Волки Элм-Пойнта

– Последние годы – да. Но Коул Бергман – отличный отчим, поверьте. Даже лучше был своенравного Магуа. Мальчик обожает его! Ну, то есть обожал. Единственное, в чём я могла бы упрекнуть Коула – он страсть как любит жевать табак. Да, пожалуй, это единственное для нас всех. Но быть отличным папой ему это никак не мешает.

– Никогда отчим не заменит отца, – со всей строгостью заявил детектив. – А отчего Медведь-Магуа умер?

– Ну, – Бекки замялась. – Его застрелил Ииска, когда сторожил дом преподобного О'Каллахана. Принял за грабителя. Завязалась драка. Давно это было. Он вроде был выпущен по пробации.

– Выходит, Ииска работал на Саллеса?

– До сих пор работает. Да и куда ему идти после тюрьмы? Он тоже здоровый и сильный, только странноватый чуток. Говорят, у него аутизм или что-то такое. Вот преподобный его и приютил. Дал работу и сделал своим, как там раньше говорили? Камердинером?

– Да, – хмуро ответил Виктор. – Затем сам убил Магуа и велел Ииске взять вину на себя.

Коннелли в ужасе распахнула глаза и уставилась на Плацтера, но тот сразу же отвернулся к окну, не желая продолжать разговор. Ему искренне было жаль Бекки. До чего же, должно быть, столь наивному существу тяжело выживать в суровом обиталище среди таких людей. И погоны, как оказалось, ничуть не сбили с неё детскую наивность. И не спрячешь ничего от Плацтера за широкой фрунтовой походкой.

– Не понимаю, за что вы так ко всем нам враждебно, – пролепетала она.

– Я не враждебен, – неуверенно ответил детектив. – Эх, неважно. С самого моего приезда просто сам не свой.

– Выходит, прав оказался Маниту.

– Ничего он не прав. Оборотни? – Плацтер выпрямился, заглядывая помощнице в лицо. – В самом деле, оборотни? Вы хоть сами в это верите?

– Ну, хотела бы я взглянуть на них. Да и к тому же сам Маниту в прошлый раз спас нас от напасти. Многие из Уджибве верят, что в городе обитают люди-волки, – нерешительно произнесла Бекки и от досады прикусила губу. Она недовольно покосилась на пришлого. – Некоторые даже утверждают, что эти самые оборотни и состоят в приходе преподобного О'Каллахана.

– Ох уж этот ваш преподобный и прочие святые! – Виктор усмехнулся. – Как в прошлый раз происходили убийства?

– Я была тогда совсем ребёнком, но отчётливо помню, что произошло несколько убийств. Это уже потом, после окончания академии, я узнала, что их было два. Ну, ещё два приобщили к делу чуть позже. Но ситуация аналогичная – жертвы растерзаны.

– А по отчётам что?

– Заполнены, как вы выразились, и впрямь криво. Нашла несколько рапортов о ненадлежащем обращении с вещдоками. Расследование закрыли, – ответила Бекки. – Тогда не только жители из резервации начали верить, что убийства совершались оборотнями. Следы зубов, когтей – всё, как и сейчас.

– С чего все решили, что Маниту защитил город от этих тварей?

– Это лучше у него спросите.

Плацтер понял, что Коннелли не намерена продолжать разговор, а потому устало развалился на спинке сидения. Голова начала кружиться, и недоброе чувство тревоги настойчиво стесняло грудь. Закинув в рот пару таблеток, Виктор достал из кармана сотовый и, к своему удивлению, обнаружил короткое сообщение. В отправителях отметилось имя Далии. Позабыв обо всём на свете, он замер на мгновение. Мышцы потяжелели от пуще прильнувшего холода, и сердце ретивой дробью забилось в груди. Прочистив горло, агент открыл сообщение. В нём коротко значилось: "Мы решили не праздновать день рождения Эйдана, извини. Береги себя".

Нечто подобное ожидал увидеть Плацтер. Возможно, в какой-то момент этого ему даже и хотелось. Только стоило взору пронестись по гадким маленьким буковкам на экране, как ком подкатил к горлу, и порывистое дыхание всколыхнуло широкую грудь. От внезапно нахлынувшей досады ему хотелось разломать сотовый, затем начать ломать и всё вокруг, даже ударить лейтенанта. Лицо Виктора побледнело, глаза от обиды по-детски округлились, и наконец он лишь беспомощно уронил руки на колени.

Бекки, до того мирно державшая руль, осторожно покосилась разок-другой, не решаясь заговорить. Виктор видел, что она смотрела, но, вопреки распаляющему стыду, не сумел совладать с эмоциями. Он молчал, уронив голову на грудь. Плечи перестали дрожать, дыхание выровнялось.

Он не помнил, как в руках вновь очутился пузырёк с таблетками, не помнил и то, закидывал ли столь желанные пилюли в рот, лишь очнулся от нестерпимой натуги сжатых пальцев. Всегда слишком коротко стриженные, но с обгрызенными заусенцами ногти царапали пластмассу, ковыряли крышку, выискивая спасение в лекарстве. Ему просто нужно было вернуться домой. К семье. И всё бы пошло своим чередом.

"Надо было быть настойчивее, – раздалось в голове. – Или упрашивать. Она только врёт, что не будет праздновать".

– Всё в порядке? – тихо спросила Бекки.

Растерянный Виктор шмыгнул носом и невидящим взором покосился на лейтенанта. Но следом тотчас расправил плечи, выпрямившись. Блёклое лицо приняло уставший, но равнодушный вид.

– Едем домой к Медвежонку-Джеки.

– Хорошо, я убежусь, что родители дома. Только прошу вас, ведите себя тактичнее с ними. Не как с Маниту.

– Если они не будут говорить про оборотней.

Бекки недовольно хмыкнула, а затем набрала чей-то номер на мобильном. Голос её сразу сделался тихим и покладистым, она слишком медленно и податливо выговаривала слова, выпрашивая разрешение прийти.

V

Когда полицейская машина заехала на Мак-Кинли Стрит, хмарные тучи уже загустили небосвод. Облака, сизые на западе и ещё белесые на востоке, клубились у кряжа и редели у макушек гостей. Приятно пахло дождём. Даже до сюда доносился настойчивый аромат волглой хвои, и обманчиво воздух сделался влажным и просторным, будто вот-вот должна была наступить весна.

Виктор сделался ещё более угрюмым из-за случайно разыгранной им самим сцены и лишь изредка бросал Бекки фразы приказным тоном. Он обозлился на неё как на свидетеля собственной слабости, пусть и корил себя за это. Коннелли, однако, держалась весьма достойно и ни разу не показала виду, будто и впрямь не заприметила разбитого наставника.

– Вот и Коул, – наконец объявила она и кивнула в сторону маленького ветхого домика с фальцевой кровлей и дощатыми стенами.

Прямиком у мусорных баков сидел молодой индеец в шерстяной рубашке и меховой куртке, примостившись на лестницах веранды. Он лишь украдкой бросил потерянный взгляд на приезжих. Лицо его, раскрасневшееся, плоское, с асимметричными чертами – один глаз расположился заметно ниже другого, – и тяжёлым подбородком, принадлежало пьянице. Это же подтверждала и бутылка лагера "Сьера Невады" у ног. Обритый налысо, но с заметно проросшей щетиной – растительность на лице неумело скрывала отёк от нездорового образа жизни, которого Коул придерживался по меньшей мере последние сутки. Временами он пускался в неразборчивый ропот, оголяя ряды тонких пожелтевших зубов. Шептал он, очевидно, на языке Уджибве, потому как речь на английскую совсем не походила.

Позади его дома, у заднего окна, возились два криминалиста. Вокруг них кружил оперативник в форме полицейского департамента. Он то выглядывал из-за дома, то вновь исчезал, удерживая в руках массивную фотокамеру. Пару раз офицер приседал низко на корточки и щёлкал затвором, направив объектив прямиком на землю.

Бекки медленно шагнула к Бергману и присела прямиком у хозяйских ног. Виктор последовал за ней, наблюдая, как голос служивой страдальчески дрогнул:

– Ещё раз здравствуй, Коул.

Бергман медленно поднял голову и совершенно равнодушно оглядел гостей. Затем едва заметно кивнул. Виктор поздоровался. В нос тотчас ударил запах табака.

– Марта в доме? – ещё тише спросила Бекки.

Бергман кивнул.

– Она спит. Врач выписал ей успокоительное.