Я жизнь свою живу впервые

– Нет, именно вас ищем, – тут же ответила я. – Спасите, пожалуйста, мой госэкзамен, ну пожалуйста, – жалобным голосом произнесла я.

– Почему именно я? Разве в городе мало известных и достойных, кто мог бы ответить на вопросы журналиста? Или у вас вопросы на засыпку и с подвохом?

– Знаете, я готова у вас спрашивать только то, что вы сами разрешите, а в городе все достойные и известные люди меня послали подальше и сказали больше не возвращаться. Для них студент – это не журналист.

– Ну ладно, поглядим, какие у вас вопросы. Поехали! – командным тоном ответил нам Грачев.

– Куда? – испуганным голосом чуть ли не прокричала я и добавила: – Нам, если честно, немного страшно.

Он засмеялся.

– А какого лешего вы тогда приехали? Я только и согласился на эту встречу, потому что мне стало интересно, что за бесстрашные барышни сюда явились. Интересно, как вы узнали, где я? Вы что, интервью хотите взять прямиком тут, у храма? Видите, у меня самого сколько к вам вопросов. Предлагаю просто переместиться ко мне в дом, тут недалеко.

– А у вас что, тут дом есть? – удивились мы обе в один голос.

– А вы что, подумали, я в храме живу?

– Мы вообще ничего не думаем, потому что ничего о вас не знаем. Хотя, если быть честными, прочли, конечно, в интернете, что о вас пишут, – пролепетала я неуверенным голосом.

В общем, мы сидели у Грачева, это был маленький старенький домик, даже не верилось, что это дом олигарха, и только два амбала у входа подтверждали, что охраняют они непростого человека.

Мы рассказали, почему и зачем мы тут. Он же в ответ:

– Да я уже все о вас знаю, откуда вы, где учитесь, где родители живут, где кто из предков и родни работает. Поэтому у меня к вам обеим встречное предложение, – от его предложения нас пробивает холодный пот и паника, во что мы сейчас влипли?

За эти пять минут, которые он дал подумать, мы только успели переглянуться между собой, страх нас обнял крепко, и потом молча кивнули, как болванчики, давая свое согласие. А предложил он поухаживать за одним стариком, которому восемьдесят семь лет, имя – Илья Максимович Шубин. Живет он в городе один и очень серьезно болен. Вот когда с ним случится неизбежное, нам надо будет его похоронить, здесь, в Ромашках, на местном кладбище, рядом с его женой. Подал листок, на котором было написано имя и фамилия покойной. Еще он вручил нам банковскую карту и назвал код, это деньги на похороны и содержание старика. Если мы все выполним, как он сказал, квартира старика и еще одна квартира рядом достанутся нам. Но и еще одно важное условие: мы не должны никому говорить, кто поручил уход за стариком, даже в мыслях не произносить имя Михаил Максимович Грачев. Сам же он через неделю вынужден уехать. На вопрос «куда?» он ответил:

– Меньше знаете, крепче спите.

Он позвонил при нас по телефону и попросил какого-то Андрея устроить мне завтра интервью с мэром города – мы с Никой сидели как мышки, забитые в угол, держась за руки, и дрожали от страха.

Он еще говорил по телефону о чем-то. Но мы уже не слышали, так как он вышел на улицу.

Войдя обратно в дом, он давал нам четкие указания, что делать, куда обращаться по поводу болезни старика. Какие врачи компетентны, а какие нет в его болезни. И когда придет время отпевать, то это должен быть только батюшка из храма в Ромашках. До самого обеда он нас экзаменовал по поводу того, что мы должны делать и как, а затем без ошибок отвечали на его вопросы. Сам же на вопросы никакие не отвечал, особенно если они касались его личности. Ближе к обеду проводил до калитки и обнял нас обеих на прощание как родных. Но и серьезным тоном добавил:

– Узнаю, что обижали старика или плохо ухаживали, из-под земли достану.

Честно, мы были в шоке. У нас тогда не было слов, мы молча доехали до города, страх, как сильный мороз, прижал к себе своими лапами и не отпускал. Мы, конечно, не поверили Грачеву в то, что он предложил за уход деда. Думали развел бандюган нас, как лохушек, и навязал бесплатную работу. На следующий день мы все же поехали по указанному адресу, и там, действительно, жил старичок, за которым нужен уход. Потом мы поехали в мэрию, и там нас также ждали. Ну, хоть в этом он нас не обманул, и я сумела взять интервью.

За интервью я получила высший балл только за то, что сумела взять его у мэра, такого еще не было, чтобы студент попал к мэру на интервью самостоятельно, без сопровождения опытного журналиста. Что за страна, что за законы? Мэр города такой неприступный для простого народа, как президент страны.

Глава 2

Бросить старика мы боялись, а вдруг придет наказание в виде киллера. От страха ухаживали, и хорошо ухаживали. Надеялись, хоть за это нас не прибьют где-нибудь в темном переулке. Установили график между собой, чтобы старичок не оставался долго один. А вообще, к нему невозможно было относиться пофигительно, да и мы не были с Никой алчными. На той банковской карте лежала немалая сумма, но мы с подругой ни одной копейки оттуда для себя не взяли за все время. Все деньги тратили только на Илью Максимовича, кстати, он был милый и добрый старичок. На его вопрос, почему мы целый день с ним возимся, разве у нас нет других дел, поначалу нам пришлось соврать, что мы из службы опеки и заботы престарелых людей. Он улыбнулся и ответил:

– Ну, не хотите говорить правду, не говорите.

Честно скажу вам, мы с Никой очень боялись последствий от той поездки и встречи с Грачевым. Но прошел год, а нам никто ничем не угрожал, и мы потихоньку успокоились и признались дедуле, что нам не велено говорить, почему мы рядом с ним и от кого. Он заулыбался во весь рот и тихо шепнул:

– Передайте Мишке спасибо.

Мы просто молча в ответ кивнули. Ну не могли мы рассказать, что Грачева не видим и понятия не имеем, где он. Нам было все же удобнее промолчать.

Дед прожил почти два года и ушел из жизни тихо во сне, никого не обременяя. Для нас это был, если честно, удар, за эти два года мы к нему уже так привыкли, что никак не могли поверить в его смерть. Похоронили его в поселке Ромашка, как и было наказано, рядом с его женой, которая умерла на 6 лет раньше его. Отпевал тот самый батюшка из местного храма.

На девять дней мы приехали с Никой на кладбище, хотели прям возле могилы помянуть старичка. Там к нам подошел среднего возраста мужчина в строгом черном костюме и вручил большой конверт. Мы не успели и рот открыть, как он резко развернулся и быстрым шагом пошел на выход с кладбища. Вскрыть конверт было очень страшно, и решили, что откроем его дома в своей съемной квартире. Кстати, банковскую карту мы оставили в квартире старика. Там еще оставалась кругленькая сумма, мы не стали питать иллюзий, что они наши и спроса за деньги не будет, тем более мы знали, кто хозяин. Поэтому не рисковали и оставили карточку в доме прямо на столе. Записали свои номера телефонов на листок и скотчем прилепили к двери, что можем в любой день занести ключи. Но нам никто так и не позвонил.

Вернувшись с кладбища, мы распечатали конверт, там были документы, что квартира Ильи Михайловича была переписана на меня, причем по дате – год назад. Другой документ был на Нику, на ее имя была переписана квартира в этом же доме, только в другом подъезде. Вы думаете, мы от радости прыгали до потолка? Ошибаетесь, мы еще целый месяц тряслись от страха. Пока не получили еще одно письмо без обратного адреса и почтового штампа. В котором было коротко написано: «Дорогие девчонки, спасибо вам за отца. Вы честно заработали то, что я обещал. Не бойтесь, к вам больше никто не придет из моей жизни. Если можно, иногда на могилу родителей кладите и от меня тоже букет цветов, там, на банковской карте, есть для этого средства».

Мы не могли понять, почему у всех троих разные фамилии. У нас много было тогда вопросов, но ни одного ответа. Еще долго мы не решались переезжать, так и жили в съемной квартире. Полгода со смерти Ильи Михайловича, мы опять приехали в поселок Ромашка проведать могилку нашего старичка, там встретили батюшку, он нас и уверил, что душа Ильи Михайловича уже спит спокойно и дар мы можем принять, не стыдясь. Вот после этого мы переехали в подаренные судьбой квартиры. Любопытным соседям и коллегам на своих работах мы сказали, что взяли ипотеку и купили себе жилье. Теперь я живу в первом подъезде на третьем этаже, соседи у меня две пожилые пары. Ника живет в четвертом подъезде на втором этаже. Оказывается, ее квартира раньше принадлежала той женщине, которая похоронена рядом с Ильей Михайловичем, и поженились они, незадолго до ее смерти. Опять у нас возникли вопросы, но и опять никаких ответов. Знаем только то, что рассказали соседи. Кстати, квартиры у нас одинаковые, трехкомнатные. Вот если мне с соседями повезло, то подруге повезло меньше, напротив ее двери, в двухкомнатной квартире, живет молодая чета, но скандалят по-черному. Поэтому в подъезде часто шумно.

В однокомнатной квартире рядом, дверь в дверь с Никой, живет Прохор, вроде интеллигентный, но вид жалкий. В самом начале нашего заселения он умело нас разжалобил своим рассказом о своей горемычной судьбе, и нам стало его жаль. Мы подкидывали денежки то на хлеб, то на дорогу к новой работе, мы верили и помогали, как говорится, чем могли. Пока нас соседи не поругали за то, что мы ему деньги даем на выпивку. С тех пор мы зареклись никакой денежной помощи, если помогать, то только едой или вещами. Я не знаю, что у него случилось на самом деле, но запил он по-страшному. Наверное, поэтому жена сбежала, и он остался один. Всегда охает, строит страдальческий вид, каждый раз стараясь давить на жалость, особенно нам с подругой. Почти каждый день стучит к Нике в дверь и просит взаймы, то на похмелье, то на лекарство. На еду уже не просит, потому как Ника вытаскивает продукты и дает поесть.

В эту пятницу у Ники на работе был корпоратив, на котором она слегка перебрала, но буду с вами честной, хорошо перебрала. Так вот, лежит Ника в субботу утром с ужасной головной болью в кровати, подняться не может, потому как тысячу молоточков тюкают ее по мозгам, а тут стук в двери, настойчивый и как будто знает, что она дома. Моя подруга еле как дотащила свои ноги к двери, открывает, а там стоит Прошка.

– Ника, пожалуйста, спасай, не то помру, займи триста рублей. Клянусь, завтра отдам.

– Прошка, у меня нет налички честно, – спорить с ним и ругаться у нее не было сил. И она захлопнула дверь. Только она улеглась в кровать, опять раздался стук в дверь. Минут десять стучали, не отходя от двери. Ника опять поднялась, собрав больные мозги в свои кулаки, она все же доплелась до двери. Там опять Прошка, умоляя, просил взаймы. Ника вытащила кошелек из сумочки, вытряхнула все до копейки и, захлопнув дверь, вернулась в кровать. Только удобно улеглась, чтобы молоточки в голове утихли, как опять раздался стук в дверь. Ника снова встала, но уже с матом распахнула двери. На пороге опять стоял Прошка с дрожащей протянутой рукой.

– Никусь, ну будь человеком, тут не хватает на пузырь, добавь еще сотенку, пожалуйста, – подруга моя решительно ответила:

– Подожди, сейчас добавлю, не уходи, и Прошка ждал, надеялся, а Ника зашла в кухню, взяла топор и вышла, намахиваясь на него, и матом довила: – Изолента синяя, иди сюда, я тебе сейчас добавлю сколько хочешь.

У Прошки глаза округлились в два блюдца, и он включил заднюю. На ходу крича:

– Титька ты тараканья! Ника, я же к тебе по-дружески, по-братски! Ты чего, тебя же посадят! – кричал он. – А сухари тебе носить некому! – сам бежал вниз по лестнице, теряя свои резиновые шлепки и ища спасения во дворе. Надеялся, что она в ночной сорочке за ним туда не побежит. Но Ника даже забыла, что ее ночная сорочка просвечивает, и бежала за ним по двору почти голая. Весь двор наблюдал за этим событием. Догнать она его не сумела, но пообещала, если он еще раз постучит в ее дверь, то убьет его, и рука у нее при этом не дрогнет. Но вечером она призналась мне:

– Представляешь, пока за ним бегала, весь похмельный синдром выветрился.

– По справедливости, ты должна ему сказать спасибо. А не войну объявлять.

– Нет уж, с той минуты я с ним в контре. Зато прикинь, вечер, а он еще ни разу не стучался. Наверное, я его тоже вылечила.

Мы смеялись, вспоминая уходящий день. Но последствия этого вечера откликнулись совсем скоро. Знали бы мы, но мы не знали и даже не догадывались.

Утром следующего дня мы с Никой отправились в аэропорт, мы летели в Батуми к морю, в отпуск.

Два дня мы наслаждались ленью на пляже у моря, а на третий день Ника выбрала места, которые необходимо увидеть, маршруты, которыми стоит пройти и проехать. Быть в Грузии и просидеть только на песке – это приравнивается к тому, что в Грузии мы не были. И вот на третий день своего отпуска мы ехали в туристическом автобусе по маршруту Батуми – Зугдиди. Обе блаженно прикрыли глаза, путь не близкий, можно и подремать. Я облокотилась головой на плечо Ники, а та припала щекой к стеклу. Но бубнеж впереди сидящих теток нарушал все наши планы.

– Ты слышала? Вчера здесь опять был переполох, новенькая девица не желала возвращаться в свою жизнь и быть наложницей старого гримлита – говорила первая.

– Мне ее очень жаль, такая молодая, и так не повезло.

– А ты знаешь, что опять ищут ту единственную для Нолла Рау, – зашептала первая.

– Ага, слышала, вот же бедняжка, кому он достанется, все прекрасно знают, что все его жены умирают, а по какой причине, никто не знает. Единственная дочь была, так он и ее в змею обратил, – шепотом отвечала вторая.

Конечно, в нашей стране дороги – то еще удовольствие, но здесь нас трясло нещадно, затем автобус резко подпрыгнул, наехав на колдобину, и остановился, я раскрыла сонные глаза и нахмурилась. Мы с Никой почему-то сидели на какой-то старой телеге, которая остановилась у красивого старинного здания. Сердце учащенно забилось: как мы здесь оказались? Я прикрыла глаза, чтобы слегка прийти в себя, но мысли скакали как блохи, затрудняя разуму возможность соображать. Посмотрела на верх здания, там большими золотыми буквами было написано – «КАНЦЕЛЯРИЯ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ЖИЗНИ». Дверь в здании распахнулась, и оттуда вышел мужчина в серой мантии с длинными рукавами, на шее висел металлический медальон, он прямиком направился к нам. Мужчина потряс Нику за плечо, которая, облокотившись на деревянную бочку, еще спала. Он еще раз ее окликнул, и Ника открыла глаза, потянулась.