Дети-призраки

На этом разговор закончился и Анна, собрав свои вещи, покинула поликлинику. Лиза ещё долго вспоминала её потухшие глаза и скорбное лицо. Сколь же глубоко может быть человеческое горе? Глубиной как море или океан, а вероятно, и нет величины, какой можно его измерить. Иногда пациентам кажется, что доктора – люди, лишенные сочувствия и сострадания, ведь видя каждый день чью-то боль и муки, трудно сопереживать. Однако за броней цинизма скрываются личные драмы.

***

Впервые за несколько месяцев Лиза решилась позвонить родителям. Словно раненая тигрица в клетке, она металась по комнате, боясь подойти к телефону, будто одно прикосновение к трубке могло убить её. Страх и чувство вины испортили ей жизнь. Лиза разорвала старые связи, напоминавшие о сестре. Она была убеждена, что близкие ненавидят ее за смерть Кристины.

Дрожащей рукой Лиза взяла кувшин, он показался ей тяжелым, как гиря. Стакан воды освежил и унял волнение. Исчез привкус печали.

Вечера Лаврова проводила в пустой квартире, одиночество давило на нее, хоть она уже свыклась с ним. В комнате мягко горела настольная лампа, ее лучи искоса падали на красный телефон, отчего он приобретал цвет раскаленного железа. Тяжело вздохнув, Лиза села на диван и, наконец, сняла трубку. Телефонный номер матери она набирала, казалось, целую вечность. Они начали беседу с взаимных приветствий, мама посетовала на то, что дочь давно не звонила им. Часто возникали паузы, заполненные невысказанными словами.

– Когда ты вернешься? – спросила мама.

– Мама, я об этом не думаю, – крепко сжав телефонную трубку, осторожно ответила она.

– И все-таки я настаиваю на твоем возращении. Отец очень скучает.

– Я не могу приехать. Я этого просто не вынесу!

– Сколько можно себя корить и наказывать. Ты не виновата в смерти сестры, – мама, похоже, не собиралась отступать.

Лиза никогда не умела спорить с матерью, да и считала это излишним.

– Ты права, но мне нужно время, – со вздохом вымолвила она.

– Ты же помнишь, что завещала твоя бабка – если тебе плохо, дела идут хуже некуда, помогай другим. Все затраченные силы и добро, которое ты делаешь людям, вернется тебе с лихвой, – назидательно произнесла мать.

– Я помню.

– Как ты живешь теперь?

– У меня все прекрасно. Потихоньку обживаюсь на новом месте. Работа мне нравится. Мама, – Лиза хотела рассказать о том, что ее тревожило, но в последний момент передумала.

– Что Лизонька? – в голосе матери она угадала нотки беспокойства.

– Ничего, мама, просто мне пора, – тихо ответила Лиза.

Она забывала о гнетущем чувстве вины только за работой. Это было лекарством от всех бед, труд помогал не думать о проблемах и переживаниях. Но судьба все же настигла ее, через чужие страдания, напоминала ей о своих собственных.

***

Ночью существование в роддоме замирало на одно краткое мгновение, пока не раздавался крик новорожденного, а утром с первыми лучами солнца, в палатах, родильных боксах и детской комнате открывались окна. Поликлиника походила на огромный муравейник, в котором кипела работа. Младшие медицинские сестры приступали к уборке. Здесь неукоснительно соблюдались нормы санитарной обработки помещений, чистота ставилась во главу угла. Санитарки перестилали кровати, мыли пол и вытирали пыль. В пустой палате они завершали утреннюю уборку и обсуждали что-то. За разговором работа спорилась, а время летело незаметно. Лиза нередко становилась свидетелем таких бесед.

– Слушай, приходила эта безумная, – сказала санитарка Лескова.

Энергичная полная женщина, уже перешагнувшая порог пятидесятилетия. Полгода назад она стала бабушкой, чем очень гордилась.

– Таких здесь много, – лениво отозвалась санитарка Терентьева.

Она была противоположностью Лесковой – молодая, но абсолютно инертная девушка, редко проявлявшая инициативу.

– Ну, та, с такой странной фамилией. У которой еще ребенок умер совсем недавно, – напомнила Лескова, надевая на подушку, свежую наволочку.

– Потерина что ли? – пожав плечами, наугад предположила Терентьева.

Она елозила по полу шваброй так медленно, будто каждое движение давалось ей с большим трудом.

– Да, она самая. Так вот, Потерина эта, устроила истерику в кабинете Андрея Николаевича, – Лескова перестала работать, чтобы продолжить свой рассказ. – Она требовала показать ей, где захоронен ребеночек ейный. Ругалась, проклинала Поклонского, на чем свет стоит. Грозила судом, да и не только человеческим, а самым высшим, – Лескова в благоговейном ужасе закатила глаза к потолку. – Говорила, что судья разрешит эту… эскунацию.

– Эксгумацию, – коротко поправила ее Терентьева и тоже бросила работу, захваченная любопытством. – И что же Андрей Николаевич?

– А он лишь посмеялся и выбросил ее из кабинета. Сказал, что она сама во всем виновата. А бедняжка кричала и тарабанила в закрытую дверь. Эх, эх горько все это, – Лескова раздосадовано, покачала головой. – А знаешь, ведь и раньше было с ним такое. Однажды помер ребеночек у одной дамочки, она еще долго ходила за Андреем Николаевичем скандалила, обвинила, мол, украл он у нее дочку.

– Это правда? – ошарашено спросила Терентьева и швабра выпала у нее из рук.

– Тьфу ты, веришь, что ли ей. Она от горя с ума сошла, и не ведает, что говорит. Андрей Николаевич – хороший человек и врач от Бога. Он принял роды у моей дочки. Это ему я обязана жизнью внучки, до сих пор молюсь за его здравие, – она поцеловала крестик, висевший на шее.

– А откуда узнала? – полюбопытствовала Терентьева. – Подслушала, небось?

– Да, я рядом полы в фойе мыла, – невинно отвечала Лескова.

– Полы она мыла, любопытная варвара, – хмыкнула Терентьева.

В комнату вошла Лиза и осмотрелась. Уборка не сдвинулась и до середины, а через полчаса здесь должна разместиться роженица.

– Надо к одиннадцати подготовить палату, – предупредила доктор Лаврова младших медицинских сестер.

Они, переглянувшись, как заговорщицы, поспешно принялись за работу и продолжили ее в молчании.

***

Уверенность, с какой Анна Потерина боролась за правду, боролась за то, чтобы увидеть своего умершего ребенка, была достойна уважения. И заразительна. Кто-то мог пройти, равнодушно взирая на чужое горе, но Лиза не смогла. Конечно, она боялась потерять свое положение, поскольку совсем недавно получила должность в областной поликлинике, и этот страх заставлял сомневаться. Но сострадание оказалось сильнее, оно уменьшило страх, а муки совести из-за смерти сестры, заставили его вовсе исчезнуть. Жизнь бросила ей вызов. Лиза его приняла. Она должна помочь бывшей пациентке, чего бы ей это ни стоило, пусть даже репутации.

Перед вечерним обходом Лаврова заглянула в медицинский архив. Стоило перепроверить карту Анны Потериной, вдруг пропущена какая-то важная подробность. Порой даже без самой маленькой детали механизм не может работать.

В темной комнате, лишенной окон и дневного света, хранились сотни историй родов. Холодные бесстрастные листы бумаги – свидетели рождения и смерти. Лиза искала карточку на полке с буквой П.

– По, по, по! – невысокая Елизавета стояла на цыпочках, пытаясь дотянуться до верхней полки.

Наконец, она нашла историю и взяла ее из ряда плотно составленных карт. Доктор прислушивалась к каждому шороху за дверью, опасаясь быть пойманной за чтением карточки Анны Потериной, быстро просмотрела бланки анализов – во всех обнаружены отклонения. Но вот, что показалось необычным – в карте не осталось ни одного снимка ультразвукового исследования, будто их изъяли. Она перелистала описание родов. Ребенок в тазовом предлежании – опасный фактор не только для матери, но и для младенца. Врачебное заключение гласило: гидроцефалия, черепно-мозговая грыжа на стыке костей черепа, гипоксия тяжелой степени, пневмония.

Лиза дочитывала заключение, когда в архив зашла Мальцева с картой в руках. Администратора ни мало удивило то, как сосредоточенно Елизавета Михайловна читала историю родов. Лиза же заметно растерялась, что и выдало ее. Нет, ничего подозрительного не было в том, что Лаврова находилась здесь – врачи имеют доступ к картотеке, Мальцеву насторожило поведение доктора.

– Я… Я просто ищу кое-какую информацию, – нервно жестикулируя, оправдывалась она.

– Что смотрите? – улыбнувшись, ответила Мальцева и положила историю роженицы на стеллаж под буквой "Е".

Лиза медлила с ответом. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она читала карту Потериной. Вряд ли начальство обрадуется, узнав, что она усомнилась в правильности медицинского заключения.

– Да, это история из отделения патологии беременных, и я уже кладу ее на место. Интересный случай, – соврала Лиза и собиралась поставить карту, как вдруг из нее выпали результаты анализов.