабоченной миллионерши, увидел небритую физиономию моего приятеля – Михалыча. Сергея Воронина, если по паспорту.

– Открывай, давай! – глухо донеслось из подъезда. – Что за идиотская привычка – запираться?!

– Совсем уже? – проворчал я, отпирая замок, впуская гостя в прихожую, и стуча указательном пальцем по лбу. – Мне чего, дверь открытой держать?

– Конечно, – убеждённо произнёс он, прислоняя к стене гитару (в чехле) и водружая на обувную тумбочку водку (в холщёвой сумке). По крайней мере, я так понял, услышав характерное звяканье.

– Погоди, я не один, – остановил приятель, когда я уже собирался закрывать дверь.

– А с кем?

– Оксан, чего мнёшься? Залазь! – скомандовал Сергей, выглянув наружу.

В прихожую зашла девица лет двадцати с небольшим, рыжая, в чёрном, «готовском» прикиде.

– Здрасьте, – меланхолично произнесла она.

– Привет, – несколько озадаченно среагировал я, поскольку Михалыч, как правило, являлся вовсе не с представительницами прекрасного пола, а совсем наоборот. В смысле – с друзьями – алкоголиками.

«Что это его вдруг торкнуло? Решил переквалифицироваться в бабники?».

– Оксана, – принялся изображать из себя светского человека Воронин, представляя мне девицу. – То есть Ксюха. Но лучше использовать погонялово – Виагра, – и он подмигнул.

Я смутился.

– Кремлёв. Леонид. Можно просто – Лёня.

– Вот и познакомились! – кивнул приятель, успевший к тому времени стащить с себя кроссовки. – А знакомство… что?

– Что? – не въехал я.

– Знакомство отмечать принято! – он укоризненно покачал головой, после чего, подхватив булькающую сумку, двинулся в сторону кухни. – Вот сейчас и отметим.

…Через сорок минут мы уже сидели в комнате, расслабленные и благостные. На журнальном столике возвышалась бутылка водки, вокруг неё, как олигархи вокруг Президента, выстроились стопки и высокие стаканы с соком; даже закуску Михалыч не забыл, правда, довольно странную – половинку репки с пучком укропа. Ладно, хоть, не крапивы.

– Знатно! – изрёк Воронин, откусывая кусок корнеплода и начиная энергично работать челюстями. – Между прочим, советую, – он показал пальцем на репу. – Экологически чистая закусь! Не хухры-мухры.

Я помотал головой и, вместо того, что бы поддержать организм правильной закусью, в очередной раз закурил.