Рефлексия

Рефлексия
Н.А. Дорендорфф

Эта история о потерянных людях, которые волей случая встречаются на страницах криминального боевика, и зачастую совершенно не понимают, как они должны действовать. Неуместная тяга к философствованию и странный юмор – единственные вещи, которые их объединяют. Вместе героям предстоит прожить несколько насыщенных событиями дней, разочароваться в собственных идеалах и, возможно, даже умереть. Книга содержит нецензурную брань.

Рефлексия

Н.А. Дорендорфф

© Н.А. Дорендорфф, 2022

ISBN 978-5-0056-8732-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Знакомство с вечно задумчивым Мори»

«86 год по календарю де Индра[1 - Антуан де Индра – первый правитель Тенебриса. Некоторые считают его диктатором, а некоторые спасителем. Официальный календарь начинается с первого года его правления.],

Местность за пределами Тенебриса[2 - Самый большой и экономически развитый город Нового мира.]»

Холодный хирургический стол. Мне очень больно и некомфортно, хочется разреветься от злобы и обиды, но я держусь. Мне кажется, что люди, похитившие меня, недостойны моих слез. Я изо всех сил стараюсь выглядеть сильным, но с каждой секундой мне все сложнее и сложнее. Надо мной склоняется человек, седые волосы собраны в косичку, глаза стеклянные, его рот шевелится, но я не могу разобрать слов. Он берет мою голову, и я ощущаю резкий взрыв боли. Перед тем как окончательно отключиться, в сознании ясно отпечатываются слова: «Иногда сладкое забытье намного лучше горькой правды. Приятных грез».

Я влетел в жизнь с мыслью, что скоро умру и меня стошнило. Я безумно устал от этих снов. Нужно перестать запивать розовый лед[3 - Популярный эйфоретик.] алкоголем, иначе у меня окончательно съедет крыша. Я осмотрел все тело, убедился в присутствии необходимых для передвижения членов (когда я сказал про необходимые для передвижения члены одному своему товарищу, тот хохотал минут пять и назвал меня придурком, люди странные), попытался нашарить на тумбе пачку сигарет, но сознание пронзила грустная мысль: «Я же бросаю!». Зачем я снова решил бросить? Здоровье? Скорее я боюсь смерти и всего, что может к ней досрочно привести. Настырное, слишком яркое для глаз хронического алкоголика, солнце проникало в комнату даже сквозь закрытые шторы и словно специально подсвечивало остатки крабового салата в «Великом рвотном море». Нужно смотреть на вещи с должной нотой позитива. Я стараюсь придумывать названия неприятным вещам, чтобы смягчить их влияние на мое настроение.

Встал на ноги, потемнело в глазах и закружилась голова, я уже решил, что сейчас потеряю сознание, но, как только темнота немного прояснилась, прошло и головокружение. «По-медвежьи аккуратно» обошел то место, где мой желудок пару минут назад проиграл очередную битву (конечно же, я наступил в собственную блевоту, аллилуйя!) и направился в туалет, ясно осознавая, что потерпевший поражение в битве еще не проиграл войну. Белый кафель в ярком свете лампы неприятно резанул по глазам и заставил зажмуриться, я тряхнул головой и попытался умыться, смотря на мир одной третью глазных яблок из-под опухших, обидевшихся на туалетное освещение, век. Облился ледяной водой, чтобы хоть немного прийти в себя. Мои длинные волосы разметались в разные стороны и прилипли к телу (жуть как неприятно). Следом намочил высохшие глаза и хорошенько прополоскал рот. Чистить зубы лень, как, в общем-то, и бриться. Отвратительный привкус горечи во рту решил не покидать меня так быстро и продолжил вызывать новые спазмы в желудке. Я наклонился к крану и стал пить (вода не приносила никакого удовольствия и облегчения), снова намочил глаза, посмотрел на свое бледное лицо в зеркало и пошатываясь двинул к комоду: нужно одеться, мне холодно.

Деревянные полы лениво поскрипывали, сочиняя свою музыку в такт моим босым шагам, голые ноги противно ныли и умоляли поскорее укутать их в теплые носки. Я с удовольствием удовлетворил их просьбу, в процессе обнаружив дырки на больших пальцах (все как у людей). Черные джинсы в обтяжку, теплый серый свитер с горлом и старые замшевые кроссовки – мой выбор сегодня. Стало тепло и уютно. Теперь музыка скрипучих полов находила в моем сердце отклик, а не раздражение.

Моя квартира (если я имею право называть ее своей) большая и просторная, в ней четыре уютных комнаты, они обставлены антикварной мебелью (слишком антикварной, предметы интерьера буквально рассыпаются при прикосновении: все тут напоминает о том, что жизнь всего сущего на Земле конечна и безрадостна). В доме, само собой, имеются и более удачные квартиры, но я выбрал эту, потому что тут есть ванна и работает водопровод. На четвертом этаже, например, рабочий водопровод сохранился только в одной квартире, из-за чего возникает много забавных ситуаций. И еще у меня целых четыре комнаты, многие тут ютятся в одной/двух.

В моем «антикварном» (гниющем) комоде помимо старости и насекомых, имеются элегантные костюмы и дорогие туфли, оставленные тут предыдущими владельцами столетия назад. Туфли переливаются словно бриллианты своими лакированными пузатыми боками, а костюмы выглядят до ужаса стильно и необычно. Жаль только, что я не люблю такую одежду, ухаживать за подобными вещами и носить их, как по мне, неудобно, намного проще надеть футболку и джинсы. И все же для некоторых реликвий старого мира я иногда делаю исключение. В большом (и тоже слишком «антикварном») шкафу у двери висят платья и шубы. Периодически я надеваю их и не потому, что ассоциирую себя с женщиной… нет, просто ношение вещей противоположного пола не противоречит моей философии… Я вообще против разделения гардероба на мужское и женское. Такое разграничение кажется мне странным. Ну и несмотря на то что я не особо забочусь о своем внешнем виде, мне иногда хочется выглядеть необычно или даже… скорее вызывающе. Мне абсолютно непонятно, откуда во мне появилась такая потребность, но я даю ей себя проявлять, а она взамен не превращается в невроз. В этот раз я надел на свой теплый свитер короткую черную шубку с меховым воротником.

Пыльное зеркало в коридоре отражало бледного, худощавого, парня в несуразной шубке поверх грязного свитера: все так, как я и привык. Мне нравится разглядывать свое отражение, и я не вижу ничего предосудительного в этой любви: часто изучаю свои глаза, скулы, иногда подолгу оцениваю образы в одежде, реже просто рассматриваю себя без особой цели. Последнее обычно бывает, когда мне становится грустно, тогда я смотрю в зеркало и говорю сам с собой, воображая, что пыльное изображение – кто-то из моих друзей или знакомых. В одиночестве очень сложно победить тоску и грусть. Они только сильнее будут въедаться в сознание. Человек существо социальное, как ни безотрадно мне это признавать.

Нужно быстрее спускаться в бар, иначе есть риск соприкоснуться с лениво витающей по квартире грустью. Она как маленькая птичка. Птичка эта очень любит садиться на плечо в самый неподходящий момент и нашептывать всякие гадости: грусть-колибри… или может грусть-попугай? Колибри ведь боятся людей и не умеют говорить? А попугаи, наоборот, так ведь? Я совсем не мрачный человек, как может показаться из моих рассуждений, даже, напротив, часто бываю очень веселым, нужно только растормошить меня. Сейчас бы я с удовольствием чего-нибудь выпил и почесал языком о какой-нибудь заумной ерунде, чтобы немного отвлечься от реальности. Может нарушить правило и глотнуть пива в баре? У меня есть такое правило: три дня после пьянки не употреблять алкоголь. Может? А?

Я читал одну книгу… или повесть? Не помню. На протяжении всего сюжета главный герой пил, боролся с тошнотой и обещал себе, что больше никогда не будет брать в рот спиртное. Я тогда еще подумал, что со мной такого точно не случится. Не случилось? К чему шел, то и получил. А книга все равно интересная, правда, я совсем не помню кто ее автор. Все-таки в семнадцать я был намного более сообразительным.

Теперь точно пора спускаться: чем больше мыслей, тем объемнее грусть. Я поймал себя на том, что бесцельно смотрю в зеркало, разглядываю свою усталую бледную морду. Точно пора… Я живу на третьем этаже, пятиэтажного особняка. Четыре этажа заселены людьми, а пятый давно превратился в чердак, там мы храним всякое барахло. Дом этот очень старый, большая достопримечательность в прошлом. Во время Первой войны[4 - Война официального правительства с военизированными группировками, продолжалась с 30 по 35 годы по календарю де Индра.] здание почти полностью разрушили. Некоторое время тут жили бездомные. Потом его приобрела семья Марселя, моего хорошего друга. Особняк отстроили и несколько десятилетий он был родовым гнездом, но со смертью деда Марселя поместье забросили. Марсель выкупил дом с торгов лет десять назад, но лутума[5 - Местная валюта.] на реставрацию ему не хватило, а, возможно, он не захотел его реставрировать. Однажды я нашел на чердаке бюст мужчины и унес его к себе в комнату. Марсель зашел ко мне после обеда и попросил помочь в баре. Когда он входил, на его лице играла ленная улыбка, но стоило Марселю увидеть бюст, как он сорвался, схватил его и с силой бросил на пол, после неловко извинился и вышел. Вечером того же дня я пытался выпытать у Марселя причину его поступка, но он лишь сказал, что на бюсте изображен его дед, и он не хочет больше об этом говорить.

Всего в поместье живет человек двадцать, некоторых из них я не знаю лично, почти как в настоящих многоэтажных домах. Например, в комнате «29» живет кто-то, но этот кто-то никогда не выходит наружу и лишь иногда стонет или громко кричит. В «15» комнате живет семья: муж, жена и двое детей, но они презирают всех нас и не общаются ни с кем, кроме Марселя. Мне кажется, что эта семейная пара не понимает людей вроде нас, мы для них слишком странные и вычурные, что-то вроде оживших музейных экспонатов. Для них привычные собеседники – такие же скучные прагматики как они. В этом нет ничего плохого, миру нужны скучные прагматики. Обычно они хорошие родители и порядочные граждане. Мы даже к лутуму относимся по-разному: скучные прагматики копят на счастливое будущее, а люди вроде нас тратят на невыносимое настоящее. На самом деле, я людей вроде себя боюсь: мы в любой момент можем умереть или убить, мы нестабильные и странные, сами себе не можем объяснить, кто мы такие и для чего живем. Размазанные ценности, возможность в любой день оказаться голодным на улице, траты на ненужные вещи… и, наоборот, полное пренебрежение всем тем, что люди считают полезным… Я был бы ужасным родителем, по крайней мере, мне так кажется. Я думаю, что в конце концов все вещи оказались бы в ломбарде, а мы с детьми и женой на улице… Я не хочу трудиться и чего-то добиваться, я не двигаюсь, я стагнирую и подолгу размышляю вместо того, чтобы делать… а прагматики творят историю уже сейчас, поэтому я преклоняюсь перед ними и без тени зависти уступаю возможность заселить планету себе подобными.

Я быстро сбежал вниз по лестнице (хотя предприятие это рискованное, легко можно провалиться). На втором этаже меня встретил Дохлый. Тощий парень с безумными серыми глазами, в кожаных штанах и белой майке, другой одежды за все годы я на нем так и не увидел. Он вдруг в тринадцать лет решил, что болен синдромом Коттара[6 - Представляет собой редкое психическое расстройство, при котором пострадавший человек придерживается бредовой веры в то, что он мертв, не существует, разлагается или потерял свою кровь или внутренние органы.]. До этого Дохлый был абсолютно нормальным ребенком, можно сказать, что даже слишком нормальным: делал все как другие дети, практически под копирку, никогда не плакал, не капризничал. И вот, однажды утром этот обычный ребенок проснулся и заявил, что болен, стал избегать других детей и постоянно говорить о смерти. Его родители потратили последний лутум на врачей и таблетки, но это не помогло. Дохлый твердо стоял на своем: «Я трупак, дохляк, вы че не понимаете? От меня ж несет!» – говорил он всем. В конечном счете отец ушел из семьи, а мать постепенно смирилась и приняла парня таким, какой он есть.

– Привет, хрен моржовый, – Дохлый подошел и протянул мне руку. Как только я вытянул свою в ответ, парень показал мне средний палец и глупо захихикал.

– Ну здравствуй, засранец! – крикнул я ему в лицо и схватил его тощую, длинную лапу.

– Ты че? – он резко дернулся и попятился назад. – Ты весь в дохлятине теперь, в трупном яде! Я… я… не хочу причинить тебе вред! Ты совсем с ума сошел?! – закричал Дохлый и забился в угол.

– Ты вполне себе живой человек, идиот. Я бы посоветовал тебе обратиться к психиатру, но это уже явно не поможет.

– Это ты идиот, раз не видишь очевидных вещей. Вот… а еще ты выглядишь, как моя мама… зачем ты напялил на себя шубу? – Дохлый лихорадочно чесал свою лысую голову и тупо пялился на меня.

– Ну пусть я буду идиотом, уговорил. Да и с мамой твоей мы прям на одно лицо. Внимательный ты, однако.

– Одна шубка на двоих, – прошептал Дохлый в сторону и улыбнулся.

– Как скажешь, – я сел на перила и покатился вниз.

– Аккуратнее, нам еще один трупак тут не нужен, – донеслось мне напутствие Дохлого напоследок.

Стоя у двери на первом этаже, инстинктивно потянулся за сигаретой, но вспомнил, что все их выкинул. Дверь ведет в бар. Ну, мы так зовем это место. Скорее это банкетный (бальный?) зал в далеком прошлом. Большая комната с высокими потолками, Марсель обустроил тут все в стиле нуар, который полностью соответствует его внутреннему духу и настрою: темнота вокруг, лишь одна длинная барная стойка, подсвеченная парой тусклых ламп, выделяется из общего мрака. В зале, параллельно барной стойке, в шахматном порядке, располагаются шесть столиков. На каждом из них стоит светильник, и человек сам решает, хочет ли он выделить себя из тьмы или нет. Помимо светильника, на каждом столике лежат столовые приборы, пара журнальчиков (обычно о рыболовстве и охоте) и всегда стоит бутылка газированной воды. Также Марсель практически собственноручно сделал тут кухню, отгородив часть помещения. Дверка в нее находится за барной стойкой. На кухне обычно готовят только простые блюда: яичница с беконом, овсяная каша и т. д. Лишь изредка самые искусные кулинары среди нас берутся приготовить что-нибудь вкусное и более сложное на всех. Но если и берутся, то еды потом хватает надолго. В последний раз нам приготовили целый чан карри.

Я вошел и оказался в практически пустом баре. Народ всегда собирается ближе к шести-семи часам: ест, пьет, перебрасывается парой фраз и расходится. Шумно у нас тут бывает только по праздникам, или когда мы садимся играть в покер. За одним из столиков расположился Нормальный парень (НП). Я ему и дал это прозвище. Сначала он злился, ругался и однажды даже ударил меня по лицу, но потом привык и смирился. По мне, так он самый обычный человек, хоть и хочет казаться чем-то большим. За время, что я его знаю, он успел развестись и по уши погрязнуть в долгах. Теперь пьет с утра до вечера и периодически смеется, то ли над своей жизнью, то ли еще над чем. Смех у него ужасный, как гусиный гогот. Жена с ним, кстати, развелась не потому, что он неудачник или страдает манией величия (это она терпела), а потому, что он спал с ее братом целый год, думая, что она не знает. Но знала не только она, но и все в доме, включая меня. Жену его звали Лейла, и она была чудесным человеком, жаль, что я теперь не знаю, где она и что с ней. Все из-за мудака НП. Такой вот он говнюк, но я все равно испытываю к нему симпатию. Есть в его личности что-то харизматическое и притягивающее.

За другим столиком лениво зевал Дмитрий Петрович, полностью седой мужчина, лет шестидесяти пяти, только у него и Марселя есть официальное право носить полное имя (одна из реформ правительства обязала граждан покупать имена. Цена полного имени, включающего фамилию и отчество, равна 25 тысячам лутума при средней зарплате в 2—3 тысячи. Большая часть населения пользуется кличками и неофициальными именами). Хотя это и неудивительно, Дмитрий Петрович вроде какая-то шишка в Тенебрисе, по крайней мере, мне так кажется. Последние пару месяцев он приезжает к нам из города по выходным и проводит время либо молча выпивая, либо говоря со мной. С другими он почему-то не общается, сторонится их. Мне стало казаться, что он приезжает снова и снова только ради меня (странная мысль, но она не выходит из головы). На старике всегда классический костюм-тройка (коричневый или черный) с мятой голубой рубашкой, от него пахнет одеколоном и старостью. Маленькие зеленые глаза прикрыты очками с толстыми линзами. Мне нравится говорить с Дмитрием Петровичем о философии и книгах, но и во время интересного диалога меня все не покидает эта дурацкая мысль: «Почему старик общается только со мной?».

Марсель пританцовывал за стойкой с сигаретой в зубах и что-то размешивал в тазике (я вчера утром наливал туда воду для мытья полов!). На нем были его любимые кремовые брюки и белая шелковая рубашка с закатанными рукавами. Когда мы только познакомились, он был настоящим красавчиком, а теперь… теперь он сбрил свои кучерявые волосы и отрастил длиннющую бороду, чтобы скрыть свой третий подбородок (а, может, уже и четвертый), его карие глаза потускнели, в них зародилось отчаяние. Лицо покрылось первыми старческими морщинами. Теперь Марсель стал похож на очень усталого мужчину, я бы даже назвал его пенсионером, если бы не знал, что моему другу всего сорок один год. Возможно, так на него повлияло бездействие, необходимость проводить день за днем в праздности, невозможность влиять на мир и менять его. Он был деятелем, настоящим полководцем, но нигде не мог найти себе применение.

Я подошел вплотную к стойке, облокотился на нее и внушил себе, что я посетитель бара, обычный забулдыга, который пришел утолить жажду после тяжелого рабочего дня. Я постучал кулаком по дубовому покрытию, в процессе вспомнив про звоночек, и смеха ради стал стучать по нему. Весь бар наполнили противные звуки ржавого металла, который царапал сам себя и негромкий звон, пробивающийся сквозь этот шум. Марселя передернуло, он оторвался от перемешивания своего варева и направился ко мне.

– Добрый день, очень шумный молодой человек, чего изволите желать? Могу подать вам все. Не продаю только свои внутренние органы, далекие планеты и светлые мысли о будущем. Первое давно пришло в негодность, до второго мы никогда не доберемся, а третье отсутствует на фоне первых двух пунктов.

– А вы юморист, однако. Не пробовали выступать со своими шутками?

– Каждый божий день пробую. Давайте к делу: что вам подать? – Марсель улыбнулся, его глаза немного оживились, ему явно понравилась игра.

– Четыре пива и какие-нибудь орешки. Арахис может?

– Может или не может, вам решать. Вы сегодня с друзьями? Или это дамы? А вдруг все намного интереснее: инопланетные формы жизни, не имеющие пола? Не томите, бармен – существо любопытное.

– Друзей у меня нет, а вот соседи имеются. Скверные люди, но я отношусь к ним с должным уважением. Пиво – моя дань им. Засранцы, как монголо-татарское иго, если вовремя не напоить их, то они могут и нож в спину воткнуть. Вы понимаете меня?

– Понимаю, намного лучше, чем хотелось бы. Всю жизнь меня окружали подобные люди. Когда у меня было все, они улыбались и говорили со мной на «вы», а когда я стал простым барменом, они рассмеялись мне в лицо и стали обращаться не иначе как: «Эй ты!». Жизнь – глупая вещь, тут силу уважают намного больше, чем разум. Но вернемся к тривиальной реальности, золотая монета дороже любого слова. Понимаете, на что я намекаю? Мы живем не в том мире, где добрый взгляд и обещание могут прокормить человека.

– Я вас тоже прекрасно понимаю, глубокоуважаемый мудрец Марсель. Лутума у меня совсем нет, но есть кое-что другое, и я обещаю, что это вас точно не разочарует. Но сначала вы должны согласиться.

– Да вы настоящий дьявол, молодой человек. Согласись на то, сам не знаю что, и будет тебе счастье. Ну, я дьявола не боюсь. Не в том я уже возрасте, чтобы верить в сказки. Я согласен.

– Премного благодарен. Сейчас я выпью пиво, мои злобные соседи выпьют, и друзья этих говнюков тоже выпьют, а я когда-нибудь, не факт, что сегодня, расскажу вам занимательную историю, которая поднимет настроение столь прекрасному, совсем еще не пожилому, в полном… гхм… в частичном расцвете сил мужчине.

– Боже мой, настоящий дьявол. Но раз я уже согласился, хочу узнать напоследок, вы умеете придумывать необычные сюжеты? Слушать очередную историю из «бесконечного списка скуки» мне претит. Я за свою жизнь уже наслушался.

– Я профессиональный фантазер, ручаюсь, история будет занимательной.

– Ну что ж, заказ принят, – Марсель задумчиво выпустил в мою сторону пару колечек дыма, – наше заведение готово принять подобный способ оплаты.

– У меня есть еще одна просьба.