Сумеречный муж

Я нетерпеливо взглянула на часы. Еще две минуты, и можно будет отправляться домой. Неважно, пусть Артем насмехается надо мной, сколько ему угодно, главное, что я наконец-то буду в тепле и уюте. Скорее бы…

И в этот момент произошел неожиданный эпизод, мгновенно приковавший к себе всеобщее внимание, в том числе, конечно, и мое.

Возле парковой площади, чуть правее от входа, затормозил самый настоящий (а не декоративный) серебристо-белый роллс-ройс, длинный и могучий, как гребнистый крокодил. Зрелище это было до того небывалое для Тихого (как, впрочем, и для любого другого провинциального города), что все вокруг прямо-таки остолбенели от изумления. Я тоже была несколько шокирована. До сих пор мне приходилось видеть подобные автомобили исключительно в кино, в реальности же – никогда.

Но самое поразительное было еще впереди. Вместо ожидаемого мной почтенного старика в деловом костюме, сурового и морщинистого, как дон Корлеоне, из машины вышел человек, окончательно повергший толпу наблюдателей в благоговейный трепет. Во мне же он вызвал чувство, на которое я до сих пор не считала себя способной.

Надо сказать, несмотря на то, что мне уже давно исполнилось двадцать пять лет, я все еще хорошенько не знала, какие парни в моем вкусе. Брюнеты – блондины, светлые – смуглые, сероглазые – кареглазые – у меня никогда не было каких-то особых предпочтений. Все мужчины, которых я когда-либо видела, неизменно сливались для меня в одну сплошную, бесформенную массу, из которой никто никогда не выделялся. И даже если мне случалось встречать действительно незаурядного красавца, я никогда не могла понять, почему все вокруг им так восхищаются; я не видела в нем решительно ничего особенного. Но если я высказывала это мнение вслух, на меня смотрели, как на слабоумную.

Я никогда никем не восхищалась. Я даже не понимала, что это такое.

Но то чувство, которое овладело мной теперь, даже трудно было назвать восхищением. Это была скорее какая-то жуткая, восторженная боль, неистовое, но сладостное отчаяние, которое так ошеломило меня, что я едва не покачнулась от слабости. Моментально, в одну секунду, это чувство смешалось с лихорадочной паникой.

Никогда еще в жизни со мной не происходило ничего подобного! Я не могла контролировать свои эмоции! Не могла ясно мыслить и принимать логические решения! Я вообще ничего не могла! Мой внутренний мир впал в необратимый хаос! А все дело было в нем…

Попытаюсь описать его как можно явственнее.

Это был высокий худощавый брюнет примерно одного со мной возраста, одетый в черный деловой костюм. Три вещи в нем поразили меня до такой степени, что на какую-то неуловимую секунду я подумала, будто передо мной не человек, а некое мифическое существо из древней легенды.

В самый первый миг, когда я только-только увидела его, мой взгляд зацепили его волосы. Ни у кого прежде: ни у мужчин, ни женщин, я не видела таких волос. Необычайно густые, блестящие, они напоминали свежую смолу, вылитую на раскаленный асфальт в жаркий знойный день. Это был до того мощный чернильный цвет, что, кажется, и в безлунной ночи он бы выделялся из общего покрова непроницаемости, подобно тому, как более глубокие тени порой накладываются на более светлые. Несмотря на то, что стрижка у него была не очень длинная, его волосы неумолимо приковывали к себе внимание и поражали не только своей загадочной своеобразной красотой, но и той удивительной естественностью, которую они имели при всей своей необычайности. На голове любого другого человека такой цвет смотрелся бы вычурно и нелепо, но в данном случае трудно было бы представить более подходящий вариант. И это тоже в некотором роде было невероятно.

Следующее, что меня ошеломило в таинственном обладателе серебристого роллс-ройса, было его лицо. Если до сих пор я еще толком не знала, какие парни мне нравятся, то теперь все мои сомнения были развеяны. Вот такие. Вернее сказать, вот такой.

Стоило мне один раз взглянуть на его лицо, как оно будто вонзилось в мой мозг, отпечаталось в сознании, словно шрам от смертельного удара, так что каждый нерв во мне зазвенел и содрогнулся.

Ни одна живая душа во всем мире не смогла бы назвать этого человека смазливым. Несомненно, он был красив и красив незаурядно, но в его красоте было что-то мрачное, жесткое и бесконечно мужественное, так что никто не осмелился бы взглянуть на него с презрением. Кожа у него была очень светлая, но не болезненная, я бы сказала: аристократически бледная; губы тонкие, спокойные, неподвижные; на редкость правильный нос без малейшего изъяна: не слишком крохотный, но и не длинный – абсолютно идеальной формы; суровые, но не грубые скулы и выразительные черные брови, почти сливавшиеся с падающими на лоб волосами.

Во всем его облике было что-то невыразимо сильное и благородное, хотя и в равной степени пугающее. Думаю, пугающим было выражение его лица, до того серьезное и сосредоточенное, что можно было легко предположить, будто он явился сюда с целью убить кого-то. Мне бы очень хотелось узнать, что его так беспокоило, но я не успела хорошенько подумать над этим, так как мне вдруг со страшной отчетливостью удалось разглядеть его глаза.

Я и без того уже пребывала, мягко говоря, в неустойчивом душевном состоянии, но стоило мне со всей ясностью рассмотреть его глаза, как я едва не позабыла собственное имя, до того меня потрясло увиденное.

Это были не глаза, нет, это были огромные изумруды, омытые в кристально чистой ледяной воде и каким-то непонятным образом очутившиеся на его лице. Поверьте, это впечатление вовсе не было преувеличенным! Я действительно видела то, о чем сейчас говорю – мистические глаза-кристаллы с непроницаемыми черными зрачками.

Это зрелище оказалось для меня самым шокирующим. Оно было одновременно и прекрасным и ужасным, но в нем определенно не было ничего человеческого. Этот зловещий взгляд окончательно лишил меня власти над собой. Я все также стояла сбоку от ворот и, наверное, со стороны казалась совершенно банальной и ничем не примечательной, но в душе у меня творилось такое, что если бы я вдруг обрела возможность выплеснуть все это наружу в виде стихийного бедствия, Тихий в одно мгновенье оказался бы погребенным под многометровой массой земли.

Но поскольку я не могла этого сделать и, следовательно, город был защищен от подобной угрозы, я была вынуждена принимать весь ее удар на себя. И это – поверьте мне – было совсем нелегко!

Ведь я утратила над собой всякий контроль! Меня обуревали желания, которым не было никакого объяснения, но которые терзали меня так сильно, что я никакими способами не могла их подавить. Например, мне дико хотелось подбежать к этому странному незнакомцу, крепко обнять его и не отпускать до тех пор, пока это только будет возможно. И я действительно прилагала все усилия, чтобы задавить в себе этот безумный порыв!

Кроме того, я испытывала какую-то непреодолимую и совершенно бредовую тягу защищать его. Хотя мне самой было очевидно, что это редкостный вздор, я чувствовала неукротимое желание быть рядом с ним, чтобы в случае чего броситься ему на помощь. Спасти от неведомого врага, который может отказаться где-то поблизости. Загородить собой, если будет нужно…

Нет, это явно была не любовь с первого взгляда! Тяжелейшей формы умопомешательство, вот что это было такое! Я потеряла рассудок – похоже, что иного объяснения моему нынешнему состоянию не было и быть не могло.

Однако сути это не меняло. Ведь я все еще была здесь, и о моем критическом положении никто не знал. Я должна была любой ценой привести себя в чувство, но, к сожалению, все мои попытки достичь этой цели были тщетны. В полном смятении чувств я увещевала себя:

«Арина, успокойся! Успокойся, истеричная девчонка! Этот парень не твой! Он приехал забрать свою жену или девушку! Ты для него не существуешь и никогда не будешь существовать! Пойми это и возьми себя в руки! Этот мужчина не для тебя! Ты сама прекрасно знаешь, что он никогда на тебя не взглянет! Так о чем вообще переживать?»

Все это было разумно и обосновано, но абсолютно бессильно против той неудержимой бури чувств, что овладела моим сердцем и рассудком. Я ничего не могла с собой поделать. Мне чудилось, что этот парень – самый близкий и родной человек в моей жизни, просто ненадолго забытый. Я бы, наверно, точно также смотрела на Артема, если б не видела его несколько лет. Хотя, думаю, и тогда бы мое состояние не было таким хаотическим.

Я знала, что этот человек никогда меня не заметит, никогда не узнает о моем существовании. Но все же при мысли о том, что он сейчас подойдет к какой-нибудь посторонней девушке, поцелует ее и равнодушно уведет мимо меня, я готова была разрыдаться прямо посреди этой толпы, без всякого страха за неизбежный в таком случае позор.

И то, чего я боялась, свершилось.

Мой столь неожиданно обретенный кумир внезапно увидел кого-то в толпе и стал быстро подниматься на парковую площадь. Я обернулась и увидела в той стороне, куда он смотрел, роскошную длинноногую блондинку в ярко-алом платье. Что уж тут говорить, я бы не смогла с ней конкурировать. Но, странно, когда я ее увидела, мое отчаяние не только не ослабело, но напротив – многократно возросло. И дело было не в том, что она неизмеримо превосходила меня и по росту, и по красоте, нет, эта боль была вызвана не завистью и даже не ненавистью. Просто я точно знала, что она не может любить его так, как любила бы я.

Ей нужно было от него все что угодно, но только не то, чего желала я: иметь твердую уверенность в том, что он счастлив, и что его жизнь и душа находятся в полной безопасности. Она ничего подобного не чувствовала. При всех своих внешних достоинствах она стоила его не больше, чем я. А, скорее всего, гораздо меньше.

И, думая так, я ничуть себя не возносила. Просто я знала это. Знала так же, как и то, что мне двадцать пять лет, и что меня зовут Арина. Откуда-то во мне было это понимание, такое же чистое и неоспоримое, как вера древних христиан в Бога.

Но если бы я могла ненадолго преодолеть свое помраченное состояние духа и ума, если б я хоть на секунду обрела способность трезво мыслить, я бы наверняка спросила себя: какое я имею право судить, кто его достоин, а кто нет, если я решительно ничего о нем не знаю? В конце концов, мне даже имя его неизвестно!

Но такой вопрос не пришел мне в голову. Впоследствии я поняла, почему, но тогда мой разум не был способен на рациональные выводы.

Тем временем блондинка вышла на площадь и, чересчур подчеркнуто виляя бедрами, двинулась к дороге, прямо навстречу моему темноволосому кумиру. Я уже внутренне подготовилась к неминуемой сцене их страстного поцелуя (во всяком случае, попыталась подготовиться), как вдруг случилось нечто, чего я никак не могла себе представить.

Глава 3

ВСЕ УДИВИТЕЛЬНЕЙ И УДИВИТЕЛЬНЕЙ

Вместо того чтобы остановиться и обнять, брюнет хладнокровно обогнул блондинку и спокойно пошел дальше. Он даже не одарил ее ни одним взглядом! Почему? Да потому что он ее не знал. Я поспешила с выводами. Она была для него таким же пустым местом, как и я.

Несколько мгновений это открытие доставляло мне поистине сумасшедшую радость, которая, конечно, продлилась недолго. Ведь произошедшее все-таки ничего не значило. Не эта блондинка, так другая. Я-то все равно для него никто.

И вдруг он оказался совсем близко, чуть ли не в нескольких шагах от меня.

В этот же миг мой внутренний взор словно прояснился, с него будто спал невидимый покров умопомешательства, и я все поняла.

Мне вдруг открылось то, чего в своем душевном затмении я не могла осознать сразу. До меня наконец дошло, кого он высматривал, когда только вышел из машины. Дошло, что являлось объектом его пристального сосредоточенного взгляда, когда он стремительно шел сквозь гущу изумленных наблюдателей. Или, вернее сказать, кто. Он смотрел не на какую-нибудь сногсшибательную красотку, как я думала, и не на предполагаемую жертву. Нет.

Он смотрел на меня. И направлялся он в мою сторону.

В мою сторону.

Меня пронзил жестокий озноб. Если еще несколько секунд назад я всей силой своей души желала, чтобы все было так, как оно и было, то теперь я с той же силой мечтала, чтобы эта действительность оказалась обыкновенным сном или, в худшем случае, обманом психики. Но я не могла на это рассчитывать. Не могла идти против реальности.

А этот парень явно был реален, пожалуй, я еще никого в своей жизни не встречала реальней его. Это подтверждали не только многочисленные очевидцы, видевшие его также ясно, как и я, но и тот жуткий апокалипсис, который вызвало во мне его появление.

И тут он подошел ко мне вплотную и с каким-то непонятным выражением, то ли встревоженным, то ли разгневанным, уставился мне в лицо. Избежать этого взгляда я не могла, да и, честно говоря, не пыталась. Я только молча стояла перед ним, изо всех сил стараясь преодолеть охвативший меня трепет ужаса. Наверное, секунд пятнадцать он не говорил ни слова, напряженно и пытливо вглядываясь в мое лицо, а затем обеспокоенно спросил:

– Тебе холодно? Ты вся бледная и почти дрожишь.

У него был очень приятный, глуховатый баритон и весьма располагающие манеры: он держал себя просто и вместе с тем уверенно. Я была так ошеломлена его вниманием, что не осознала сути вопроса. Все, что я могла сейчас делать, это испуганно смотреть на него: на большее меня пока явно не хватало и меньше всего на поддержание разговора. Он, видимо, это заметил, потому что, ничего больше не спрашивая, взял в ладонь мою правую руку. Мне даже в голову не пришло ее отдернуть, хотя я понятия не имела, что у него на уме.

Неожиданно он посмотрел на меня с глубокой горечью и невыразимым сожалением во взгляде:

– Арина, пожалуйста, прости меня! Я не хотел опаздывать, честное слово. Это вышло невольно, я кое-чего не рассчитал по глупости, и из-за этого был вынужден задержаться. А ты все это время стояла тут и мерзла. Прости меня, пожалуйста! Даю слово, это было в первый и в последний раз!

Теперь при ближайшем рассмотрении я увидела, что его глаза были не такими уж страшными, как мне показалось вначале. Несомненно, их оттенок был крайне необычен; они были не зелеными, а именно изумрудными, и этот холодный чистый цвет невольно наводил на предположение о линзах, которое, конечно, еще предстояло проверить. В любом случае, они больше не казались мне пугающими. Наоборот, теперь я находила их исключительно красивыми, а благодаря той выразительности, которой они обладали, даже мистически прекрасными.