Миллион поцелуев в твоей жизни

– Что именно? – Я стараюсь говорить легким, непринужденным тоном, что и ожидает услышать отец. Свою милую счастливую дочь, которая сделает все ради папочки. Это чувство взаимно.

Когда отцу это удобно.

– Они хотят, чтобы ты училась у них, дорогая. Ты принята, – с гордостью сообщает папа.

– Ох. Как здорово, – отвечаю я еле слышно. Усаживаюсь в кресло возле письменного стола и смотрю в окно с видом на кампус. Несколько учеников разгуливают по территории, хотя я не могу разобрать, кто есть кто. Все они выглядят одинаково, потому что еще не переодели школьную форму.

– Какой-то у тебя недовольный голос, Тыковка. – Я слышу разочарование в его голосе. – Я думал, сильнее всего ты хотела поступить в Колумбийский.

Я никогда этого не говорила. Просто всегда соглашалась с отцом, когда он без конца разглагольствовал о том, какой это прекрасный колледж и какая у них основательная образовательная программа по искусству. Я не хочу становиться художником, скорее просто изучать искусство. Мне бы очень хотелось однажды устроиться на работу в художественную галерею или в музей. Может, даже обзавестись собственной галереей, в которой я смогла бы открывать подающих надежды художников и поддерживать их.

Это моя мечта, и родители об этом знают. А еще поощряют ее, хотя сомневаюсь, что они верят, будто я смогу чего-то добиться самостоятельно. Уверена, они просто мне потакают. Папа делает это не ради меня, а ради себя.

Колумбийский университет расположен слишком близко. Оставшись в Нью-Йорке, я окажусь в ловушке, потому что тут живет моя семья, тут я выросла.

Я же хочу другого. Где-нибудь подальше.

Будь папина воля, это никогда не случится.

– Я в восторге. Правда. – Я придаю голосу радостное волнение в надежде, что он заметит. – Большое спасибо, что поговорил с ним. Не терпится узнать, куда еще меня примут.

– Разве другие колледжи имеют значение? Я думал, Колумбийский – вот главная цель.

Я не стану перечислять все колледжи, в которые на самом деле хочу поступить и куда подала документы. Отец сразу туда позвонит и договорится о зачислении или же прямо запретит мне поступать в некоторые из них. Я не могу рисковать.

– Разумно иметь несколько вариантов выбора, пап.

– Ты права. Всегда хорошо иметь варианты. Запасной план. – Так и представляю, как он согласно кивает.

– Можно мне поговорить с мамой?

– О, я не с ней. Я сейчас в Бостоне по делам. Домой поеду в пятницу. Позвони ей. Она, наверное, по тебе скучает.

– Мы только что вместе провели выходные. – Я вернулась в кампус вчера вечером после того, как провела День благодарения с родителями.

– Мы всегда по тебе скучаем, милая. Особенно мама. Ты же знаешь, как ей не хватает внимания.

Знаю. И не всегда моего – ей нужен он. Хотя папа этого не замечает.

– Как дела в школе?

Я вкратце рассказываю ему обо всем, стараясь не упоминать о Крю, Фиге или Мэгги. Сегодняшний день был непохож ни на один из тех, что я провела в частной школе «Ланкастер».

А их было немало. Я не ожидала, что последний учебный год примет такой драматический оборот, да еще так стремительно. Кругом сплошная драма, которая не всегда касается меня непосредственно, но это очень странно.

Обычно я не оказываюсь в центре драмы.

Мы разговариваем еще несколько минут, а потом я слышу мягкий женский голос:

– Харви, идем.

– Позже поговорим, милая. Просто хотел сообщить тебе хорошие новости. Обязательно расскажи всем своим друзьям. Люблю тебя. – Он вешает трубку прежде, чем я успеваю попрощаться.

Я кладу телефон на стол и не свожу с него глаз. Кто сказал отцу, что им пора идти? Деловой партнер? Помощница? Знаю, что у него она есть, хотя не помню ее имени.

Или это была другая женщина?

Не секрет, что он изменяет. Похоже, такие влиятельные мужчины, как мой отец, всегда изменяют, что не может не разочаровывать. Возможно, именно по этой причине для меня так важна верность. Наверное, именно поэтому я боюсь отношений с парнями.

Кажется, что они всегда уходят. А большинство не может хранить верность, словно это заложено в их ДНК или вроде того. Им очень легко, очень быстро все наскучивает. Словно стоит девушке уступить, как они готовы двигаться дальше.

Взгляните на Фигероа и Мэгги. Очевидно, какое-то время между ними была связь, что само по себе с трудом укладывается у меня в голове. Он очень рискует, связываясь с ученицей. Слухи о нем ходили уже много лет еще до того, как я поступила в «Ланкастер», но им никогда не было официального подтверждения.

А та небольшая ссора, которой я стала свидетельницей, служит явным доказательством. Мэгги была в ярости. Интересно, неужели она всерьез решила, что Фиг пытался со мной заигрывать? Не думаю, что это так. Мне кажется, он просто проявил участие. Пожалел меня, потому что увидел, как я плачу в коридоре, а я не раз слышала, что мужчины не любят слезы. Папа никогда не любил.

Мужчины. Не понимаю их.

Испытав внезапное желание съесть что-нибудь вкусненькое, я выдвигаю ящик стола и достаю леденец на палочке. Срываю фантик и, выбросив его в небольшую мусорную корзину, отправляю конфету в рот. Сосу сладкий вишневый леденец, и сахар окутывает весь рот.

Это моя главная слабость, вредная для здоровья. Я слежу за питанием, но при этом сладкоежка. Люблю конфеты, особенно леденцы на палочке.

Внезапно раздается стук в дверь, и с той стороны раздается громкий голос:

– Бомон! К вам пришли!

Я в удивлении откидываюсь на спинку кресла. Кому это захотелось меня навестить? Нам разрешено принимать гостей в комнате отдыха общежития, расположенной на первом этаже возле стойки дежурного, за которой сидят всевидящие старосты. Посетителями обычно оказываются кто-то из жителей города или ребята. Чьи-то парни. Многие парочки после уроков проводят время в комнате отдыха.

Я даже не представляю, каково это. Никогда не коротала время в комнате отдыха с Сэмом, а он мой самый близкий друг. Если мы и занимаемся чем-то вместе, то во время обеденного перерыва или идем в библиотеку.

– Спасибо. Сейчас спущусь! – кричу я человеку, который, наверное, уже ушел.

Я встаю, подхожу к зеркалу в полный рост и, держа леденец между пальцев, задумчиво себя рассматриваю. Сунув конфету обратно в рот, заправляю рубашку подальше под пояс юбки, а затем приглаживаю волосы. Я сняла пиджак, войдя в комнату, и как раз собиралась переодеться в более удобную одежду, когда внезапно позвонил папа.

И так сойдет.

Я спускаюсь по лестнице, поскольку живу на втором этаже и не утруждаюсь пользоваться старым ненадежным лифтом. Эта штука чаще ломается, чем исправно работает.

Войдя в комнату отдыха, я резко останавливаюсь, едва вижу, кто стоит, прислонившись спиной к старому дивану. Он скрестил длинные ноги в щиколотках и так и остался в форме, хотя, как и я, снял пиджак.

Крю Ланкастер.

Опустив голову, он глядит в телефон, русые волосы падают на лоб. Галстук он тоже снял, и несколько пуговиц рубашки расстегнуты, открывая сильную шею. Слегка обнажая грудь. Рукава закатаны до локтей, и мой взгляд устремляется к его предплечьям. Они мускулистые, покрытые порослью золотистых волос, и во мне пробуждается странное пульсирующее ощущение.

Между ног.

Я стараюсь не обращать внимания на это чувство, пока наблюдаю за Крю и усердно сосу конфету. Он вообще ничего не делает, просто стоит на месте, но все равно источает властную ауру.

Словно он здесь хозяин. Так и есть.