Швоткать

Мой ответ окончательно выводит Соню из себя.

– Не дали человеку спокойно принять душ, – говорит Соня и с сердитым видом уходит в спальню.

Я пожимаю плечами, а потом добавляю:

– Хозяин Совет проводит обход своей вотчины… – говорю я.

Но меня эти слова вдруг самого обжигают.

Я столбенею оттого, что Соня появилась опять на пороге.

Она с вытаращенными глазами смотрит на меня:

– Опять обобщаешь?! – говорит строго.

– Я в глазке дважды видел Совета! – говорю я. – Он ходит, чтобы таким образом уломать непокорных жильцов!

Они мешают его продвижению к своей цели.

В это время в наше окно стукает камушек.

На этот раз подходим к подоконнику оба.

– Квартира Люси от вас направо или налево? – доходит до нас знакомый мне голос.

Соня, одним движением руки зашторив окно, схватив меня за руку, пятится назад.

Останавливаемся в центре комнаты.

Отсюда нас не видно с улицы.

Соня не участвовала во встрече с депутатом.

Поэтому к моим рассказам до сих пор относится скептически.

– Где живёт Люся? – повторяется вопрос с улицы.

– Квартира за лифтом! – говорю я громко, чтобы им было слышно.

Через щелину штор видим, как Совет и его люди направляются налево.

– Люся! Открой дверь! – слышится тот же голос теперь оттуда. – Мы играть в прятки не собираемся!

Взрослые люди так себя не ведут!

Открой, слышишь?!

– Что происходит? – говорит Соня в недоумении. – Кто эти люди?

– Новые господа… – говорю я.

– Что это значит, «господа»?! – не врубается Соня. – Ты в своём уме?

– Хозяин нашего… дома… – говорю я.

Соня, вдруг поверив моим словам, умолкает.

Но продолжает делать вид, что не понимает происходящего.

Переходим в спальню, и тут Соня задаёт свой первый вопрос, потом второй, потом следующий…

Я ответ держу по своей догадке, появившейся после встречи с депутатом.

На этом мы завершаем спор, хотя, как всегда, и на этот раз точку ставит Соня:

– Почему мне об этом не говорил?

На пороге нашей комнаты показываются внучка и внук и молча смотрят на нас, не крепко ли мы собираемся ругаться.

Любой наш разговор на повышенных тонах внуки воспринимают как начало скандала.

Я и Соня, увидев их на пороге, усмиряем свой пыл, горячность своих речей, тогда они уходят.

Я, открыв страницу Манаса, по просьбе сына продолжаю работу по его развёрнутому пересказу.

Но мои глаза смысла написанного не воспринимают.

Тогда, закрыв великую книгу и компьютер, беру в руки «Калевалу».

Но и её тоже откладываю в сторону.

Вдруг доносится из спальной голос Сони:

– Ой, не могу! – говорит она, при этом хохочет. – Выдумывай да меру знай!

У нас под боком дети!

Отец!

Что ты мелешь?!

Соня иногда считает меня сочинителем от нечего делать.

Об этом не говорит открыто, но в уме держит.

На деле я получаю в месяц около двадцати тысяч, Соня зарабатывает больше.

Поэтому она всегда побеждает в споре со мной.