Песок в раковине

Но тут, словно поняв её состояние, ей на выручку пришёл Поль, спросив:

– И не страшно, ведь здесь так безлюдно?

– Нет. – Ответила Анна. – Здесь спокойно. Когда жила в деревне с сектантами, было страшнее.

– И не говори. – Подхватил Анатолий Иванович. – Прямо нелюди какие-то.

– А что так? – Живо заинтересовался Игорь, и Анна пожалела, что вообще заикнулась об этом.

– Там пять молодых мужиков, один старик и трое парней. Вера у них какая-то… ну, очень уж строгая; женщин они не признают, вот и взъелись на Нюру. Диавольский, говорят, соблазн. Проходу не давали, чуть в доме не сожгли.

Игорь, усмотрев в этом что-то комичное, радостно рассмеялся, но Анне, которая очень живо всё помнила, было не до смеха. Впрочем, она ничего не сказала, боялась конфликта. Ей уже совершенно не хотелось общаться, и она почти не скрывала, что ждёт, когда её, наконец, оставят в покое. Обыкновенная женщина давно встала бы и сказала что-нибудь вроде: «Пора и баиньки, завтра рано вставать», но Анна не могла. Душевная слабость проявлялась и в этом – она не в состоянии была настаивать даже на том, на что вполне имела право. Она боялась не только грубого слова, но даже недоброго взгляда; душевная болезнь сделала её восприимчивой сверх всякой меры.

Как она и подумала вначале, уфологи собирались побывать на месте падения тунгусского тела. Что они там надеялись через сто лет отыскать, Анна так и не поняла, зато услышала много интересного и неожиданного, например, что тел было на самом деле два, и летели они навстречу друг другу. Игорь увлечённо, и, надо отдать ему должное, убедительно нарисовал картину гипотетического космического сражения между пришельцами, ловко обосновав и высокий уровень радиации, и странное положение упавшего леса, и путаницу в показаниях свидетелей. Даже скептически настроенная Анна почувствовала, как в груди шевелится сомнение, а Поль вообще слушал инсинуации своего русского друга с нескрываемым восторгом, иногда бросая на Анну и Иваныча ревнивые взгляды, как бы призывая их восхищаться с ним вместе и проверяя заодно – не сомневаются ли они?

– И вы собираетесь вдвоём, без оборудования, через сотню лет найти в тайге доказательства этой теории? – Спросила Анна.

– А ты не веришь в судьбу?! В предопределённость?! – Сверкая глазами и зубами, спросил Игорь. – Я верю, что такое сильное желание должно притянуть к себе удачу!

На миг стало так больно, что дух перехватило. Да что он знает о сильном желании?! Её ли желание не было сильным?!

– Пойдём с нами, Нюра! – Заметив, что потерял её внимание, напомнил о себе Игорь. – Тебе же интересно!

– Нет. – Покачала головой Анна. – Не могу я из дома надолго уходить. Куры у меня, козы; росомаха ходить повадилась.

– Пристрелить её, и всех делов! – Засмеялся уже порядочно захмелевший Игорь. – Хочешь, я пристрелю?

– Спасибо, надо будет, я сама управлюсь.

– Хорошо стреляешь? – С насмешкой, ясно показывавшей, как он относится к стреляющим женщинам, спросил Игорь. Но тут за Анну горячо вступился Иваныч:

– Да ей самые меткие охотники в подмётки не годятся! Уж если Нюра стреляет, то наповал, что росомаху, что марала, что белку. Биатлонистка!

– Что, ты правда, спортсменка? Ты?! – Игорь удивился так искренне, что Анну это оскорбило. Может, у неё и причёска не в порядке, и ногти стрёмные, и одёжка так себе, но не заметить в ней спортсменку – это уже через чур! Анна встала, и он, спохватившись, поймал её за руку:

– Да ладно, чё ты, обиделась, что ли?

– Мне козу доить пора. – Анна с силой отняла руку. – Спокойной ночи.

– Козу помочь подоить? – Крикнул вслед пьяный Игорь, но Анна не ответила, поняв, что сморозила глупость, и ещё больше расстроившись.

Зажгла дома керосиновую лампу и занялась своими делами. Приготовление зайца и грибов оставила на завтра, компот тоже; покормила собак, выглянула во двор – гости всё ещё сидели под черёмухой, спорили. Она услышала укоризненные интонации в голосе Поля и предупреждающие – в голосе Иваныча, поморщилась. Сказала громко:

– Вы то, что не съели, вывалите на тропинку, у спуска, здесь медвежонок ходит, он подберёт. А мусор закопайте, Иваныч покажет, где.

– Козу подоила? – Весело спросил Игорь. Анна, не ответив, закрыла дверь. Господи, когда же они свалят, наконец?

– Скорей бы утро. – Сказала она с досадой, и собаки согласно шевельнули хвостами в ответ.

С самого рождения жизнь Анны Полонской складывалась так, что она была в основном оторвана от сверстников, и её чувство реальности было искажено из-за долгой и не понятной болезни, которая кончилась так же странно, как началась и продолжалась. Когда её мать начала перехаживать десятый месяц беременности, врачи не очень встревожились, так как в те социалистические времена женщины частенько прибавляли себе недельку – другую сроку, чтобы пораньше уйти в декрет. Но когда все скидки на враньё были исчерпаны, врачи встревожились. Живи Анастасия Полонская в деревне или маленьком городе, может, она спокойно доносила бы своё странное потомство, но в Новосибирске, городе прогрессивном, её поместили в одну из лучших больниц и принялись активно стимулировать роды.

К огромному удивлению врачей, дети – мальчик и девочка, – родились недоношенными. Девочка показалась совершенно безнадёжной, а мальчик подавал какие-то признаки жизни, и, оставив девочку на произвол судьбы и санитарок, врачи начали активно спасать мальчика. В итоге мальчик, успевший получить имя Станислав, умер, а безымянная девочка начала медленно прибавлять в весе.

Названная Анной, девочка сразу начала удивлять врачей множеством непонятных и жутковатых аномалий. У неё было немного иное, нежели это принято ожидать, строение челюстей, не сказать, чтобы уродливое, но необычное, нехарактерное для нормальных людей, непривычной формы уши и избыток меди в крови – такой, что сама кровь имела немного пурпурный оттенок. После тщательной проверки оказалось, что её родители – люди абсолютно нормальные, но у её матери быстро возникла и начала развиваться патология матки и яичников. Не смотря на все старания врачей, она умерла от рака матки через год после родов. Больше ничего странного в её родителях врачи не нашли. Анной интересовались весьма серьёзные люди и одно время – даже органы, но в итоге её признали человеком, только странным – курьёзом генетики, чем-то вроде волосатой женщины, чешуйчатых людей или хвостатого мальчика. Ей не исполнилось ещё пяти лет, а её поместили в медицинские справочники как раз по соседству с чешуйчатыми.

Росла Анна по больницам и санаториям. Она не переносила многих веществ, у неё была редкая в те времена болезнь: аллергия, в первую очередь на снотворные и успокаивающие. Даже обычный анальгин валил её с ног, вызывая припадки и обмороки. Постоянные приступы аллергии на любую ерунду, тошнота, обмороки и галлюцинации были обычным состоянием маленькой Анны до двенадцати лет, пока у неё не пошли первые месячные. До этого времени она жила в интернате для детей-инвалидов, причём учителя занимались с нею индивидуально, так как она могла неадекватно отреагировать на голос или запах другого ученика.

И вдруг в двенадцать лет всё прошло. Анна быстро, за пару-другую месяцев, превратилась в нормальную, резкую, немного болезненную, но в меру, девочку-подростка с кучей комплексов и амбиций. Организм её каким-то образом научился балансировать содержание меди, по-прежнему ненормально высокое, но теперь стабильное, аллергии унялись и поддавались простым таблеткам, головокружения прошли, обмороки случались всё реже. Её определили в нормальную школу, но, не научившись общаться в раннем детстве, Анна с трудом и болезненными срывами постигала это простое искусство. У неё были феноменальные способности к точным наукам, особенно к химии и физике, но трудности с гуманитарными предметами и поведением. Она не привыкла к дисциплине, не желала признать себя одной из многих, будучи столько времени особенной, и не могла найти общего языка с коллективом. Новая жена её отца, мама Таня, отдала её в секцию биатлона почти в отчаянии, надеясь, что спорт поможет Анне научиться общаться.

И не ошиблась. Душой коллектива Анна не стала, но научилась работать в команде. В остальном спорт совершил настоящее чудо: Анна превратилась в физически довольно крепкую и потрясающе красивую девушку. Правда, красота её была того рода, что отпугивает мужчин и вызывает ненависть и зависть у женщин, поэтому счастья ей она не принесла. Холодная и несколько бесцветная блондинка, высокая, спортивная, с грацией теннисистки, какая угодно, но не хрупкая, она держалась слишком отстранённо и даже надменно. За этой надменностью скрывалась безграничная застенчивость и неуверенность в себе, но Анна очень удачно это скрывала. В эпоху перестройки отец открыл ей страшную тайну: что его фамилия на самом деле не Кузнецов, а Полонский, и они из очень древнего и знатного рода с польскими корнями. Это произвело на Анну сокрушительное впечатление. Поменяв фамилию, она ушла в свой собственный мир, где была графиней в изгнании, гордой, независимой и загадочной. Эта игра долгое время, пока она училась в университете и готовилась к Олимпиаде, помогала ей выживать и оставаться самой собой, пока она не встретилась с красавцем-баскетболистом без новосибирской прописки, но с огромными амбициями.

От скоропалительного и опрометчивого брака Анну пытались удержать все, кто только мог, начиная с мамы Тани и отца, и заканчивая тренером, который питал в связи с Анной самые радужные надежды. Но Анна была непреклонна. У неё не было романов и свиданий в отличие от менее красивых, но более коммуникабельных сверстниц, она не умела целоваться и не получала валентинок в феврале и роз в марте, а ей так этого хотелось! Она умела добиваться своего любой ценой, вот и добилась, получив в награду короткое и самое несчастливое и нелепое замужество, которое только можно было вообразить. Ни роз, ни валентинок она так и не дождалась: у её супруга была масса проектов, как ему обустроить Россию, и ни одного мало-мальски жизнеспособного плана на ближайшее будущее для себя и семьи. Естественно, денег на розы и даже на приличное питание у него тоже не было. Он то пытался торговать водкой – в то время на этом многие сколотили себе стартовый капитал, – но именно в тот момент, когда эта торговля накрылась окончательно; то взялся торговать «Гербалайфом» – когда в этом чудо – средстве уже разочаровались, и оно стало анекдотом; то покупал акции МММ – перед самым крахом этой пирамиды, так сказать, подкинул денежек её строителям на дорожку.… В общем, ему катастрофически не везло. При этом он не давал что-то делать и Анне, дико её ревнуя и обвиняя в изменах даже после пятиминутной отлучки в магазин. Конечно, ни об аспирантуре, ни о работе – Анна мечтала работать в зоопарке, – и речи не было. Она быстро разочаровалась в своём избраннике, но гордость мешала ей признаться в этом кому бы то ни было, и она отчаянно изображала счастливый брак. Долго. Пока не родила мальчика, такого же больного, как она сама.

Муж сразу же ушёл, заявив, что сердце у него болит, видеть страдания ребёнка, очень кстати обвинил Анну в том, что она передала сыну свою «гнилую голубую» кровь, и начал заново строить свою жизнь. Анна же начала свою борьбу за сына.

Она не верила врачам, не смотря ни на что, потому, что помнила свою собственную историю. Ей казалось, что это просто повторение её собственной судьбы, и считала месяцы и годы, которые оставались её Славику до двенадцати лет. Грянули годы ломки, отгремел путч, распался Союз, страна погрузилась в пучины беспредела и перемен. Люди жили, годами не получая денег, неизвестно, как и на что. Путь спасения такого больного ребёнка был устлан большими деньгами, и Анна отважно бросилась на их добывание. От рака мочеполовой системы умирал отец; погибла под колёсами автомобиля мама Таня. У Анны остались только Неродная бабушка, да сын, которого она любила безумно, наверное, даже несколько фанатично. Боюсь, кого-то оттолкнёт это, но Анна испробовала всё в гонке за деньгами. Она попытала счастья везде, где только можно, даже пыталась стать девочкой по вызову, но не могла ничего поделать со своей холодностью и гордостью, и быстро разочаровалась в себе, как в путане. Тогда она поступила в медучилище и успешно закончила его экстерном; это помогло не только найти постоянную работу, но и держать под контролем происходящее с её мальчиком. Признав аномалию желудочно-кишечного тракта ребёнка неизлечимой, врачи решились вырезать ему толстый кишечник, и проблема денег встала особенно остро. Сама операция была вполне удачной; у Анны тогда складывались странные, болезненно-романтичные отношения с лечащим врачом сына, и страшное напряжение и боль перемешивались с чем–то, очень похожим на классический дамский роман. С одной стороны – умирающий от рака отец, с другой – больной сын, который, как и она сама, не переносил наркотиков, даже самых слабых, что делало его реабилитацию особенно мучительной; и при всём при том: запутанные, но красивые и трогательные отношения с женатым мужчиной, который не скрывал, что безумно любит её.… Ну, и бывший муж, тоже, который не давал ей развод, не выписывался из квартиры, не навещал сына, не помогал никакими деньгами; свекровь, которая немного помогала, конечно, но при том долго, нудно и жестоко разглагольствовала о том, что она сама сделала бы всё гораздо лучше и правильнее.… Этот кошмарный период отнял у Анны все душевные силы. Она тихо сходила с ума.

Почему всё-таки не сошла, она и сама не могла потом понять. Когда умер отец, Анна продала его квартиру, чтобы потратить деньги на сына, но тут объявился муж. Он потребовал третью часть, пообещал развод и оставить её в покое, и Анна отдала ему деньги. Любовник, который деятельно помогал ей оформить продажу и развод, купил машину, пообещал развестись с женой и вдруг воспылал к супруге и детям неземными чувствами, раскаялся, сообщил Анне, что чувствует себя сволочью и подонком, но должен вернуться в семью, много наговорил ей о божьей воле, которая обрекает каждого жить с раз выбранным супругом, но деньги, которые «занял» у Анны на машину, не вернул – грянул дефолт.

Оставшиеся деньги исчезли в мгновение ока. Анна бросилась к процветающим тогда экстрасенсам, много узнала о сглазе, проклятиях, порче, карме и чакрах, потратила уйму времени и средств, и осталась ни с чем, потому, что сыну становилось всё хуже. Ей честно сказали в больнице, что его не спасти, но Анна решилась на совершенно уже безумный шаг: чтобы увезти его за границу, она пошла на криминал. У её внешности всегда было одно несомненное достоинство: её никто никогда ни в чём не подозревал. Воспользовавшись этим, она съездила в Польшу и привезла большую партию героина. Деньги появились, но поздно: сын не вынес повторной операции и умер, быстро, почти в одночасье, как говорили врачи – именно из-за своей аллергии на обезболивающие. Так что виновата была всё-таки Анна, её кровь.

Её внезапно покинули все силы, словно до того момента она жила только за счёт своей безумной любви к сыну и желания его спасти. Сына не стало, и она совершенно утратила волю к жизни. Бывший муж, который соизволил появиться на похоронах сына, свекровь, которая посчитала своим долгом поддержать нелюбимую невестку, решительно взяли Анну в оборот, и её заработанные преступлением деньги мигом исчезли неведомо, куда. Настала очередь гостинки. Анна чувствовала такую апатию.… Вернулись обмороки и галлюцинации, такие реальные: неведомые города, небо с двумя лунами… Она видела, что муж и свекровь намерены определить её в психушку, но не сопротивлялась. Ей казалось, что это неизбежно.

Но о ней не забыли те, для кого она привезла наркотики, и, поняв это, Анна испугалась по-настоящему. От этого могли пострадать окружающие, в первую очередь, Неродная бабушка, к ней единственной Анна продолжала испытывать добрые чувства. Потому в один прекрасный день она сбежала: забрала паспорт, фотографию сына, диплом, купила билет на Восток, на сколько хватило последних денег, и уехала.

В небольшом посёлке, куда забросила её судьба, она попыталась устроиться медсестрой в больницу, но быстро ушла оттуда, выяснив, что совершенно не способна больше жить с людьми. Что ненавидит мужчин, патологически боится секса, и не может общаться с женщинами – ибо о чём сплетничают женщины, как не о детях, сексе и мужчинах?.. Но именно эти темы были для Анны табу. Решение поселиться в заброшенной деревне пришло само собой и показалось идеальным. Её приветил старик-пасечник, по соседству с которым она поселилась, взял её под крыло и ненавязчиво, деликатно, с трогательной заботливостью, опекал и помогал ей, горожанке в пятом поколении, обживаться в лесу. Он никогда не спрашивал Анну, что привело красивую молодую образованную женщину в глушь и заставило чураться людей, и это Анну спасло. Она успокоилась, пригрелась возле по-настоящему доброго человека, отошла, забыла про галлюцинации, даже почувствовала себя выздоровевшей – что, разумеется, было не так. Её душевный недуг был слишком тяжёлым и запущенным, чтобы просто так оставить её, и нашествие сектантов вскрыло все старые болячки. У её друга начались проблемы с сердцем, и он уехал к сыну, а вместо него на пасеке поселился старый, вредный, нелюдимый и довольно противный дед. Анна познакомилась с Анатолием Ивановичем, который предложил ей поселиться в пустующей избе лесника, тоже уехавшего в город, и помог на первых порах. Он и посоветовал ей написать книгу о животных тайги, заметив как-то раз, до чего тонко Анна замечает и чувствует нюансы их поведения, их особенности и проблемы. Анна увлеклась и скоро снова почувствовала себя совсем спокойной. Только спокойствие это оказалось таким непрочным, таким хрупким…

Люди вновь ворвались в её жизнь, даже здесь, где она считала себя максимально изолированной от них. Нужно было это как-то перетерпеть, переждать, но Анна с ужасом ощущала, что не в состоянии это сделать. Боль готова была захлестнуть её с головой от одного неосторожного прикосновения, которого, как она чувствовала, было не избежать.

Голоса переместились со двора в сарай, зазвучали приглушённо. Теперь бы лечь, поспать, но предстоял ещё неизбежный визит Игоря, а Анна не хотела встречать его из постели. Села за стол, но чаю наливать уже не захотела. Она чувствовала себя страшно уставшей и уже заранее обиженной.

Игорь вошёл, небрежно постучав, тогда, когда она уже с робкой надеждой стала говорить себе, что преувеличила всё, как всегда, и зря обиделась на хорошего, в общем-то, парня. Собаки встретили гостя, подняв головы, недобрыми, но спокойными взглядами.

– Что ты их во двор не выгонишь? – Недовольно спросил Игорь. Высокий и широкоплечий, он занял сразу слишком много места.

– Я же говорила: там медвежонок ходит по ночам. Я его прикормила – он хромал по весне. – Анна не встала со своего места за столом. Из-за тесноты Игорь сесть с ней рядом не мог, и вынужден был сесть напротив, что ему не очень-то понравилось. Замолчали. О горящую керосиновую лампу с тихим шелестом бились ночные бабочки; иногда падали рядом жёсткие жуки; всякая невесомая мелочь сгорала быстро и беззвучно. Игорь сидел и беззастенчиво разглядывал Анну. Нет, она сразу же всё поняла правильно: он смотрел на её чёрные обломанные ногти, на серые волосы, и не скрывал этого. Его это забавляло, усмешка в красивых серых глазах была явственной. Анна подумала, что может, и провела бы с ним часть ночи – просто потому, что не была ещё ни старухой, ни монашкой, – но гораздо больше, чем просто секса, ей хотелось тепла и приятных эмоций, а Игорь хотел получить секс, унизив её.

Пауза начинала её тяготить. Она не могла отказать, пока ей не предложили прямо, боялась какой-нибудь ответной издёвки. А он не начинал разговор, может, ждал, когда она набросится на него, такого шикарного? Наверное, у него были все основания полагать, что его внимание должно польстить такой, как она, он был, несомненно, очень красивым мужчиной. Только это совершенно не извиняло его в её глазах.

– Может, спать пойдём? – Наконец спросил Игорь.

– Иди. – Не шелохнувшись, ответила Анна. Он прищурился. Ему не нравился взгляд её больших зелёных глаз, сейчас, в полумраке, казавшихся просто огромными. Он видел в этих глазах какой-то упрёк самому себе, и это его напрягало. Он выпил лишнего, и это мешало ему оценить происходящее правильно. Превозмогая запрет, исходивший из этих глаз, он спросил с большей претензией, чем ему самому бы хотелось:

– Ты что, любишь, чтобы тебя поуламывали? Не старовата ли ты для этого? Покоя не дают амбиции юности?

– Может, всё-таки спать пойдёшь? – Мягко и холодно спросила Анна. Но он только начал.

– А ты? Ты же спать не ложилась потому, что меня ждала? Что ещё за заморочки?