Ермак Тимофеевич вошел в небольшую избушку знахаря. Прямо напротив окна сидел с обвязанным лицом Терентий, из-за повязки у него ярко блестел один только глаз. При виде атамана больной отвесил ему поклон.
– Что, товарищ, и тебе досталось?
– Так, маленько поцарапали,? – с трудом проговорил раненый.
– Маленько ли?
– Да пустяшное, ухо, анафема, отхватил, щеку срезал да нос поцарапал. Одно жалко, Кудимыч вот говорит, что одного уса да полбороды не будет, не вырастут.
– Что врешь-то! – заворчал Кудимыч.? – Всего пол-уса, а не целый, половина-то у тебя осталась.
– Да ведь это все едино,? – промычал больной.
– Как же это тебя угораздило? – спросил Ермак.
– Да подхватил одного поганого на копье, хочу его столкнуть в ров, а он, дьявол, тяжелый, копье-то у меня пополам, злость меня взяла, размахнулся я да как свисну его по бритой башке, он и покатился, только бельмами завертел, а тут другой как двинет меня, хорошо еще по голове не пришлось, а то не видать бы света Божьего.
– Так ты, Кудимыч, уж пожалуйста, поскорей приди к боярину.
– Чай, не помрет он, атаман, народ московский, здоровый.
– Говорю, кровью, как бык, изойдет.
– Ну ладно, сейчас пойду, правду сказать, с Терентием мне теперь и делать нечего, через неделю хоть опять в бой с татарами.
Ермак воротился домой. Три последних дня совершенно его измучили, он чувствовал какую-то ломоту во всем теле, нездоровилось ему.
– Эх, старость-то, видно, подходит,? – вздохнул он,? – то ли дело было прежде, сколько, бывало, ни маялся, а все как с гуся вода.
Но усталость брала свое. Сильно ломило тело.
– Вот еще беда будет, как занемогу, тогда хоть все дело брось.
Он закрыл глаза, и разные грезы стали мерещиться ему. Видит он свою дружину в том виде, в каком вышла она от Строгановых, бодрой, веселой, многих из товарищей нет теперь, но они перед ним стоят как живые, он ведет с ними речь. Но вот перед ним явился Иван Иванович Кольцо, все тот же, как в последний раз он отпустил его изловить Кучума, только бледен он да глаза какие-то тусклые. Горячо убеждает Кольцо двинуться в поход, поймать во что бы то ни стало Кучумку. Вся дружина охотно откликается на его призыв, дружные крики оглашают поляну.
Весело развевается стяг.
«Вперед, товарищи!» – кричит Ермак и рука об руку идет вперед всех с Кольцом.
Все громче и громче раздаются крики. Ермак вскочил на ноги. Это уже не грезы, а настоящие крики на дворе.
«Что это значит?» – мелькнуло в голове Ермака.
– Тащи его, черта бритого, к атаману! – раздавались голоса.
Ермак выскочил на улицу. Там собралась толпа, казаки смешались со стрельцами. Среди толпы стоял высокий, здоровый татарин с длинной бородой, чалма на голове была сбита на сторону, из-под нее выглядывала часть бритой головы.
– Что такое, братцы? – спросил Ермак.
– Кучумку этого самого изловили,? – гаркнул один казак.
Ермак встрепенулся. Глаза его блеснули радостью.
– Где же он?
– Да вот стоит, анафема.
– Что вы, братцы, да разве это Кучум? – недовольным голосом спросил атаман.
– Он самый!
– Да ведь тот слепой, а этот, видите, зрячий.
– И впрямь зрячий! – согласились казаки.
– Стоило вести, прямо бы вздернуть на веревку.
– Что ж, это можно и сейчас сделать.
В ту же минуту появилась веревка, петлю накинули на шею татарину и потащили на место казни.
Понял татарин теперь свое положение, глаза его яростно сверкнули, он поднял кулак и погрозил им Ермаку. В то же время удары посыпались на татарина.
Непонятной болью защемило сердце у Ермака Тимофеевича.
Глава двадцать седьмая. Непрошеная невеста
Долго не выходил из головы Ермака Тимофеевича этот старик, взгляд его, полный ненависти, его угрожающий жест врезались в память атамана, ему словно что-то говорило, что судьба его тесно связана с судьбой этого старика.
«Не отпустить ли его? – пронеслось у него в голове.? – Пусть отправляется на все четыре стороны. А как он пришел поразведать да Кучуму передать все? Нет, уж пусть лучше поболтается на перекладине».
Он задумчиво прошелся несколько раз по комнате, колеблясь, как поступить с пойманным татарином.
– Нет, отпущу, лучше уж будет запереть его куда-нибудь, пусть живет, ему и жить придется недолго,? – вслух произнес Ермак.
Ему почему-то казалось, что вместе со смертью татарина последует и его если не смерть, то какое-нибудь несчастье.
«Может, колдун какой»,? – раздумывал он.
Ермак Тимофеевич вышел на двор, увидел проходившего стрельца и кликнул его:
– Ты не знаешь, куда повели татарина?
– Какого?
– Того, что поймали сейчас.
– Да ведь ты, атаман, приказал его повесить.