– Ты пойдешь?
– Да я каждый раз хожу, Агнес просит. А Альберт уже может голосовать, и пока его родителей нет – решает важные вопросы в деревне, – Софиа рассмеялась.
– Я тоже пойду… Курт попросил, но мне так не нравится это внезапное собрание и тон Сив, – Феликс поежился.
– Хотелось бы мне тебя утешить, но мне тоже это все не нравится, – излишне резко стряхнула с рук воду Софиа.
Глава 2
В доме Гюнтера, где проходили собрания зимой, было очень просторно.
Феликс не бывал здесь раньше – поэтому жадно осматривал интерьер, проходя в большую залу. Курт и Мелисса не были богаты, они точно не могли позволить себе вычурностей и излишеств – заколдованный журчащий фонтан, летние цветы в стеклянных вазах и маленькую оранжерею прямо в доме.
Все здесь было приторно сладким. Феликс ни за что не променял бы свой маленький дом, сложенный с любовью, на этот огромный каменный замок с бархатными занавесками и красными свечами.
Они сели в круг – человек тридцать. Здесь были и самые старые жители деревни – бывший пастух, который уже не ходил пасти лам, скинув эту лямку на подростков, и его жена, похожая на сморщенное яблоко. А еще здесь сидели Софиа и Альберт – рядом, плотно прижавшись друг к другу, и переговаривались шепотом. При виде Феликса они осветились улыбкой и замахали.
Тот кивнул в ответ и сел рядом с Куртом, нащупал его руку – напряжённую от беспокойства, почти каменную. Отца что-то тревожит, и не его одного – Софиа, Альберт и Агнес тоже были на редкость хмурые.
– Здравствуйте, друзья, – вступил Гюнтер.
Это был лысоватый толстый мужчина с большими бакенбардами и крутыми рогами, как у барана. Феликсу никогда не нравилась эта форма. А может, все дело в том, что ему не нравился Гюнтер? И его красная клетчатая жилетка, и часы на золотой цепочке, и кольца на руках – все казалось лощеным, жирным, избыточным. Но этот человек подарил Охмет достаток, помогал Агнес прокормить семью, а подросткам платил за выпас лам – и Феликс ни разу не говорил ему злого слова и не бросал резкого взгляда.
– Как вы знаете, я предприниматель, – Гюнтер приосанился. – И мне кажется, что мы могли бы жить еще лучше. Я думаю, всегда можно стремиться к лучшему – к комфорту, к достатку, к удобствам. В других городах и деревнях уже начали строить мануфактуры и фабрики по производству одежды, бумаги, мебели; даже, – Гюнтер усмехнулся и немного нервно пригладил волосы, – хе-хе, завидно… Я хотел заказать еще одно стадо лам, но потом понял – зачем?
Он сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих.
Феликс тоже взглянул на остальных. Агнес кусала губы, Альберт весь вытянулся, как струна – ему приходилось думать не только о собственных интересах, но и об интересах родителей, которые сейчас были в плавании.
– Ламы – это слишком затратно. Их нужно пасти, платить за выпас, из шерсти одной ламы едва ли получится один свитер. Работы здесь невпроворот. Конечно, славно, что у нас есть Агнес, – он взглянул на нее, – которая своей чудесной вышивкой увеличивает стоимость свитеров и прочих вещей, но, будем откровенны – ламы не прибыльны. Конечно, я буду продолжать ими заниматься. Но как еще один источник дохода я хотел бы рассмотреть другое.
Феликс почувствовал, как глубоко и нервно дышит Курт. Что же такое?
– Послушайте, – Гюнтер снова понизил тон, и Феликс захотел прервать его и попросить перейти к сути, – у нас большой остров, где всего три деревни и город. Все остальное – лес и горы, и мы могли бы заняться лесозаготовкой. Скоро зима, топить дома все важнее, и если бы мы вырубали больше деревьев – мы могли бы получить больше денег. Я уже поговорил с Барди, и он может стать нашим первым дровосеком.
Барди, грубый пьяница, которого от силы дважды в год видели трезвым, приветственно поднял руку и усмехнулся.
– Но мы же и так вырубаем все сухие деревья, чтобы топить наши дома, – сказал Альберт.
Гюнтер бросил на него снисходительный взгляд.
– Так зачем же ограничиваться сухими?
Курт прокашлялся, обращая на себя внимание.
– Я верно понимаю, что вы предлагаете вырубать еще живые деревья и, – он поднял взгляд прямо на Гюнтера, – уничтожать лес?
– Ну кто говорит об уничтожении? Мы просто вырубим немного, лес лежит до самого края острова.
– Так и кошельки бездонны, – Курт склонил голову. – Лес трогать нельзя. Когда мы вырубаем сухие деревья, изъеденные короедами – это в порядке вещей. Но живые деревья – дом для животных, и полубогам не понравится, что мы суемся на их территорию.
Феликс снова осмотрел всех в зале. Агнес кусала губы, Сив стояла у стены, скрестив руки, а Барди пошел красными пятнами.
– Курт, ну что за детский сад, – снова снисходительно сказал Гюнтер. – Кто сейчас боится полубогов?
– Не боится, а уважает.
– Одного поля ягоды. Они уже давно не страшны для человека, с ними можно справиться. Никаких полубогов здесь уже давно не видели, зачем ударяться в детские сказки? Кто-то хочет еще высказаться? Если нет, приступим к голосованию.
Все промолчали. Сив подняла блокнот и взяла карандаш.
– Я согласен с Куртом, – признался старый пастух, и его жена покивала. – Нельзя трогать лес.
Гюнтер еле заметно закатил глаза.
Высказывались все по кругу – последней была Агнес.
Феликс считал голоса и загибал пальцы, прижавшись к отцу – твёрдому и горячему.
– Как будем голосовать? – шепотом спросила у сестры Софиа.
– Не знаю…
– В смысле, ты не знаешь? – она еле слышно возмутилась и взяла Агнес за руку. – Проголосуем против вырубки леса! Оно нам зачем?
– А если Гюнтер разозлится и заберет у меня часть дохода или работу? Чем мне тогда вас кормить? – Агнес говорила еле слышно, и шелест её слов едва касался Феликса.
– Найдем, как заработать. Не дури, Агнес, лес важнее…
– Софиа, сама решу, – Агнес вырвала у сестры руку и сжала ее в кулак.
Очередь дошла до Курта.
Он выпрямился еще сильнее, вздернул подбородок.
– Я считаю, что нельзя вырубать лес, потому что «немного вырубить и разбогатеть» не получится. Куда больше богатеть? И полубогам не понравится вмешательство в их жизнь.
– Мы тебя поняли, – раздраженно сказал Гюнтер.
Альберт тоже проголосовал против.
Количество голосов сравнялось, и все зависело от Агнес.
Она сидела белая, как полотно, кусала тонкие губы, потирала ладони.
Феликс слышал ее дрожащие вздохи, чувствовал внутреннюю борьбу и молил всех богов, чтобы она высказалась против.
– Я считаю, – она прокашлялась.