Кавказский уроженецъ – поэтъ Константин Айбулат

…И нет его! Он, жаждав мести,

Злой уязвленный клеветой,

Пал, предрассудку ложной чести

Напрасно жертвуя собой…

Осмелюсь добавить несколько слов к столь авторитетному заключению профессора Казанского что если Бакунин будучи Полковником и приближенным к в.к.Михаилу Павловичу не осмелился подписаться, то я так думаю что Айбулат опубликовавший свои стихи в «Современнике» и подписавшийся под своими словами, совершил не только человеческий но и литературный подвиг. Таким образом полагаю что Айбулат выразительно в стихах отдал по достоинству, честь великому поэту за несомненно большую любовь к Кавказу.

Возможно что Бакунин не смог прочитать,,Правда и демоны,, уже будучи генералом он был убит 1841 году в Дагестане под Хунзахом.

Айбулат не только попрекает в убийстве или непредотвращении власть придержащих и друзей Пушкина но и попрекает чуть ли не весь русский народ за то что не сберегли гения:

…Его альбомные созданья —

Народной славы достоянье:

Ихъ любитъ нашъ Славянский слухъ

Затемъ, что въ жизни православной

Исполненъ ихъ полетъ державный

Затем, что в них нашъ Русский дух!

Айбулат хотя и родился славянином, а был рожден природным чеченцем, но в какой-то мере не снимая и с себя бремя ответственности за то что не сохранили гения. Пусть даже была велика вероятность, что его минимум могли выслать из столицы, сослать в Сибирь, или даже отослать обратно на Кавказ, этого строптивого «туземца». Поэты современники и друзья Пушкина, коих после смерти Пушкина особенно прибавилось, но таких сердечных строк и резких откликов на смерть своего «друга» Пушкина, решились немногие. Ведь даже князь Вяземский казалось бы при желании мог бы предотвратить это убийство. В ночь перед дуэлью Пушкин приходил к Вяземскому, а его не оказалось дома, а Пушкин его ждал, но не дождался. Злые языки говаривали что после смерти Пушкина, Вяземский чаще обычного начал наведываться к вдове поэта, и Наталья Николаевна даже чуть ли не выставила князя со словами «старик». Имело ли место невмешательству Вяземского в избежании дуэли Пушкина с Дантесом напрямую сегодня сказать уверенно, невозможно. При дворе хорошо знали, как хорошо стреляет Дантес, которого не раз хвалил лично на парадах и смотрах кавалергардского полка сам Николай I. Сегодня мы имеем возможность прочитать, ходатайства однополчан Дантеса, Русских дворян, в пользу Дантеса.

В 1836 году в журнале «Современник» была напечатана небольшая повесть Султан Казы-Гирея«Долина Аджигутай», а также небольшой рассказ под названием «Персидский анекдот». Ничего особенно интересного ни в те времена ни сегодняшнему читателю в этих рассказах вряд ли покажется интересным, но очень интересно что писал А. С. Пушкин как издатель: «…Вот явление неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей…». В. Г. Белинский, прочитав очерки, в восторге отозвался об авторе, что он «…владеет русским языком лучше многих почетных наших литераторов»…».

В 2014 году во время моей очередной поездки в Петербург в рукописном отделе Российской Национальной Библиотеке в фонде Краевского я нашел письмо А. Х. Бенкендорфа, в котором он почти запрещает, выражая свое недовольство, о нежелательности поощрения военнослужащих к писательскому делу, издателю печатать произведение военнослужащего Казы-Гирея. Уверенно предполагаю знакомство Айбулата с Казы-Гиреем в 1839 году.

Казы-Гирей в 1840 году 4 октября переведен в Нижегородский драгунский полк на Кавказ. Долгое время командовал казачьим полком в Чечне Науре, постоянно участвуя в боевых действиях против чеченцев на левом берегу Терека.

Воскресенский Михаил Ильич (1803—1867) – поэт и беллетрист, прозаик.

«Черкесъ» М. Воскресенскаго романъ в трех частях (две книги) издана в Москве 1839 году. Я начал читать и в герое романа Мануиле сразу же пришло на ум, что многое в этой книге тесно связано с Айбулатом. К. – Прочтем короткие выдержки из книги:

«…В дверях садовой терассы встретил их с нетерпением ясно обнаруживавшемся как во взорах, так и во всех движениях, небольшого роста мальчик, или лучше сказать: дитя, – так миниатюрно был он сложен, так нежен и можно сказать хрупок! Он был нечто среднее между обыкновенным мальчиком и природным карлою. Мануил, так звали ребенка, потому что несмотря на его миниатюрность ему было уже полных четырнадцать лет, – Мануил был породою Черкес. Дядя молодого князя Стальского Владимира во время службы на Кавказской линии, нашел его еще ребенком в ущелии скал бледнаго и почти безжизненнаго после одного отраженнаго Русскими набега горцев и взял к себе из сожаления. Это милое дитя Кавказа не помнило своих родителей и было усыновлено старым Князем. Никогда природа не производила ничего прекраснее этого ребенка! Он бы мог служить Праксителю моделью для изваяния амура, так все формы его тела были очаровтельны и нежны! Не столько походил он на обыкновенного дитятю, как на воздушного сильфа… Во всех чертах лица его, в малейших движениях тела была такая грациозность, которая всякого поражала с первого взгляда. Мануила нельзя было ни видеть ни слышать без того, чтобы не полюбить. Маленького роста, тонкой талии, быстрый и приятный во всех движениях, он невольно обращал на себя всеобщее внимание; несколько смуглое от природы лицо, и густые кудри черных как вороново крыло, волос… Нельзя было найти ребенка добрее и чувствительнее Мануила. Человек с самым грубым, жестким сердцем непременно привязался бы к этому милому созданию в котором было так много Поэзии… В нем заключалось вся дикая, буйная, но в тоже время и прекрасная, величественная природа Кавказа. Дитя свободного края, он обнаруживал безпрестанно свое происхождение. Не смотря на детские лета, он часто бродил один по лесам и охотиться на диких зверей; его пленяли страшные рассказы старух при бледном свете догорающего ночника. Музыка уносила его в Небо. Звук утреннего рожка и пение деревенских девушек вызывали его на его быстро из дома чтобы вмешаться в игры и пляски деревенские и беда тому, кто замечал шутя, что он ребенок и еще мал для того, чтобы принимать участие виграх, или плясать с девушкою! При таком замечании, в черных глазах МАНУИЛА зажигался дикий огонь, маленькая почти младенческая рука, по какому то врожденному чувству, искала около себя кинжала, но не находя его, принуждена была только отирать безсильные, но тем не менее жгучие слезы! В доме Князей Стальских маленький Черкес воспитывался не как раб, а почти как сын их. Он обедал с ними за одним столом, ПИСАЛ в кабинете молодого Князя, ухаживал за цветами МАРИИ, которая сама была прелестнее всякаго цветка в природе. С возрастом сердце Мануила начало биться сильнее и сильнее при каждом раз, когда видел молодую княжну…»

О следующем персонаже, имевшем не маловажную роль в жизни Айбулата К. мне хотелось бы рассказать немножко более подробно, так как считаю, и не только я, его достойным персонажем и в истории и литературе России, Константин Павлович Романов, великий князь-наследник, второй сын императора Павла 1 и Марии Федоровны, брат Александра 1 и Николая 1.

Имя Константина было дано внуку Екатериной II с перспективой возведения его на константинопольский престол восстановленной Византии. С 1799 года он- цесаревич. В 1825 году был как бы заочно. коронован и ему официально присягали в том числе и его брат Николай 1 и в том числе друг и соратник Константина, Ермолов с войсками на Кавказе, присягал Кавказский корпус в станице Червленной.

В 1805 году он командовал гвардейским резервом в битве под Аустерлицем. Участник Отечественной войны 1812г. и Заграничного похода, где достойно себя показал. В 1813г. в Битве народов он- командующий резервных частей, участвовавших в бою. В 1815г. главнокомандующий польскими армиями.

После этого Константин Павлович преимущественно жил в Варшаве.

Константин Павлович имел внебрачного сына- Павла Константиновича Александрова (получившего фамилию по своему крестному отцу- Александру I), впоследствии генерала русской армии. У Александровых был герб, на котором была изображена половина двуглавого орла. Также у Константина Павловича был еще один внебрачный сын- Константин Иванович Константинов, тоже генерал русской армии.

Польское восстание 1830г. вынудило Константина Павловича вместе со второй женой, покинуть Варшаву. В следующем году 14 июня 1831г. он умер в Витебске от холеры.

Погребен в Петропавловском соборе Петербурга.

Пушкин А. С. Писал о Константине Павловиче: «В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. К тому же он умер, а с умными людьми все так- то лучше…»

Осталось много историй, связанных с жизнью Константина Павловича в Варшаве, о дуэлях, не состоявшихся и разного рода комические ситуации, которые с ним происходили, но офицеры, солдаты Константина очень любили.

В самом центре Санкт-Петербурга есть очень красивый дом по адресу: Исаакиевская площадь, дом 11. В 1832 г. владельцем дома стал Павел Константинович Александров– побочный сын великого князя Константина Павловича. В 1833 г. он женился на Анне Александровне Щербатовой. А в 1834 г. барон Розен М. К. женился на Наталье Александровне Щербатовой и очень часто барон Розен, Наталья и с ними Айбулат гостили в доме Александровых. У Александровых часто устраивались балы, и другие увеселительные мероприятия гостем которых не раз был А. С. Пушкин. О том, что барон Розен М. К. часто жил у свояка в Петербурге свидетельствует визитная карточка, на которой написано на французском языке, что предъявитель визитки живет на Исаакиевской площади в доме Александрова. В доме гостили многие именитые люди Петербурга, у Александрова была богатейшая библиотека (книгами из этой библиотеки Айбулат начал пользоваться еще в Варшаве доступную для него всегда), которая досталась ему от отца- великого князя Константина Павловича. Дом этот был подарен племяннику Николаем 1 и был очень дорогим подарком на свадьбу Александрова и Щербатовой. Ныне через дорогу стоит памятник самому Николаю 1.В своих неоднократных поездках в Санкт- Петербург барон Розен и Айбулат К. почти всегда жили в доме у Александрова П.К или на его даче-дворце в Стрельне (тоже подарок дяди Николая1), занимаясь в том числе попутно и вопросами трудоустройства Айбулата. Айбулат это время у Александрова провел не зря. Недалеко жил поэт И. И. Козлов, написавший стихи к песне «Вечерний звон». Козлов лежал парализованный (отказали ноги, был почти слепым), записи стихов да и все его дела вела его дочь Саша. У него часто бывали Жуковский, Дельвиг, Гнедич, Лев Пушкин, Ф. Глинка, Крылов, Вяземский, Баратынский, в числе которых часто посещал больного поэта и молодой Айбулат Константин где он скорее всего тоже был желанным гостем. В этом же доме жил Греч Н. И. А напротив дома находится гостиница «Англетер», в которой лет через 80 покончил жизнь самоубийством великий русский поэт из народа Есенин.

Про сестер Щербатовых пишет в своих «Воспоминаниях» Марья Сергеевна Николаева: «…Нашъ князь Щербатовъ, женатый на Прасковье Сергеевне Толстой и заведывавший дворцовыми и другими казенными зданиями. У Щербатовыхъ было четыре дочери и два сына. Княгиня добрая, радушная Москвичка. Семья эта жила въ своемъ большомъ двухэтажномъ доме съ садомъ и оранжереей. Года за три до того, старшая дочь Елизавета Александровна бежала изъ родительского дома съ некимъ Савичемъ, увезшимъ ее съ бала, при содействии товарищей, и женившимся на ней. Во время нашего пребывания въ Москве последовало примирение между родителями и молодыми Савичъ, уже имевшими двухъ детей. Княгиня приносила ихъ къ намъ знакомиться, затемъ уехали въ свою малороссийскую усадьбу, где и жили постоянно.

Вторая княжна Наталья Александровна не была красива; она потомъ вышла за барона Розена. Третья Прасковья и четвертая Анна, моихъ летъ, еще не выезжали. Мы часто виделись, вместе гуляли на Пресненскихъ прудахъ и бегали въ саду Щербатовыхъ. По времени княжна Прасковья вышла за своего родственника, тоже князя Щербатова. Все три были назначены фрейлинами, но жили въ Москве и являлись ко двору лишь во время приезда царской фамилии. Княжна Анна выделялась своей красотой и, когда войдя въ совершенные года, она представилась Государыне, то Александра Федоровна, любившая окружать себя всемъ красивымъ и изящнымъ, пожелала ее иметь всегда при себе.

Хотя Щербатовы имели 2000 душ въ Харьковской губернии, но при большой семье трудно им было содержать трех дочерей при дворе, где любили пышность, и Государыня всегда замечала, если фрейлина являлась два-три раза на балъ въ одномъ и томъ же платье. Поэтому Щербатовы всячески старались оставить дочерей въ Москве, въ чемъ и успели для двухъ, Анну же нельзя было удержать. Она однако была во фрейлинах недолго. Императрица нашла ей партию въ лице флигель-адъютанта Александрова. Императрица сама заботилась о приданомъ княжны, была у нее посаженой матерью, нарядила въ собственные бриллианты и позволила пригласить не только родныхъ, но и кого пожелаетъ. Венчание происходило въ церкви Зимнего дворца. Къ этому дню приехали Савичъ и родственникъ князь Одоевский («Дедушка Ириней») о которомъ я уже говорила. Следующий нашъ приездъ въ Москву у Щербатовыхъ, князь Одоевский, любитель музыки и отчасти композиторъ…»

Статья «Черты старинного дворянского быта» опубликовано в журнале «Русский Архив» 1893 год.

Погодин Михаил Петрович (1800—1875).

«Год в чужих краях». Дорожный дневник М. Погодина. Часть I. Москва. 1844 год. Ценсор В. Флеров.

Петербург. 30 декабря – 12 января, 1839 года.

Стр. 11 …Одно утро провел я в беседе с достопочтенным нашим А. С. Шишковым. Удивительно, как до сих пор, до таких преклонных лет, он сохранил такую живость чувства! Лишь только дойдет речь до Славянского языка, а еще более до словопроизводства, глаза его засверкают, голос сделается звонче, он помолодеет. Он также любит язык, и принимает такое же живое участие в судьбе его, как лет за 50 или 70 перед этим. Шишков оставил свое имя в летописях Русской Литературы.

Стр. 13 …Новый год встретил я у старого моего товарища Князя Одоевского. Было собрание литераторов. Роясь в продолжении последних четырех лет на самом темном дне Русской Истории, я не следовал за текущей литературой, (говорят – без большой потери), и не знал совершенно, что у нас делается. Увидев множество новых лиц, я удивился, обрадовался и начал спрашивать: кто это молодой человек? М. М., он написал несколько повестей. А кто это? N. N., он кончил поэму в стихах, и пишет другую. Это кто? Z. Z., который занимается рецензиями произведениям изящной словесности. S. S., сочинитель водевилей. – Хорошо, ну а покажите мне исследователей языка, исследователей истории, географии, философии, покажите мне переводчиков дельных книг. Мой чичероне пришел в затруднение.

Увы, младшие наши поколения все еще мало обращают внимания на дело, на труд основательный, а витают в беспредельных областях фантазии. Разумеется, приятно прочесть свои стишки в кругу молодых девушек, или получить шумные рукоплескания за острый куплетец; но ведь это все десерт, сладкий десерт, а хлеба-то мало, пищи-то здоровой – увы, как мало.

Стр. 14 …Были там и наши представители, старшие: Крылов, Жуковский, Вяземский, Плетнев. Разговор, как обыкновенно у нас водится, никак не касался литературы. Если бы незнакомый человек попался в общество наших литераторов, он никак не угадал бы, с кем случилось ему говорить: он мог бы почесть их хозяевами, светскими людьми, финансиерами, но никак не литераторами. Даже Французского языка, противного для меня во всяких Русских устах, он наслушался бы вдоволь от наших литераторов. Уже за ужином упросил я Плетнева навесть разговор кое-как на Державина, чтоб выспросить у Крылова, что тот знает об нем. Крылов унесет с собою множество любопытных подробностей Русской Литературы, коей он почти ровесник. И никто не думает им воспользоваться! Его собственная жизнь как любопытна! Покойный Гнедичь хотел написать его биографию, и действительно, живя с ним лет 30 вместе, он знал много любопытных подробностей, но не успел сделать ничего. Потеря не возвратная, потому что сам Иван Андреевич едва ли примется за перо.

Я никак не прощу себе, что не записывал бесед И. И. Дмитриева, понадеясь, что все его рассказы встретятся в записках, – но он заботился, к сожалению, о краткости…

Тальони танцовщица чудо. Смотря на нее, убеждаешься, что танцы – изящное искусство, что движения человека имеют свою поэзию. Тальони танцует будто стихами.

ВиделЖизнь за Царя, коей важный, торжественный тон поразил и меня, не музыканта.

Стр. 22. …Шегрен погрузился в свою Оссетинскую грамматику, и сообщает оссетинцам Русскую азбуку. Оссетинцы будут писать нашими буквами!

Стр. 30. …Услышал о двух братьях Чернецовых, которые сняли виды прежде со всего Кавказа и Крыма, а теперь окончили Волгу, по всему ее течению, от Осташкова до Астрахани, картин тысячу и с отличным искусством. «Что же не издают они?» – Нет средства. – «Неужели нельзя найти им средства?».

Краевский Андрей Александрович (1810—1889).

Редактор «Отечественные записки», «Литературная газета».

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Петербурге, журналист; по документам сын отставного майора А. И. Краевского; дворянин. Был женат на Анне Яковлевне Брянской, дочери известного актера Я. Г. Брянского. Окончив философский факультет Московского университета (1823—28) со степенью кандидат Нравственно- политических наук, поступил на службу в Гражданскую канцелярию московского генерала- губернатора. Тогда же начал публиковать в «Московский вестник» неподписанные статьи и рецензии по вопросам философии, истории и литературы; здесь же вел библ. отдел. В 1831 определен в канцелярию Владимирского губернского правления с откомандированием к делам Владимирского гражданского губернатора. В конце того же года переехал в Петербург, где получил незначительную должность канцелярского чиновника в департамент Министерства народного просвещения. Службу совмещал с преподавательской деятельностью в частных домах и казенных учебных заведениях, в том числе преподавал историю в Павловском кадетском (1832—48, с 1836 наставник- наблюдатель) и Пажеском (1834) корпусах, приобретя вскоре репутацию хорошего педагога. Сотрудничал в «Журнале Министерства народного просвещения» (с 1835 помощник редактора, в 1837 редактор), публикуя обзоры русской периодики, а также компилятивные статьи по истории и философии. Статья «Современное состояние философии во Франции и новая система сей науки, основываемая Ботеном», призывавшая к подчинению философского знания христианской религии и морали, заслужила одобрение министра просвещения С. С. Уварова и была рекомендована им в качестве руководства университетским преподавателем. В 1835- 38 состоял членом Археологической комиссии, где ему была поручена редактура 4-го тома «Актов исторических» через посредство В. Ф. Одоевского вошел в петербургские литературные круги.

В мае 1836 Краевский, начинающий журналист, за год до этого познакомившийся с А. С. Пушкиным как посредник между поэтом и редакцией «Московского наблюдателя», был привлечен П. А. Плетневым на правах технического помощника к изданию «Современника»; после гибели поэта участвовал в разборе его бумаг, стал одним из пяти соиздателей журнала. Отношения Пушкина и Краевского носили сугубо деловой характер.