Игла
Мира Троп
Призраки – не бестелесые духи и тени чужих миров, а мысли и воспоминания, которые преследуют нас день ото дня. С таким призраком, обретшим плоть, случилось столкнуться Марине – девушке, к которой прямо накануне свадьбы вернулся некогда горячо любимый, но жестоко предавший ее молодой человек.Два года психотерапии, новые отношения и скорый обмен обручальными кольцами – все может пойти прахом перед соблазном вновь сесть на иглу его извращенной, нездоровой, но самой страстной любви…
Мира Троп
Игла
Посвящается начинающему писателю и таланту во всем –
моей подруге Алене Медведевой. Спасибо за то,
что подсказала идею для этой книги,
и не затягивай с собственными
публикациями!
Никогда не видьтесь после расставания с теми, которых
когда-то любили. Это нехорошие встречи,
все равно как с покойником.
Максим Горький, «Старуха Изергиль»
1
Он остановился в коридоре. Куда бы Леня ни направлялся – на кухню за бутербродом или в гостиную за ноутбуком, – забыл дорогу к тому и к другому, увидев за приоткрытой дверью спальни Марину, читающую на подоконнике.
За окном хлестал дождь; на сливочных щеках молодой девушки дрожали темные блики. Марина завернулась в кокон из пледа, так что только круглые плечи, гладкие руки и ее сосредоточенное, низко склоненное над книгой лицо выглядывали из него. Тесненные кружевом лямки черного бельевого топа приподнимались над ее ключицами, отмеряя каждый вдох и выдох. Она кусала пухлую губу своего небольшого, миловидного рта, пока карие глаза поедали строчку за строчкой.
Леня привалился щекой к дверной раме. Сердце у него расшевелилось, и спокойствие, необходимое для работы, исчезло. Аппетита и того как не бывало вовсе. Он был пленен, но пленником был сытым и окрыленным своей несвободой.
Марина кожей ощутила его взгляд и подняла голову. Еще секунду увлеченные романом глаза не могли видеть Леню, но как только мысль в них рассеялась, на ее устах появилась улыбка. Леня сделал к ней осторожный шаг, словно немо спрашивая, не помешает ли он, и Марина с готовностью отложила книгу. Она сладко потянулась, показав из-под пледа ступни. Пальцы со светло-розовыми ноготками напряглись и расслабились, будто кошачьи лапки.
– Марина.
– М-м?
– Ты выйдешь за меня замуж?
Она театрально почесала в затылке. Драгоценный камень на золотом колечке мягко прочертил прядь ее темных волос.
– Наверное, придется. Поздно отзывать приглашения на свадьбу, если только вся партия не потерялась на почте еще полгода назад.
Леня так весело, таким юношей улыбнулся невесте, что она не выдержала накала собственной паршивой актерской игры. Он пересек комнату и поймал книгу, свалившуюся с ног хохочущей девушки.
Отсмеявшись, Марина сонно обвила его шею руками. От Лени пахло одеколоном, чистой кожей и свежевыглаженным бельем. Она перебирала пальцами его льняные волосы, исследовала глубину серых глаз, все ближе привлекая к себе. Леня взялся за подоконник и накрыл ее уста своими. Скоро нежный поцелуй перешел в страстный, и пятачок стекла у головы Марины помутнел от их прерывистого дыхания.
К скорому торжеству у молодых было почти все готово. Выездная регистрация спланирована и обговорена до мельчайших подробностей, банкетный зал – зарезервирован, а кондитеры уже отливали украшения для трехэтажного торта. Голова у жениха и невесты болела теперь о малом: повторить танец, украсить зал, внести финальные правки в меню и….
– Как с поиском свидетеля? – спросила Марина, когда распался их поцелуй. Леня сел ей в ноги, обнял колени девушки и положил на них голову. – Может, попросишь кого-то из наших коллег?
«Наших» – было сказано громко, и Марина тут же раскаялась за свои слова. Они работали дизайнерами в отделе маркетинга центра оказания услуг продвижения для бизнесов, но Леня не был штатным сотрудником. Не более раза в месяц он посещал головной офис, чтобы предоставить отчет о проделанной работе, высидеть час на плановом собрании и забрать домой пачку новых поручений. Следующий месяц он работал над ними параллельно с другими проектами – и все повторялось по кругу.
Несмотря на то, что Леня был фрилансером и имел договоренности с несколькими, зачастую конкурирующими организациями, на работе у Марины он был на хорошем счету. Но по-настоящему подружиться с кем-то из штатных работяг у него не было ни времени, ни особенного желания.
– Ну уж нет, – насупился Леня, – не могу представить, что кто-то из этих повезет меня и мою невесту к звездам. Довольно и того, что половина отдела маркетинга приглашена в ресторан. Будем намазывать их сладкие речи на хлеб вместо масла.
– Лень, послушай, мы можем просто отказаться от этой затеи, – быстро предложила она, пока он не успел ничего возразить. – Оля не обидится, если мы пересмотрим необходимость свидетелей. Это же просто старые традиции, сейчас вообще мало кто заморачивается на этот счет.
– А вот я очень хочу заморочиться.
– Осталась всего неделя…
– Восемь дней, – бодро вскинул палец он, но, увидев выражение лица невесты, стушевался.
Леня сцепил руки между колен, натянуто улыбнулся и рассеянно пожал плечом. Наружность его, обычно светлая и энергичная, вдруг сделалась истомленной долго не разрешающейся проблемой. Марина вдохнула, но выдохнуть также свободно не решилась. До того момента, как у них встал вопрос о свидетелях и их надобности, ни Марина, ни сам Леня не подозревали о том, насколько щекотливой для жениха будет тема дружбы.
Леня учился в школе без особого рвения. С горем пополам высидел до девятого класса, а когда перешел в десятый, на него вдруг что-то нашло.
– Я почувствовал, как тесно стало ногам под партой, – рассказывал он однажды Марине – и еще много раз по ее же просьбе. – Так странно было. Колени упирались в стол, а зад как следует не умещался на стуле. Тогда я понял, что вырос, а ни к чему дельному не стремлюсь. Стало за себя обидно, и вот… Так я занялся саморазвитием.
Леня не подал документы в университет и крепко разругался с родителями на этой почве, но продолжал настаивать на своем. У него был план, который он вынашивал весь одиннадцатый класс вместо того, чтобы перебирать варианты заданий ЕГЭ.
– Услышал когда-то на уроке литературы, что Рэй Брэдбери получил образование в библиотеке, – продолжал с улыбкой Леня. – Подумал, что это и впрямь не такая уж плохая идея.
Вот только родители такой альтернативы вузовскому образованию не поддержали. Они уговаривали, ругались, снова уговаривали сына получить любую подтвержденную дипломом специальность, но переубедить Леню, если тот твердо решал что-то для себя, не удавалось еще никому. Он получил абонемент в публичную библиотеку и, обложившись книгами, безвылазно проводил в ней дни.
Около полугода беспорядочного поглощения информации понадобилось Лене, чтобы выработать системность своих занятий. Он научился отличать пустые книги от полезных, определил, какая литература адаптирует его в обществе наилучшим образом и составил эдакий план уроков, который включал в себя не более двух предметов за день, а на сладкое – поход в музей, театр или на открытую лекцию. Там он не столько внимал рассказам лекторов обо всем на свете, сколько учился прилюдно задавать вопросы и затевать обсуждения в конце встречи.
Какие-то дни Леня отводил под изучение экономики и психологии, какие-то – под историю и предпринимательство, другие же – под политологию и искусство. Особой его фишкой было совмещать предметы таким образом, чтобы в один день мозг не сталкивался с двумя похожими сферами, и на таком контрасте с одинаковым вниманием усваивал тот и другой материал.
Скоро родители поняли, что без решительных действий Леню в университет и даже паршивый техникум загнать не получится, а потому прибегнули к крайним мерам. Бледные, но решительные мать с отцом поставили сына перед выбором: либо он подает документы в высшее учебное заведение на следующий же год, либо его полностью лишают финансовой поддержки.
– Отказаться от меня – лучшее, что могли сделать родители, – признавался Леня Марине. Рассказывая об этом, он избегал смотреть ей в глаза, ибо боялся, что лопнет от гордости, если будет слишком долго упиваться ее восхищением. – Ничто так не способствует прогрессу, как безвыходное положение, и сам я не осмелился бы себя в него загнать. Родители же и не думали сжалиться надо мной, за что я благодарен им до сих пор. Из дома, конечно, не выгнали, но на карманные расходы я перестал получать в тот же день, и когда понял, что такими темпами не смогу обеспечить себя даже деньгами на проезд до библиотеки, шестеренки у меня завертелись по-настоящему. Я пошел набивать шишки – устроился грузчиком по первому же попавшемуся на глаза объявлению.
Оплату ему обещали ежедневную, и пусть Леню с порога обсчитали рублей на триста, он, вчерашний школьник с надорванными мышцами, увидел в своих руках кровно заработанные деньги. Первая тысяча рублей заполнила пустоту в его кошельке – только тысяча, так как еще пятьсот ушло на этот самый кошелек, – и стан Лени выпрямился, больше уже не сгибаясь никогда.
С тех пор Леня прожил под одной крышей с тяготившимися его успехами родителями всего около месяца. Желание как можно скорее перебраться в собственные четыре стены толкали Леню увеличивать число отработанных часов, однако он силой останавливал себя и брал на неделе три выходных.
– Я был тогда худощавым, нескладным, и чувствовал, что непременно надорвусь рано или поздно, – признавал Леня. – Старался все-таки дать себе время восстановиться, да и в библиотеке не сиделось спокойно после тяжелого рабочего дня. Надо было и дальше упражнять мозги, иначе из грузчиков я бы так и не выбился. Однако и эта работа, помимо какой-никакой независимости, преподала мне важный урок. И даже не один.
Леня научился ценить тяжкий физический труд и поклялся до скончания жизни не отзываться дурно о простых рабочих – любое занятие, на его взгляд, было куда благороднее безделья. Но вместе с тем узнал он и о том, как дорого стоило человеку здоровье, и что сила, выносливость и дисциплина не были безусловными спутниками одной только молодости.
Леня был зол на себя – на свою худобу, дрожь в мышцах, отдышку и растяжки, а кто достаточно ненавидел свой недостаток, как известно, рано или поздно его побеждал. Так и Леня, несмотря на стесненность в средствах, потратился на абонемент в тренажерный зал, несколько индивидуальных уроков с тренером и пошаговую стратегию преображения своего тела.
– С хорошей едой, правда, дело обстояло сложнее, – улыбался Леня, вспоминая времена, когда ему хотелось плакать. – На заработанные деньги я снял крохотную студию на восемнадцать квадратов, однако и этот спичечный короб надо было содержать и оплачивать. Хозяйка, помню, боялась, что я буду знай только «девок» в ее дворец водить. Какие уж там девушки! Днем работал, потом в библиотеке до закрытия просиживал, а к ночи уже надо было обед соображать на следующий день. И все-таки доверие хозяйки приходилось заслуживать, в первую очередь – регулярной оплатой аренды.