– Что такое? – откликнулся боярин.
– Да вот я думаю о беде-то нашей. Ермак Тимофеевич словно счастье с собой унес, как только убили его, так беда за бедой и повалились на нас. Ведь по скольку дней не едим мы, на людей стали не похожи, люди мрут как мухи, того и гляди, что вся Сибирь вымрет, тогда приходи Кучумка и садись опять на свое царство спокойно.
Никифоров ни слова не отвечал на это, он, казалось, обдумывал что-то.
– Нет,? – наконец заговорил он,? – не Ермак унес с собой счастье, а сами мы виноваты в беде, правду ты тогда молвил, что напрасно мы разогнали инородцев.
– Ну, это дело прошлое, его не поправишь!
– Как-никак, а поправлять надо!
– Да что же ты тут придумаешь?
– Ведь все равно где ни помирать, только грешно сидеть, ничего не делая, на месте да ждать смерти, за это и Бог не помилует. А по-моему, так: сидеть да глядеть, как люди мрут, негоже, а там, гляди, Кучум нагрянет, ведь он не помилует, всех передушит, а драться с ним… сам видишь, на что мы годимся, да и народу у нас более чем уполовинилось, куда уж нам.
– Пока Кучум соберется, бог даст, до этого и подмога придет, шутка ли – скоро год будет, как Ермак Тимофеевич посылал гонца к царю просить подмоги.
– А подмога придет, что ж ты думаешь, легче будет?
– Еще бы, тогда и Кучумка не страшен.
– Ты подумай одно, если нам теперь нечего есть, так что ж мы будем делать, когда еще тысяча человек нагрянет?
– Это-то правда, да ты скажи, что надумал?
– Надумал я вот что: бросить Сибирь да идти назад на Русь.
– Это никак невозможно, что тогда царь скажет, да и Ермак Тимофеевич в могиле перевернется, сколько терпели, сколько товарищей наших здесь легло, а мы начатое дело бросим, нет, этого никак нельзя.
– А нельзя, так придумай что другое, получше.
Снова наступило молчание. Тимофеев думал, как бы выпутаться из беды, наконец лицо его просветлело.
– Придумал, боярин,? – проговорил он весело.
– Что такое?
– Бросить Сибири нам нельзя.
– Уж говорили об этом.
– И помирать с голоду никак невозможно.
– Да, не хочется.
– Значит, нужно корму достать!
– Извини, атаман, ты словно ребенок малый, толкуешь десять раз об одном и том же… Вот ты и придумай, где корму достать.? – Никифоров с досадой только махнул рукой.
– То-то и дело, что придумал. Коли народцы эти самые здешние не хотят к нам идти с кормом, так мы сами к ним пойдем, не дадут добром – возьмем силою!
– Что же, попытать можно.
– Вот я нынче же это и попытаю!
Действительно, Тимофеев захватил с собой человек пятьдесят казаков и около полудня уже покинул город.
Никифоров хотя и остался доволен замыслом атамана, однако не без досады смотрел на его отъезд с таким числом людей.
– И зачем он забрал с собой столько народу,? – говорил он,? – что здесь у меня осталось, дай бог, чтоб сотня набралась, да и те словно мухи дохлые бродят. Упаси боже, татарва нагрянет, а этого только и жди, что я тогда буду делать… Нет, он там как хочет, а я подожду денька три, если не вернется, так брошу эту проклятую Сибирь да в Москву двинусь, авось царь за это головы не снимет. Порасскажу ему, что здесь за царство такое благодатное.
Но привести своего намерения в исполнение Никифорову не удалось. На другой же день к вечеру караульные, стоявшие на валу, увидели огромное облако пыли.
– Ну, дождались,? – проговорил один из них упавшим голосом,? – татарва прет, теперь уж нам не отбить ее, как кур передушит, проклятая.
– Одначе нужно боярину сказать,? – решил немолодой стражник и бросился в город.
Как громом оглушила Никифорова эта весть, сначала он заметался по комнате, потом выскочил на улицу и бросился на вал.
Глазам его представились клубы пыли, в которых ничего нельзя было разобрать, пыль эта медленно подвигалась к городу; боярин окончательно растерялся.
– Нужно сбор сделать, кличьте народ! – начал командовать он.
Не прошло и четверти часа, как вал усеяли прибежавшие из города казаки и стрельцы.
– Заряди пушки! – кричал Никифоров.
– Чего их заряжать, уж они давно заряжены,? – послышался ответ.
Все внимательно вглядывались в надвигавшееся на вал облако пыли; неожиданно среди казаков раздался громкий веселый смех.
– С баранами, братцы, воевать сейчас будем,? – послышался голос, и затем еще громче прокатился смех.
Никифоров бросился к смеявшимся.
– Чего ржете, как лошади?? – накинулся он на казаков.
– А чего же печалиться-то! – отвечали ему.
– Вот прикажу вас на первой же осине вздернуть, тогда не будете ржать.
– Ну уж это ты погоди, боярин, вздергивать-то нас… атаман тебя за это не похвалит.
– Атаман, атаман,? – в злобе кричал Никифоров,? – нашего атамана теперь небось волки съели!
– Зачем его волкам есть, он тебе вон баранов на корм гонит.
– Каких баранов?