– Это доказано Эйнштейном, Макс?
– Да, верно. Верочка, я бы хотел вернуть время. Если бы путешествие назад было возможно не только математически… Только на час оказаться с тобой в нашем парке. Тогда бы я смог… Мы были бы вместе.
Неожиданно он целует меня:
– Ты пахнешь курабье и дождем…
Я закрываю глаза: хочу сохранить в них отражение Макса. Почему мы тогда, как две струны, не зазвучали вместе в оркестре умной вселенной? И почему не я отражалась в его глазах все эти годы?
* * *
Да, я могу в любое время пройти по городу моего детства – стоит только представить его. Но не могу вернуть дорогих мне людей и то чувство, что только поманило меня, коснулось слегка и осталось тонким звуком. И печаль моя проливается ливнем, а сожаление о быстротечности времени шелестит сухими листьями в парке моего детства.
Время – непрерывно, но не линейно, хотя мы в нашей вселенной и воспринимаем его движение только вперед. Оно, как спираль, раскручивает воспоминания, возвращает меня в прошлое. Забыть о нем невозможно, перемешать события жизни, как кубики, и выбрать нужные для красивой картинки, а остальные отложить в сторону – тоже нельзя. Но бывает редкое состояние, когда время отступает, его забываешь. Это происходит в минуты счастья. Краток этот миг.
Я вижу маму, чувствую отчаяние влюбленного мальчишки, ищу в своих глазах его отражение, ощущаю вкус его запоздалого поцелуя. Прошлое становится настоящим вместе с ароматом курабье. И возвращается чистая радость, чистое счастье, что бывает, оказывается, не только в детстве. И я нежно оберегаю мои счастливые мгновения, не исчезающие в непрерывном времени.
Мой друг Сашка
1
Малыш долго не мог заснуть. Реснички слипались, словно смазанные медом, но он снова и снова открывал глаза. Его тревожила полоска света под закрытой дверью спальни родителей. Обычно в это время там было темно. Но сегодня мама все ходит и ходит по комнате: ее шаги слышны то возле двери, то возле окна. Сашка даже представил, как колышется ее длинная синяя юбка с желтой каемкой по низу.
– Это солнечная дорожка, – вчера говорила мать четырехлетнему сыну. – У нее нет начала и конца. Смотри! – она брала руку ребенка и водила по золотистому краю.
Босые ножки коснулись пола. Мальчик приоткрыл дверь и увидел, что мать надела теплую кофту и собралась уходить.
Она взглянула на него – глаза показались чернее, чем были на самом деле.
– Мама!
– Молчи, – прошептала она, приложив палец к губам, и прошла мимо. Бесконечная желтая дорожка вилась возле ее ног.
Сашка снова лёг, но сон прошел окончательно. Он ждал маму.
Может быть, она пошла посмотреть на звезды? Мама часто рассказывала детям о них. Поздно вечером они любили лежать на широком топчане во дворе и смотреть в темно-синюю ткань неба, проколотую звездами. Мать укрывала его и сестру пледом, прижимала к себе и слегка покачивала. Сашка вдыхал ее запах и думал, что так пахнут звезды.
– Это Большая Медведица, – показывала она, держа их ладошки в своей.
– Мама, где? Где ушки и хвост? Это же похоже на ковш, – удивлялись дети.
– Да, мои золотые. Зачерпнешь им в жаркий день студеной воды из небесной реки, выпьешь, и она поведает свои секреты.
– Правда?! – изумлялся малыш.
Он закрывал глаза, летел к небу, пил волшебную воду, слушал шепот звезд и не чувствовал, как мама уносила его в дом, укладывала в кровать, шептала: «Мой маленький звездочет».
Но почему же сейчас она не захотела взять его с собой?!
Сашке стало страшно. И он громко закричал:
– Мама!!!
На соседней кроватке проснулась пятилетняя Оля, легла к нему и стала успокаивать:
– Сашка, не плачь! Мама скоро придет. Я ее поищу во дворе, а ты пока посмотри, какая красивая паутинка около двери.
Оля вышла из детской. Мальчик разглядывал овальную сеточку, похожую на одуванчик, даже подошел поближе: он любил паучков, ему нравилось наблюдать, как они ткут замысловатый рисунок, пряча невидимые ниточки под брюшком, чтобы никто не распутал их лабиринты.
В комнату с плачем вбежала сестра:
– Мамы нигде нет! Это я виновата… Это из-за меня мама ушла. Я сегодня ее не слушалась…
Сашка обхватил Олю тем же движением, каким отец обнимал маму, если она плакала. Это случалось, когда она читала книгу или слушала, как поют дети.
– Оля, мама придет, – твердо сказал он.
Малыши легли вместе и, наплакавшись, уснули.
Утром соседи подняли тревогу, начали поиски. Безуспешно. Куда могла уйти умная и спокойная женщина без вещей и документов, оставив маленьких детей?
Отец малышей в это время находился в Москве, готовился к презентации своей книги, но, получив страшную весть, вернулся.
В памяти Сашки сохранился образ матери – воздушный, нечеткий, будто просвечивающий сквозь паутину дней его жизни. Долгие годы ему казалось, что она ушла по лунной бесконечной дороге, а их оставила на темных тропинках жизни.
2
Наш самолет вылетел с опозданием. С нетерпением смотрю в иллюминатор, жду, когда появится Волга.
Мое волнение передалось женщине, сидевшей рядом:
– Вы боитесь летать? – участливо спросила она.
– Нет, больше двадцати лет не была здесь. Волнуюсь…
– А я всю жизнь прожила в Волгограде, – заметила женщина. – К родителям?
– Родных у меня здесь уже нет. К друзьям детства и юности, – ответила я, подумав, как банально и скупо звучит вторая фраза.
Нет, не так. Здесь осталось то мое «я», которое уже не вернется. Вот к нему я и еду. Оно здесь, на этой волжской земле, и тянет меня тонкими, но крепкими нитями души ли, сердца ли или всей моей сутью. Оно прочно держит на земле, не дает споткнуться или сорваться с кручи, не закричать истошно, когда боль душевная рвет все внутри. Оно приходит вместе с воспоминанием о ласковых руках бабушки, успокаивает и мягко приговаривает: «Было же тебе хорошо. Было же счастье здесь!» Это золотистое сияние детства греет и воскрешает.
В зале ожидания ко мне подходит высокий улыбающийся мужчина. Сашка?! Какой красивый! Где тот мальчишка с пропыленными вихрами и грустными глазами? И лишь когда он произнес: «Верочка, радость моя…», а его картавое «р» вместе с теплыми губами прикоснулось к моей щеке, я выдохнула:
– Это ты?
Он улыбнулся, словно подсолнушек повернулся к солнцу, как говорила моя бабушка:
– Это мы.