Ошиблись небеса

Старая баня, куда позвал ее Влад, находилась за садом бабы Вари, и, чтобы добраться до нее, нужно пройти улицу целиком, плюс обогнуть задворки домов.

«Добираться минут тридцать», – размышляла Света.

Она подумала о сестре. Что-то там, в утробе кололо от того, что стоит выскочить за дверь, как мать тут же закроется изнутри, а без ее помощи Нинка не сможет самостоятельно попасть в дом, если вдруг гость захочет задержаться. И не факт, что бестолочь прискачет с первыми фонарями, а это как раз половина двенадцатого. Летом уличной мелюзге разрешалось гулять допоздна. Дядя Юра был, мягко говоря, некстати. Но дожидаться ее возвращения Света не могла. Не сегодня.

«Переживет, не впервой» – подумала она и, поставив своему отражению в зеркале твердую пятерку, быстро вышла из спальни. Топчан возле курятника помог скоротать бесцельные полтора часа. Как только у небесного прожектора появились тусклые земные помощники, смело пошла по пути к своему будущему счастью.

Из-за нависающих кустистых ветвей вишни низкая хибарка была окутана густой теменью. Внутри свет не горел. Вокруг стояла странная тишина. У ворот сознания замаячило неприятное подозрение, что Влад забыл о своем приглашении, но впустить его в переполненную горницу чарующих мыслей о синеглазом принце противились все фибры души.

Она толкнула деревянную створку двери и смело вошла во мрак тесного помещения. В нос пахнуло стиральным порошком. Напрягла зрение, пытаясь рассмотреть обстановку. Не получалось. Света вытянула руки, сделала пару неуверенных шагов вперед и наткнулась на пустоту. Не увидела, а почувствовала какое-то движение сбоку. Кто-то переместился за ее спину к двери. По характерному щелчку поняла, что этот кто-то позади закрыл путь к отступлению, повесив металлический крючок на петлю. Она резко развернулась и тут же очутилась в кольце крепких рук. Сердце в груди сделало мощный кульбит. Опомниться не дали, накрыв рот жадным поцелуем. Совсем не страх, а звериный восторг растекся по венам. Света неумело отвечала на поцелуи, позабыв обо всем на свете. Парень оторвался от ее губ и спустился к шее. Дрожащими пальцами гладил по волосам. Он медленно наступал, толкая к чему-то. Еще три шага, и она уперлась в возвышенность, отвела руки назад. Позади был широкий полок, застеленный чем-то войлочным.

– Я… не… – пролепетала она растерянно.

– Тссс.

Парень опрокинул ее на покрывало и лег сверху, прижав собой. Он прерывисто задышал, чем выдал волнение. Поцелуи стали более мягкими. Он покрывал ими лоб, щеки, глаза, а руки без стеснения блуждали по бедрам. Энергичный напор юноши Свете не понравился. Она прижала ладони к его груди, пытаясь оттолкнуть, но он без труда подавил эту попытку, навалившись сильнее. Как гранитная плита.

«Ты слишком торопишь события», – подумала она. – «По плану сначала признания».

Она обхватила его голову руками и в это момент неприятное подозрение, обернувшись ядовитым борщевиком прозрения, отрезвило ее рассудок хлесткой пощечиной.

«Не та прическа и уши…»

Света окаменела. Почувствовав ее напряжение, парень замер, уткнувшись носом ей в висок. Такого унижения она не испытывала никогда в жизни. Все вместе взятые издевательства матери, глумления одноклассников и насмешки – ничто не могло сравниться с этим. Прямо сейчас Макс Евсеев втоптал ее в грязь бесповоротно. Навсегда. Почему-то в памяти всплыл разъяренный образ подруги, тогда, в палисаднике, за столом. Наташа предупреждала ее не зря! А она…

«Я просто дура!»

Она согнула колени и с силой отпихнула его от себя. Он больше не удерживал ее. Видимо, понял, что она распознала жестокий обман. Удушливые слезы градом покатились из глаз. Колотящимися, словно в припадке, руками пыталась отыскать крючок на двери. А когда этого не получилось, начала бить ее кулаками.

– Света, подожди… Все не так, как ты думаешь, – охрипшим голосом прошептал Макс.

«Не подходи ко мне!» – слова остались невысказанными, но она этого даже не поняла.

– Давай поговорим.

– Выпусти меня отсюда! – выкрикнула надрывно, снова шаря по вагонке.

Словно сжалившись над чужими страданиями, крючок, наконец, попался под руку, и она, распахнув настежь створку, уткнулась лицом прямиком в чью-то грудь.

– Как-то вы быстро. Если Макс не понравился, то я могу его заменить. Ты только пальчиком помани, Свет, – Егор язвительно рассмеялся. – Влад до жаб не снизойдет. А мне самое-то.

Свету сковало от страха. Влад за плечом Егора усмехнулся. Им троим сейчас ничего не стоило затащить ее обратно в баню и сделать все, что пожелается.

– Похоже, поминки не удались… Ну, извини, золушка, старался, как мог, – ледяной насмехающийся голос жестокого принца проморозил до костей. – Да, и вот незадача, утешить не смогу. Верный. Этим летом предпочитаю брюнеточек. Особенно кареглазых. Особенно одну маленькую. Особенно с ямочками на щеках.

– Да заткнитесь вы оба! – закричал Макс.

Его возглас вывел из заторможенного состояния. Света бросилась бежать под провожающий аккомпанемент демонического смеха.

Влад не обманул. В эту ночь действительно случилась одна большая маленькая смерть. Хоронили трехлетние мечты о прекрасном юноше из снов. Они утонули в болоте. Зловонная жижа реальности погребла их под своей толщей за десять минут.

Как ноги донесли до дома, не помнила. Казалось, декорации сменились одномоментно. Света фурией влетела по ступеням порога, задев каблуком сжавшегося в комочек ребенка.

«Любишь с ямочками на щеках? Придурок!» – от жалости к самой себе пнула Нину острой шпилькой еще пару раз. Она тихо всхлипнула. Визитера мать все-таки соблазнила на ночь – входная дверь была заперта. Света нащупала на внешнем отливе окна вязальную спицу, просунула ее через щель и поддела ею щеколду. Ринулась в спальню и, не раздеваясь, упала на диван, окончательно отдав горючим слезам попранную честь для утешения. Она не сомкнула глаз, проплакала всю ночь. А сестра спать так и не явилась. Ее это абсолютно не беспокоило. Четвертым человеком, которого ей хотелось видеть меньше всего, была кареглазая брюнеточка. Ревновать к ребенку нелепо, но разъедающее разум чувство не поддавалось контролю.

Глава 8

Хмурое утро сменилось таким же унылым днем. Свинцовые кучевые облака нависали низко над землей, грозя составить ей партию и разрыдаться в любую минуту. Пустынный зной, наконец, сменился дождливым циклоном, дав природе долгожданную передышку. Сил, чтобы подняться с постели, не было. Света лежала неподвижно, наблюдая за пауком, плетущим паутину у края потолка. Предыдущие сети восьминогого сожителя она смахнула несколько дней назад. Но он не захотел сдаваться. Как-будто насекомые в этой убогой каморке были глупее. Так и есть. В полночь она тоже побывала мотыльком. Беспощадный паук высосал ее до донышка, оставив только пустую оболочку.

– Светка, ты чево валяешься до обеда? А Нинка где? Убёгла уже куда? Идем есть, я щей наварила, – беззлобно позвала мать, показавшись в дверном проеме.

Лицо женщины сияло, словно новый медный таз, говорило лучше всяких слов, что она в отличном настроении.

Света не подала признаков жизни, и мамаша обескураженно присела на краешек дивана, попутно срывая с ее тела тонкую простыню.

– Я кому говорю, вста…вай, – мать запнулась. – Ты чево, ревела? Что случилось-то? Обидел кто?

Она обхватила ее щеки ладонями и повернула лицом к себе.

– Ох-ы, дела… – протянула обеспокоенно.

Искреннее переживание в ее взгляде отозвалось в душе очередным приступом боли. Света громко завыла, и две крупные соленые капли скатились прямиком в ладони матери. Они никогда не были близки. Их взаимоотношения сводились к одному правилу: «Мои желания – твой закон». Сердечные секреты Света доверяла лишь Наташе. Единственной, кто всегда и неизменно поддерживал ее, была подруга, но она не примчалась с рассветом, а значит, подробности ее ночных похождений уже смакуют все.

«…Кому не лень, мать твою за ногу».

Макс Евсеев, богатенький «урод всех времен и народов», и без наития от забугорного дружка, не станет держать язык за зубами и сделает из произошедшего красочный анекдот. Подруги у нее больше нет. Она осталась одна. Тягостная горечь утраты сдавила внутренности морским узлом, а острая потребность выговориться прорвала плотину застарелой детской отчужденности.

– Мама, почему я у тебя такая дура?! Ну почему, почему, почему!?

Мать приподняла выщипанные до ниточек брови и понимающе улыбнулась. Поняла ее страдания.

– Потому что, в меня, – мягко ответила, попытавшись пошутить. – Эка, так убиваться. Нормальных мужиков тута отродясь не было, так что и горевать не по ком.

Подбадривающие слова возымели прямо противоположный эффект – Света разрыдалась еще громче.

– Растирай сопли и пошли есть, – велела с нажимом. – Расскажешь, что стряслось. Отпустит.

Мать ушла ждать ее на кухню. В коем-то веке решила выслушать. Советов в сердечных делах от опытной неудачницы получать еще не доводилось. Света разделась до нижнего белья, небрежно свернула одежду и одним комком зашвырнула ее в шкаф. Надела старенький домашний халат и подошла к зеркалу. Она вытирала размазанную тушь под глазами, когда ее взгляд наткнулся на отражение за окном. К дому в новеньком белоснежном, как у невесты, кружевном платье и такой же панамке, прыгала Нинка. Бестолочь натянуто улыбнулась, когда ее спутница подняла вверх руку, и та повисла у нее на локте. Бабка Галька одевала свою неназванную внучку целиком и полностью. С иголочки. Заграничные родственнички помогали ей в этом минимум раз в год. Похвастаться крутой одежкой с бирками «Made in Germany», а-то и «Italy» у них в колхозе могла лишь эта маленькая дрянь.

Тайны о том, что Галькин любвеобильный сынок причастен к рождению Ковалевой младшей мамаша никогда не делала. Наоборот, рассказывала об этом с гордостью каждому встречному. Видимо, в надежде, что не наживший детей в законном браке папаша проникнется нежными чувствами к единственному чаду, уйдет от пустоцветной жены, и заживут они с матерью душа в душу, долго и счастливо. Не вышло. Дядя Коля продолжал божиться, что к Нинке не имеет никакого отношения, хотя его родство с ней, если не на лице, то на подбородке было точно. А вот его мать, Галина Иосифовна Штерн, прикипела к бестолочи с пеленок. Сразу и с превеликим удовольствием, взвалив на себя обязанности по ее содержанию. Да и воспитанию. Сбрендившей старухе все было нипочем. Открытые упреки со стороны сынка и его благоверной не останавливали. Козявку она действительно любила, что весьма устраивало Ковалеву старшую. За Нинкину жизнь горе – мамашка не потратила на нее ни копейки. Да и вниманием не баловала. Ее любви, к сожалению, хватило только на Генку, но хорошего из этого все равно ничего не вышло.

«С такой бабкой и родители не нужны», – завистливо подумала Света.

Посмотрела на решительный профиль тощей пенсионерки с десятилетним стажем. Он улыбчивым не был вовсе. Если Нинка ночевала на Виноградной, то ожидается скандал. Света выскочила в коридор и прислонилась к стене, тревожно ожидая начала трагикомичного действа.

– Зойка!!! – из тамбура-пристройки зазвенел недовольный голос Штернихи. – Зойка, где ты, пьянь эдакая?!

– Не ори. Тута я, – мать громко отозвалась из кухни.